— Вика… — я ложу руку на её плечо. — Не стоит загадывать, не стоит переживать. Глубине — пять лет. Она ещё ребёнок. Хватает всё, что попадается под руку, говорит глупости, смеётся и плачет невпопад. Мы не знаем, во что она вырастет. Не знаем, не появятся ли у неё братья и сёстры, которые будут лучше. Надо просто дать ей срок. — Надо дать ей цель, Лёня. Мы нырнули в этот мир, не разобравшись с тем, что осталось за спиной. Не умея жить в одном мире — породили другой. И не знаем, куда идти. К чему стремиться. — Цель появится, — без особой уверенности говорю я. — Опять-таки, дай срок… дай глубине осознать себя. — А может быть, она уже осознала? — говорит Вика насмешливо. — Ожила. Как в фантазиях людей, никогда в ней не бывавших? Может быть, среди нас ходят люди, которых нет в реальном мире? Отражения пустоты? Может быть, ты или я вовсе не существуем? И все наши представления о реальности — это фантазии ожившей сети? Мне вдруг становится страшно. Нет, я не склонен считать, что меня на самом деле нет. И за Вику почти спокоен. Но, кажется, я знаю кандидата на «отражение пустоты». А Вика продолжает, словно задавшись целью свести меня с ума. — Представь, как это может быть. Сотни тысяч, а может быть, уже миллион компьютеров включены в сеть постоянно. Потоки информации мчатся между континентами, оседают на хостах и роутерах, откладываются в памяти машин. Несуществующие пространства живут по своим законам, меняются. Падает листва с деревьев, наши шаги оставляют следы, наши голоса заставляют срываться лавины. Информация дублируется, путается, смешивается. Программы послушны, они создают муляжи, оболочки, но кто знает, как скоро оболочка наполнится подлинным разумом? — Любой хакер помрёт от смеха, слушая тебя, — говорю я деревянным голосом. — Я не хакер. Я просто смотрю на то, что происходит вокруг. И думаю, что увидел бы человек ниоткуда, появившись в Диптауне, твёрдо считая, что он настоящий и живой? Кривляющихся фигляров? Людей, которые бегают по «Лабиринту» и радостно убивают друг друга? Психопатов, оттягивающихся в борделях? Вокруг есть всё, что существует в реальности. Небо и солнце, горы и моря, города и дворцы. Пространства в пространствах, смешение времени и народов, достоинства и пороки. Всё! Всё и ничего. Нам нужно лишь то, что ненавистно в реальной жизни. Смерть, кровь, фальшивая красота и заимствованная мудрость. Так что подумает глубина о людях, если она научится думать? Я молчу. Я вспоминаю Неудачника, который убивает монстров из пистолета, но никогда не стреляет в игроков. Который не говорит своего имени и адреса. Который уже двое суток висит в виртуальности — но у него не заплетается от жажды язык и не подламываются ноги. Который не понимает, что убегающий от мутантов ребёнок — всего лишь сотня килобайт программы на сервере тридцать третьего уровня. Я вспоминаю слова Человека без лица — «Теперь кое-что изменилось». Это же была прямая подсказка — вместе с воспоминаниями о «Боссе-Невидимке» и «Заблудившемся Пойнте». Случилось то, что не имеет аналогов, кроме как в фольклоре. И меня начинает бить дрожь. Не может быть случайностей пятнадцать раз подряд — дайверы «Лабиринта» вытащили бы Неудачника… не препятствуй этому сама сеть. Неудачника некуда вытаскивать из глубины — он живёт лишь в этом мире. Он прикован к «Лабиринту», к миру выстрелов и предательств, крови и руин. Он погибает и оживает, не понимая, что происходит с ним. — Вика… — шепчу я. — Вика, не дай бог… — Что? — она смотрит на меня, и отступает на шаг. — Что с тобой? — Не дай бог, ты права… — шепчу я. — А мне кажется, что ты права… Она хватает меня за руку, сжимает, крепко, почти до боли, кричит: — На сколько ты ставил таймер? Где ты живёшь? Лёня, опомнись! Ты живой, ты настоящий! Я несу чушь, чушь! Мне делается смешно — Вика испугалась за меня. — Я в порядке, — говорю я. — Я живой и настоящий. У меня не дип-психоз. Но я знаю человека, который не может быть живым. Как ни странно, но Вика успокаивается. Я бы на её месте наоборот — ещё больше испугался. — Я тоже с такими встречалась… — заявляет она. Качаю головой. — Вика, я знаю человека, который ведёт себя, как в твоей фантазии. Не различает реальности и яви. Не ведает границы, живёт, а не играет в глубине. Она догадывается мгновенно: — В «Лабиринте»? — Да. — Это называется потерей реальности. Нервный срыв и ничего