«Может, не нужно сразу влюбляться?» — одернула она себя и вздохнула, едва не произнеся вслух: «Поздно!» — …почему они пишут все, что придет в голову? Неужели нельзя их прогнать? — Вряд ли! Они буквально осаждают отель. Я просил управляющего призвать их к порядку, но он только развел руками — свобода слова! Да и то, что он может? Разве что напомнить им о правилах приличия. Но желтая пресса и правила приличия… сама понимаешь… — Ага, понимаю! — Кира кивнула. — Ну что, пойдем на пляж? — Пойдем. Только просто так они нас не выпустят. Придется тебе с ними поговорить. — Поговорить? О чем? — Рассказать, как ты нас спасала. Как гребла из последних сил, а я хрипел: «Только не бросай!» — и цеплялся за разные места… — Андрей! — Ну, нельзя огорчать прессу. Люди с утра там сидят, кофе обпились уже. Я, кстати, свое отработал. Успокоил общественность: мол, меня никто с яхты не сбрасывал. — И? — И все, сказал «ноу комментс», и был таков. — Ну вот, все оставил разгребать хрупкую наивную девушку. — Не хотел отбирать у тебя хлеб. Да и забыл я, по правде говоря, как дело было, — сказал он, подходя к Кире и схватив ее в охапку. — Нужно бы вспомнить, как ты меня спасала… А главное — как и за что я хватался… Через час, сходив в душ, Кира вышла к Андрею в полной боевой готовности: макияж, оранжевая маечка, джинсы, босоножки на шпильке. — Да, — протянул Андрей. — Вот это я понимаю, улов… Вот это, я понимаю, дары моря… — Сходишь со мной? — попросила Кира. — Я буду волноваться… — Схожу! — кивнул Андрей. Глава 4 Вы поедете на бал? Ницца, наши дни Получив подарок от жизни, посмотри — нет ли на нем цены. Стоило Кире с Андреем выйти из лифта, наперерез им, подчеркнуто доброжелательно улыбаясь, и включая на ходу диктофоны, целеустремленно направились молодой длинноволосый парень в рваных джинсах и гавайской рубашке, и коротко стриженная рыжая девушка в такой же одежде, туфлях на низком каблуке и с фигурой «унисекс». — Вы прибыли на бал? — Вы женаты? Следом за ними выдвинулись три фотокорреспондента, семеня по холлу зигзагами в поисках выгодного ракурса, и поблескивая на ходу объективами. Защелкали затворы, вспыхнули блицы, но Кира, не обращая внимания, шла к выходу. Когда она появилась на ступенях, ее сразу окружили человек десять пишущей братии, от уличного кафе бежали еще столько же. Вопросы посыпались, как пистолетные выстрелы. — Вы были знакомы друг с другом раньше или познакомились в Ницце? — Какие отношения связывают вас? — Расскажите, как вам это удалось — вытащить на берег сразу двоих, тонувшего мальчика и довольно крупного мужчину. — Вы занимались плаванием? Оглядев нацеленные на нее взгляды, диктофоны и фотообъективы, Кира собралась и взяла себя в руки. — На самом деле, — начала она по-французски, но испугалась, что забудет какие-нибудь слова, собьется, и перешла на русский. — На самом деле, это господин Войтов спас меня и мальчика. Мне не хватало сил удерживать мальчика над водой. Даже не знаю, что было бы, если бы Андрей… господин Войтов не подоспел. Нам так повезло, что он оказался в море, и что он такой сильный и смелый… Вопросы сыпались, как из рога изобилия, вдобавок повторялись, Кира отбивала их, как опытная спортсменка мячики на теннисном корте. Она ждала, когда вопросы закончатся и Акулы пера разойдутся, но похоже, это были напрасные ожидания. Краем глаза Кира заметила, как подъехала большая черная машина, как стоящий у входа в «Маджестик» швейцар открыл заднюю пассажирскую дверь. За ней угадывалась фигура женщины в светлом костюме. Немного помедлив, и не выходя из машины, женщина что-то сказала швейцару. Тот, почтительно поклонившись, закрыл дверь и отошел. — Нет, мы не были знакомы раньше, я же уже сказала, — продолжала отвечать Кира. — Мы познакомились в море… То есть потом познакомились, когда выбрались… Мы впервые встретились в море. — Прости, я не могу тут больше оставаться, — сказал Андрей, наклонившись к самому уху Киры. Затворы фотокамер защелкали. — Там стоит «Роллс-Ройс» моей матери. А я не хотел бы сейчас с ней встречаться. Слишком, знаешь ли, свежо… Кира посмотрела на машину, потом на Андрея. — Ты отлично справляешься, — подмигнул он. — Хоть портишь чудесную историю про Киру Морскую Спасительницу… И уже по-французски, сказал, повышая голос: — Дамы и господа, смею вас уверить, что наши отношения… которые вас, мадемуазель, так интересовали, — он нашел взглядом молодую журналистку с ярко-рыжими волосами, — складываются самым