– Ага. Ты же к нему ездила? – Нет. Он купается в любви со своей девушкой, и я решила не мешать их идиллии. – Ника старательно давила из себя улыбку. «Врет», – подумал Алекс. – Я была у знакомых в Глазго. – А-а-а. – А как твои каникулы? Она заметно нервничала и все время ерзала на месте, перекладывая бутылку с одной руки в другую. Что-то с ней было не так. Алекс пристально вглядывался в ее лицо, но никак не мог понять что. Что-то с глазами. Определенно. Мари без особого энтузиазма принялась рассказывать об ужинах с родственниками, когда ее семья обсуждала будущее двойняшек. Ника слушала вполуха, удивляясь способности Маркел делать вид, что ничего не случилось. Она извинилась за то, что сказала тогда в библиотеке, и Ника простила ее. На самом деле или потому, что так было проще, – не разобралась еще. Потом решит. В животе стоял ком, ей было неуютно. Хотелось спросить Мари о том, что она видела на каникулах. Рассказать, что приезжала к матери и как последняя трусиха пряталась за деревом, выжидая, когда Рита выйдет, а вместо этого видела саму Мари. Как та поднималась по ступеням и жала кнопку вызова. Как открылась дверь. Зачем ты приходила к Рите, Мари? Что ты хотела от нее? Краем глаза она увидела, как Алекс закинул Стейси на плечо. – Ей пора спать, – с ухмылкой бросил он сестре. Мари показала «класс», и Алекс скрылся на лестнице. Ника сделала глубокий вдох. Доминик вынырнул из толпы танцующих и, схватив Мари за руку, увлек за собой. Он бы и Нику вытащил, но она выторговала себе полчаса на передышку после дороги. Сидела на диване, поджав под себя ноги, и сверлила взглядом спину Мари. Что же ты хотела узнать у Риты про меня? У Алекса было целое досье. При желании Мари не составило бы труда получить информацию. Рита не рассказала бы ничего нового. Ерунда. Стоило дождаться завтра или вернуться в школу и спросить. А потом в общении с Мари быть осторожной. Ника вспомнила, что подумала о ней, сидя на таком же диване в квартире Алекса несколько месяцев назад. «Она как олицетворение Джей Фо – такая же преданная». Но преданная не ей. И доверять Мари нужно очень осторожно. Убедившись, что никто не обращает на нее внимания, Ника переместилась на лестницу и, прислонившись к стене, закрыла глаза. Голова раскалывалась от духоты и громкой музыки, и девушка пожалела, что решилась приехать. На ощупь вытащила из кармана пузырек с обезболивающим, который купила в тот последний день у дома Риты, и проглотила пару таблеток. Ника прислонилась к стене, готовая провалиться в сон. – Наверху есть три спальни, можешь занять любую, – донесся издалека знакомый голос. – Только к Стейси не ложись, она после пива храпит. – Кто бы ты ни был – иди к черту! Я почти уснула, – пробубнила Ника. – Пойдем, покажу свободную комнату. Чья-то ладонь коснулась ее волос. Ника вздрогнула и через плечо посмотрела на Маркела: его взгляд был сосредоточенным, но таким уставшим. Она подчинилась. Алекс проводил ее в просторную комнату в конце коридора, и Ника с трудом поборола желание упасть на мягкую кровать и проспать несколько суток. Каникулы выдались ужасными. Из-за неудавшейся встречи с матерью, из-за гнетущих мыслей о семейке Маркелов, собственной одержимости и едва контролируемого желания снова наглотаться таблеток и провалиться в забытье. Минувшие дни Ника словно искала якорь – что-то или кого-то, кто схватит ее, удержит на поверхности, в сознании, приоткроет тайну будущего и заверит, что все наладится, решится, что те неуверенные шаги к нормальности были сделаны не зря и что ей нужно пытаться дальше, нужно идти, потому что выход – он совсем рядом. Вчера Ника даже позвонила Джейсону, хоть и обещала сама себе разорвать с ним все контакты, но все закончилось ссорой. Обвинениями в том, что она изменилась, продавшись