больше. — Я видел нервные срывы, — говорю я. — Это… это другое. — Лёнька, — Вика улыбается. — Я наговорила глупостей, а ты испугался… Знаешь, аналогии фальшивы. Мне хочется рассказать ей всё. Про Человека без лица и Неудачника. Про случайности, которые стали системой. Но я подписывал контракт, обещая конфиденциальность. И ещё — мне придётся сказать, что я дайвер. А у меня есть опыт таких признаний. Я догадываюсь, о чём думают девушки, целуясь с дайвером. «Сейчас он выйдет из глубины, и моё лицо превратится в маску из крошечных квадратиков-пикселей. Он свободен здесь, а я пленница…» Не хочу, чтобы Вика так думала. Не хочу, чтобы это стало стеной между нами. — Ты права… — шепчу я. И Вика прижимается ко мне. Мы стоим над обрывом, целуясь, и река ревёт под нами, а ветер треплет волосы. Одинокий птичий крик, секундный проблеск солнца в разрыве туч, ковёр листьев под ногами. Он мягкий и пахнет пряным. Я снимаю с Вики платье, а она помогает раздеться мне. Я целую её тело, мои губы касаются живого тепла, не я в глубине, это глубина во мне, это наш мир — вокруг, я не уйду отсюда никогда, мы затеряемся в этих лесах и найдём дорогу к горам, что видны из её окна. Вика что-то шепчет, но я не слышу слов — мы слишком глубоко, мы вышли за пределы всех пространств. Потом наступает короткий миг, когда пространства сливаются воедино. Мы вместе — сквозь расстояния и неизвестность. — Не уходи от меня, Стрелок, — шепчет Вика. — Только посмей уйти… — Я не уйду, — говорю я. Мы прижимаемся друг к другу, ветер скользит по коже, мокрая листва холодит спину. Я смотрю вверх, но тучи клубятся, кружат подо мной, ещё миг — и я упаду в небо, потеряюсь в реальностях вслед за Неудачником… — Кто ты, Лёня? Но я не могу ответить. Снова привлекаю Вику к себе, и наши губы соприкасаются, делая слова пустыми и ненужными. — Моё время кончается, — шепчет Вика. — Мне надо выходить… вот-вот… Я понимаю. Я обнимаю её ещё крепче, словно в моих силах остановить бег таймера на том конце невидимой нити, удержать Вику в глубине ещё минуту, ещё миг… — Приходи, — Вика вскидывает голову, приподнимается надо мной на локтях. — Приходи сегодня, я буду ждать. Киваю, тянусь к ней — но уже поздно. Её тело бледнеет и меркнет, рассыпается облаком сиреневых искр, платье на земле тает, словно пригоршня снега. Миг — и я остаюсь в одиночестве, под небом, которое просит упасть в него, затеряться в облачном тумане, стать ещё одним человеком, не знающим грани между мирами. И Вика будет со мною всегда, мы станем равны, и мне никогда не придётся отвечать поцелуем на вопрос… Я мотаю головой, с силой тычусь в жухлую листву. Это бывает. Всем дайверам знаком миг, когда хочется стать таким, как все. Надо бежать… Глубина-глубина, я не твой… отпусти меня, глубина! Экранчики перед глазами, холодный ветер из кондиционера. — Съела? — спросил я глубину. — Вкусно? Зубки не болят? Глубина молчала. Ей нечем ответить. Она вновь проиграла. Мир словно разломился на две половины. На ту, где была любовь, и на ту, где я катался по полу, обнимая пустоту. Будь проклято это раздвоение — после которого чувствуешь себя идиотом. Я снял шлем. Тело было ватным, разбитым. Отоспаться бы. Потянувшись, я вырвал кабель костюма из порта. — Сбой периферии! — испуганно сказала «Виндоус-Хоум». — Лёня, проверь разъёмы виртуального костюма! — Пауза, — приказал я. Распрямился, вставая. Костюм надо постирать. Я прошёл в ванную, разделся, влез под душ. Постоял полминуты, ловя запрокинутым лицом тугие струи воды. Потом подхватил с пола костюм, взял кусок хозяйственного мыла и занялся стиркой. Вот так обычно и портят дорогостоящие вещи — поленившись… или постыдившись… идти в химчистку. Предельно аккуратно выстирав костюм, я повесил его на плечики и зацепил на крюк над ванной. Потекли струйки воды. Выжимать ткань, внутри которой идут сотни проводков, датчиков и имитаторов давления — ещё большее безумие, чем стирка. Ладно, понадеемся на репутацию фирмы «Филипс». Может быть, они учли даже русскую безалаберность. Мой старый виртуальный костюм — китайский, но довольно приличный — валялся в шкафу. Я всё собирался его продать, но не находил время дать в сеть объявление. Теперь это меня радовало. Натянув трикотаж весёленькой раскраски, я прошёлся по комнате. Ничего. Немножко маловат стал, но пойдёт. Помахивая шнуром, я даже стал что-то насвистывать.