замечательным образом и пребывают в самой прекрасной стадии. И снова наклонился к Кире. — Вернусь через часок-другой. Мне нужно подписать кое-какие бумаги в банке. Он направился по улице в сторону порта, и фотокамеры защелкали ему вслед. — Я буду на пляже, наверное, — бросила она уходящему Андрею, и тот, обернувшись, улыбнулся. — Попробую к тебе присоединиться. На этот раз без пиджака. Следом за ним увязались было несколько журналистов, но Андрей бросил им на ходу, что отвечать на вопросы не будет, и ускорил шаг. «Роллс-Ройс» тем временем тронулся и, обогнув отель, въехал во внутренний двор. — Главное, что я хочу сказать: это господин Войтов спас меня и мальчика, — повторила Кира для верности и, вспомнив напутствие Андрея — уходить, как только возникнет первая пауза, сказала: — А теперь простите, я хотела бы вернуться в номер! Затворы камер отщелкали еще раз — теперь вслед уходящей Кире. Пройдя через холл, она дошла до лифта и нажала кнопку вызова. Зайти в номер, надеть купальник и сразу же отправиться к морю… Но в ясные планы уже вмешалась внешняя сила, сила случая, имевшая, похоже, немало преимуществ на том игровом поле, на котором, помимо своей воли, очутилась Кира. — Извините, мадемуазель, — раздался почтительный голос сзади. — С вами хотела бы встретиться мадам Войтова. Интонация, мимика, вся фигура управляющего добавляли к содержанию этой фразы столько оттенков смысла, что Кире потребовалось несколько долгих секунд, чтобы все их уловить. «Сама госпожа Войтова — вы ведь знаете, о ком я говорю — хочет с вами увидеться», — говорили его слегка приподнятые — очевидно, для обозначения важности сказанного — брови. «Это и для меня неожиданность», — добавляли его удивленно расширенные серые глаза. «Это включает вас в узкий круг избранных, в котором и я отчасти состою», — намекала довольно близкая дистанция, на которую он подошел, дабы сообщить известие. «Вы ведь понимаете, что от такого предложения никак нельзя отказываться?» — резюмировали его чуть развернутые в сторону плечи — будто он заранее уступал Кире проход, ожидая, что она сейчас же бросится к мадам Войтовой, на бегу уточнив направление. Первое, что мелькнуло в голове у Киры, кода она осознала сказанное: «Андрей ушел, только чтобы с ней не видеться». Воображение девушки тут же нарисовало нечто среднее между Пиковой дамой и крестной мамой русской мафии на Лазурном Берегу. «Что ей надо от меня?» Чувство обиды на Андрея — бросил одну на растерзание своей мамаши — скользнуло неприятной тенью. Но управляющий держался уверенно, и выглядел очень значительно. Да и место солидное. Не похитят же ее, в конце-то концов — вот так, из дорогого отеля, средь бела дня! «Вот так закрутился отпуск!» — подумала Кира. — Прошу, — управляющий жестом указал направление — в глубину холла, мимо ресепшен. — Она ждет вас в ресторане. И добавил тоном почти интимным: — Ее зовут Элеонора Леонидовна. В лучших традициях романов девятнадцатого века мадам Войтова ждала Киру в отдельном кабинете. Небольшое уютное помещение было оформлено под барокко: голубые с золотом стены, пышные завитки затейливых узоров, картины на стенах. Когда Кира вошла, Элеонора Леонидовна — похоже, без особого интереса, разглядывала одну из них. Она была худощавой, с короткой стрижкой и тщательно уложенными платиновыми волосами на маленькой головке. Легкое светлое платье доходило до середины икры, туфли на плоской подошве выдавали наличие артрита. — Здравствуйте, мадемуазель, — сказала мадам Войтова с приветливой полуулыбкой, развернувшись на звук шагов и эффектно продемонстрировав прямую осанку и элегантность движений. — Весьма признательна, что приняли мое приглашение. Кира подумала, что и картину она разглядывала именно для этого, чтобы эффектно развернуться. — Добрый день, Элеонора Леонидовна, — ответила Кира сдержанно. — О! Прошу вас, называйте меня Элина. Уверена, мы можем подружиться. Вы ведь уже подружились с моим сыном? Она состроила шутливую гримаску, в которой одновременно содержалось и приглашение не церемониться, и выражение симпатии. Но Кира невольно вспыхнула и смущенно закусила губу. Да и демонстрируемое дружелюбие было похоже на маску: глаза, смотревшие на Киру из-под искусственных, неестественно пышных для возраста мадам Войтовой ресниц, поблескивали холодно, как чуткие зоркие сканеры. — Прошу вас, Кира, простите мне мою излишнюю прямоту… Элеонора Леонидовна понизила голос, насытив его интимными шелковистыми нотками.