— Утром слишком светло, — замечаю я. — Лучше завтра вечером. — Ты странный, — тихо говорит девушка. — Хорошо. Поищем завтра. — Ты находила когда-нибудь упавшую звезду? Вика молчит, но я чувствую, что она качает головой. — Виртуальность отняла у нас небо, — шепчу я. — Ты тоже это понял? — Конечно. Мир уходит в глубину. В отражение реальности. Зачем летать к Луне или Марсу, если здесь уже доступны любые планеты? Пропал азарт. Пропал интерес. — Зато развиваются электронные технологии. — Разве? «Восьмёрка» — это просто очень крутой «686»… — я намеренно называю «пентиум-про» непринятым именем. — Ничего нового не родилось за последние пять лет. Топчемся на месте. Вика тихо смеётся. — Господи… спор о развитии технологий… Леонид, ты ведь в борделе. — Знаю. Тебе неинтересно? — Интересно. Я… я просто отвыкла от таких разговоров. Она молчит, потом легонько касается моей щеки губами. — Спи. У тебя язык заплетается, Лёня. Не спорю. Мне не хочется с ней спорить. Тем более, что она права. Я закрываю глаза и засыпаю — мгновенно. 011 Мне снится сон. Мне часто снятся сны — за день сознание выматывается так, что разгрузка просто необходима. А сны для того и приходят, чтобы спасти нас от обилия впечатлений, досказать несказанное. Обычно я не запоминаю снов. Лишь сумбурные остатки вертятся в голове, так и не осознанные до конца. Но сейчас сон ярок и впечатывается в сознание. Может быть потому, что я сплю в виртуальности. Я стою на сцене, за тяжёлыми полотнищами занавесей. На сцене — человек с гитарой, он неподвижен, словно скован невидимыми цепями. Он поёт, но до меня не доносится слов. Между нами — глубина, ожившая, ставшая прозрачной стеной. И я напрягаюсь, пытаясь шагнуть к нему, разбить стену и услышать слова. Но глубина тяжела и упруга, словно резиновая плита. Меня отшвыривает обратно, я падаю на колени, замираю, не в силах пошевелиться. Певец поворачивает голову, смотрит на меня. Кажется, он начинает петь громче. Но я всё равно не слышу. Я скован глубиной, спелёнут. Я беспомощен. Певец кивает и отворачивается. Я вдруг понимаю, что это и есть Неудачник из «Лабиринта». Тот, кого я должен спасти… спасти, а не валяться на коленях под незримой резиновой тяжестью. Но сил всё равно нет. С противоположного конца сцены, из-за занавеса, появляется ещё один человек. Он в маскировочном комбинезоне, с винчестером в руках. Усмехается, глядя на меня, поднимает оружие. Это Алекс. «Нет!» — кричу я, но звук вязнет в глубине. Алекс стреляет. Пуля пробивает гриф гитары, взвизгивают струны, сворачиваясь упругими кольцами, барьер тишины лопается. Я вскакиваю, тяжесть исчезла, и певец недоумённо смотрит на убитую гитару, Алекс передёргивает затвор, а я уже бегу, прыгаю, сбиваю певца с ног, заслоняю собой. — Я говорил, что сделаю тебя, — произносит Алекс. Он стреляет, пуля входит мне в грудь, разрывает сердце, проходит насквозь и пронзает певца. Его тело вздрагивает и становится мёртвым. Это значит — всё. Значит — я не успел. Я поднимаюсь, иду на Алекса. Сердце уже не бьётся в груди, но что мне до того. Я дайвер. Единственный враг глубины, страж между мирами, тот, кто должен был успеть. Я привык жить без сердца. Меня так просто не убьёшь. Зал за спиной ревёт, аплодирует, свистит, топает ногами. — Я сделал тебя, — говорит Алекс, опуская винчестер. Из-за его спины выходит Вика. Протягивает вперёд руку — в ладони жирный серый пепел. — Я нашла ту звезду, — шепчет она. Разжимает ладонь. Пепел, кружась, стекает на пол. И тогда я умираю. Проснувшись, я жадно глотаю воздух. Уже рассвело. Воздух пьяняще свеж. Вика спит, прижавшись к моему плечу, зябко съёжившись. Хороший сон мне приснился… Как там в анекдоте про Фрейда… «Знаешь, доченька, бывают и просто сны…» А вообще-то, говорят, что спать в виртуальности — плохая примета. — Вика… — я трогаю её за плечо, она вздрагивает, но не просыпается. Встаю, укрываю её краем одеяла. Фонарь на траве потух, догорел. Иду в домик. Он маленький, там всего одна комната — роскошная спальня, ванная, туалет и кухня. Достаю из холодильника сливки, сыр, паштет. Варю кофе на маленькой плите, делаю бутерброды, складываю всё на маленький поднос, иду обратно к Вике. Она ещё спит. Глубина-глубина, я не твой… Что ж, неплохо отдохнул. Три часа дня. Я сходил в ванную. Привёл себя в порядок, даже зубы почистил, стянув шлем и зажав его под мышкой. Вернувшись в комнату, достал из холодильника банку лимонада, йогурт, кусок колбасы. Дурацкий набор, но какая разница, что я буду есть в реальности? Лишь бы набить желудок. Та Вика, что на дисплее компьютера, тоже дремлет. Я почувствовал лёгкий стыд, стыд перед программой, которой изменяю с человеком. deep Ввод. Глажу волосы Вики — почти настоящей Вики. Шепчу: — Пора вставать… Она просыпается. Недоумённо смотрит на меня, потом улыбается. — Спасибо. — За что? — Ну… я так здорово отдохнула. Нечасто получается… — Я принёс завтрак, — говорю я. — Это моя обязанность, — с деланным недовольством вздыхает Вика. — Спасибо, Леонид. Пьём кофе, едим бутерброды. Где-то далеко в лесу звенит птичий голос. — Мне снился плохой сон, — сообщает Вика. — Про сцену? — спрашиваю я, и сердце замирает, словно в него вновь вонзается пуля. — Нет. Словно я нашла упавшую звезду, а она уже догорела. Дотла. Сердце снова дрожит, отдаётся в висках, гулко и тоскливо. Спать в виртуальности — дурная примета. Какие связи протягивались между нами, уснувшими в глубине? Беззвучный шёпот и сонные гримасы, напрягшиеся мускулы и качнувшиеся ресницы — всё, всё переплавлялось в электронные импульсы и уносилось сквозь глубину.