новой жизни в элитном классе, мольбами вернуться, чтобы все было как прежде. И ей бы сдаться, ведь так проще, так спокойнее, но как бы тяжело ни было, уходя от Джейсона, Ника наконец убедилась в двух вещах: с ним они больше не встретятся, а прежняя жизнь ей теперь не нужна. Игнорируя манящую мягкость кровати, Ника прошла на лоджию. – В этой комнате всегда спит Мари, остальные вырубаются внизу, – сообщил Алекс. Тревожный ком в животе разрастался, давил изнутри. Ника спешно распахнула окно и, глубоко вдохнув, уставилась в темноту беззвездного неба. – Мне уйти? – тихо спросил Алекс где-то за спиной. Надо было что-то решить. Столько вопросов без ответов – достаточно, чтобы маяться над ними до конца жизни, а недомолвки в отношениях – то немногое, что можно сгладить здесь и сейчас. Но отчего-то Ника не решалась заговорить первой и лишь коротко пожала плечами. Мартовский ветер был холодным, но его настырные обжигающие порывы приятно остужали кожу. Снизу доносились приглушенные голоса веселящихся одноклассников. Алекс вдруг опустил ладони ей на плечи и зашептал, задевая губами волосы: – Прости меня. – За что? – За то, что я идиот. – Это не я, это твой бог простит. Алекс сжал ее плечи, и Ника стиснула зубы. Оба идиоты. Обнажили души друг перед другом и теперь страдают, не знают, что с этим делать. – Прости за чушь, которую нес тогда. Я так не думаю. Просто… просто испугался. – Что я использую тебя? Сердце колотилось в груди, в горле, в висках, и Ника задержала дыхание. Неужели он и вправду так решил? – Нет… нет. Испугался, что… – Алекс глубоко вздохнул и прислонился лбом к ее затылку, – что ты исчезнешь из моей жизни. Что я тебе не нужен так… Так, как ты нужна мне. Ника резко развернулась к нему и ударила ладонью по плечу. Зажмурилась, распахнула глаза и снова ударила. Перехватив ее руки, Алекс растерянно заморгал. Ника заметила яростные вспышки в его глазах, но сама была в такой ярости, что даже не боялась. Хотела вырваться, но Алекс крепко вцепился в ее запястья и прижал к своей груди. Его безумный взгляд блуждал по ее лицу – вправо-влево, – брови хмурились, недоверчиво сходились к переносице, а потом его лицо преобразила улыбка озарения, и он воскликнул: – Ну, конечно, ты в линзах! Ника опешила. – Ты в линзах, – повторил он. – А я понять не мог, что не так. – Как ты узнал? – Глаза светлее, – улыбнулся он так, словно разгадал самую главную тайну этого мира. – Прости, но цвет твоих глаз – он безумный, такого в природе не существует. Я много рисую, полутона отличить могу. – Понятно. – Алекс ослабил хватку, но Ника и не думала убирать руки. Тревожный ком в животе неожиданно уменьшился, и стало легче дышать. – Один почернел, а я в городе была, и… и… И она сдалась. Губы затряслись, Ника сжала их до боли, резко вырвала руки, вцепилась в его футболку и прильнула. Не плакала, но задышала шумно – в надежде, что этот резкий холодный воздух расправится с ее сомнениями и страхами, сотрет из памяти последние дни, подарит спокойствие. Ее плечи затряслись, и Алекс крепко обнял ее, дернул вверх, и Ника поддалась: обхватила его за шею руками, ногами обвила талию. Он опустился на пол, гладил ее по волосам, а она надрывно дышала, обнимая его все сильнее, и не знала, как остановиться. Его сердце билось в унисон с ее – яростно, тяжело. Кожа – жаркая. Запах тела – острый, опасный. Ника чувствовала, что нужно отпустить его, что еще чуть-чуть – и все может обернуться плохо. – Минуту. Еще одну минуту, – зашептала она, чувствуя слезы на щеках. – Пожалуйста… потерпи минуту. Алекс стиснул объятия, его плечи напряглись. – Потерплю. Не хочу тебя отпускать. Никогда. Ни-ко-гда. Ника глубоко вздохнула и отстранилась. Всмотрелась в его лицо: он держал глаза закрытыми, темные ресницы едва