— Певец приехал на гастроли в её родной город, — продолжает Мадам. — Девочка была на всех концертах. Выскакивала на сцену с букетами цветов, и певец целовал её в щёку. Конечно, она добилась своего. На второй день она вошла в его гостиничный номер, и вышла только утром. И больше не приходила на концерты. Нет, певец и вправду оказался хорошим человеком и красивым мужчиной. Он был нежен и ласков, остроумен и весел. Девочка ни о чём не жалела. Но она перестала верить в любовь. Знаете, почему? — Она смешала иллюзию и реальность, — отвечаю я. — Вы понимаете. Да, конечно. Лучше бы он оказался тупым и грязным хамом. Гораздо лучше. Девочка нашла бы другой идеал, или попросту продолжила любить образ певца. А так… это было похоже на зеркало. Любовь к отражению. Правдивому и безупречно чистому. Но она и впрямь встретилась со своей мечтой. Нашла идеал. А его надо любить на расстоянии. Я киваю. Конечно, Мадам… Разумеется, мудрая хозяйка борделя. Бесспорно, познавшая жизнь повелительница любви и секса. Я знаю. — Мадам, напомните, я уже заплатил вам? Женщина вздыхает. — Идёмте, Стрелок… Мы поднимаемся по лестнице. Коридор, двери. Мадам подводит меня к двери с номером «6», касается плеча. — Всего вам хорошего, Стрелок… Да, кстати, та история, что я рассказала — она случилась не со мной. Но я знаю много таких историй. 010 За дверью — не комната, а сад. Ночной сад, тихо стрекочут кузнечики, воздух прохладен и свеж, под ногами крепкая густая трава. А чего я, собственно говоря, ожидал? Гостиничного номера с расшатанной кроватью и мокрых от частых стирок простынь? Виртуальность тем и хороша, что внутреннее пространство своего дома можно делать сколь угодно большим. Иду на свет фонаря в траве. Движения медленные и вялые, сон почти отступил, смирившись, но нахлынула свинцовая усталость. Домик маленький, это то ли хорошая дача, то ли скромный коттедж. Никого нет. Фонарь светит одиноко и тоскливо. На мгновение мне кажется, что сердобольная Мадам решила оставить меня в одиночестве. Нет, вряд ли. Сочувствие сочувствием, а бизнес на первом месте. Сажусь перед фонарём — это старинная керосиновая лампа в закрытом сеткой корпусе. С такими спускаются в подземелья. В глубину. Вокруг лампы вьются мошки, колотятся о стекло, бессильно пытаясь ворваться в свет. Люди куда глупее мошек. Они всегда находят огонь, чтобы обжечь свои крылья. На то они и люди. Шагов я не слышу, просто на плечи мне ложатся руки. Неуверенно, робко. Словно привыкая. — Здесь всегда так тихо? — спрашиваю я. — Нет. Я вздрагиваю. Даже голос её мне знаком. — Всё зависит от гостей. — Мне нравится тишина, — говорю я, по-прежнему не оборачиваясь. — Мне тоже, — соглашается она. Может быть из желания понравиться. Может быть искренне. И я решаюсь обернуться. Она такая же, как на фотографии. В короткой юбке — не сексапильно-короткой, а просто в удобной летней одежде. В блузке дымчатого шёлка. На ногах серые босоножки, тёмные волосы стянуты на лбу ленточкой. Девушка смотрит на меня серьёзно, изучающе. Словно я не клиент, которого ей придётся обслуживать, а действительно гость, которого можно принять, а можно и выгнать в ночь. — Меня сегодня весь день называли Стрелком, — говорю я. — Но ты лучше зови меня Леонидом. Она кивает, соглашаясь. — И… если можно, — добавляю я. — Если можно, я буду звать тебя Викой. Девушка очень долго молчит, и я решаю, что невольно обидел её. Но она лишь спрашивает: — Почему? Я кого-то тебе напоминаю? — Да, — признаюсь я. — Всё равно я забудусь, и назову тебя так. Давай лучше избежим этого. — Давай, — соглашается она, садясь рядом, протягивает руки, греет их над фонарём, как над костром. — Я легко привыкаю к именам. — Я тоже. Мы сидим и молчим. Я чувствую, как потихоньку проваливаюсь — всё глубже и глубже… — Вика… — Что, Леонид? — Я буду большим дураком, если усну сейчас? — Не знаю, — говорит она. — Тяжёлый был день? — Тяжёлые ещё будут. — В доме есть кровать… как ты понимаешь. Я киваю. Не хочется вставать и уходить из живой тишины в мёртвую. — А если хочешь, я принесу тебе одеяло, — продолжает Вика. — Спасибо. Это будет просто здорово. Она встаёт, и я собираю остатки сил. Глубина, глубина, я не твой… отпусти меня, глубина… Вначале я сходил в туалет. Слава богу, провода от костюма и шлема достаточно длинные. Потом добрёл до тахты, упал на постель, отшвыривая подушку. В виртуальном шлеме и так голова задрана. К утру занемеет шея, но я не хочу сейчас уходить. — Вика, включай дип… — прошептал я «Виндоус-Хоум». Цветная метель, и я вновь в глубине. — Что ты сказал? — Вика стоит рядом. Та Вика, которая живая… почти… — Нет, ничего. Я беру одеяло, расстилаю на траве, ложусь. Девушка садится рядом. Смотрю на звёзды. Они так близко, они так заманчиво ярки. Мне не хватает лишь прозрачных тонких крыльев — чтобы взлететь и разбиться о невидимое стекло… — Вика, тебе не одиноко здесь, в глуши? — А почему ты решил, что это глушь? — Звёзды слишком яркие. — Нет. Здесь хорошо… Она ложится рядом, и я сдвигаюсь на одеяле, чтобы нам хватило места. — Ты любишь небо? — спрашивает Вика. — Да. Я люблю смотреть на звёзды. Только совершенно не знаю, как они называются. — А зачем им наши имена… — Вика касается моей руки. — Смотри, упала звезда. Прямо над нами. — Мы можем пойти и поискать её, — серьёзно говорю я. Вика отвечает не сразу, и я с ужасом понимаю, что сейчас придётся вставать. — Нет, — решает она. — Ты на ногах не держишься, Стрелок. Мы её поищем утром. Звезда как раз остынет, и можно будет взять её в руки.