ощутимо вздрагивали, и тени от них тянулись к щекам тонкой размытой паутиной, губы сомкнуты, но не напряжены, челка падала на левый глаз. Ника убрала ее назад и увидела блеклый шрам над бровью, тонкий и длинный, кривой полосой тянущийся к виску. Странно, что ты прячешь его. Ты совсем не похож на того, кто боится изъянов в своей внешности. А может, она снова ошибалась и обо всех, за кого цеплялась, думала лучше, чем они того заслуживали? Так легко оправдать того, кто нравится… Алекс по-прежнему обнимал ее за талию, и Ника взяла его руку – ту, которую он резал тогда в переулке. Еще один шрам. Маленький, рваный и бугристый. Разглядывала его, почему-то решив, что шрамы, полученные случайно, должны выглядеть совсем не так, как этот. Или тот, на его виске. – Зачем резать себя? – тихо спросила она, прижав палец к его запястью. – Ярость так просто не проходит. Оно убивает и хочет еще. – Алекс облизал сухие губы, его веки затрепыхались, но глаза он не спешил открывать. – Иногда мне кажется, что если бы оно было из плоти и крови, то давно бы сожрало меня. – А ты не боишься, что однажды порежешь слишком глубоко? – Мертвому все равно, что он мертв. Ника не нашлась с ответом и прислонилась лбом к его лбу, тоже закрыв глаза, уверенная, что никогда не допустит, чтобы он порезал слишком глубоко. Никогда не допустит. Ника слушала его тихое мирное дыхание, ловила кожей холодный воздух и думала о том, как же это странно – сидеть здесь, прижавшись к нему, осознавать всю эту жуткую правду, понимать, на что на самом деле способен этот странный, жестокий и загадочный мир, и все равно чувствовать себя на своем месте. – Помнишь то вино у нас на дне рождения? – шепнул Алекс. – Угу. – Мне тогда от него крышу снесло, буквально от одного глотка. Ты когда на балкон зашла, я так испугался. Думал, разорву тебя на кусочки. Не знаю, что в этом вине, но Блодвинг… не знаю, не понимаю еще, как это связано. Но эта штука… она как будто подавляет меня и помогает тому… который внутри. – Она же и меня тогда угостила на прощальном костре. – Видимо, ты сильнее. Или эта тварь внутри тебя слабее. Не знаю. Вот и я не знаю. – Как ты с этим справляешься? – прошептала Ника. – В моей голове все время спорят два голоса… Я уже не знаю, где я, а где та, другая. Она становится слабее, и мне жутко больно. Это делает меня такой ничтожной, и тогда она вновь начинает доминировать над моим сознанием… Алекс положил ладони ей на шею, и Ника вздохнула. – Я хотела оставить все как есть. Даже думала, что эта вторая часть меня только плюс, она как бы уберегает меня от всего. – Ника шмыгнула носом, жмурясь. – Думала, что неделя вдали от тебя поможет мне стабилизироваться. Но по закону подлости все идет наперекосяк… Всегда. – И что случилось? – тихо спросил Алекс. – Ты же не ездила в Глазго, да? – Конечно, не ездила. Жила в хостеле в Ист-Энде. Через пару дней после начала каникул поехала в центр и увидела Блодвинг. Мне это просто показалось странным: что она делает в городе на каникулах в своем этом идиотском прикиде, с капюшоном на голове? Это она только в школе перед тобой красуется, а там тебя явно рядом не было. Вот я и проследила за ней. Ну, точнее, пыталась: гонялась по всему району, пока она не исчезла. – А где это было? – Сент-Джеймс, там она сейчас обитает, – упавшим голосом ответила Ника. – Кто обитает? Ада? – Нет, Рита Харт-Вуд. – Подожди, что-то я ничего не пойму: Ада привела тебя к дому матери, что ли? – Алекс отстранился от нее и наконец открыл глаза. Краснота исчезла, от одержимости не осталось следов. – Я и сама удивилась. Сначала даже не поняла, где нахожусь. Да я и не знала, что Рита живет сейчас там. – Ника провела рукой по волосам. – Блодвинг просто завернула за угол и растворилась в воздухе. И я увидела…