Он дернул ухом. – Мама, это Джек. И он очень красивая лама. Он даже выиграл на Блюберри Кинг этим летом. И предыдущим тоже. – Вряд ли это произведет на нее впечатление, но Джек заслуживает, чтобы его достижения стали достоянием общественности. – А, фестиваль Блюберри, – сказала мама. – Определенно одно из самых ярких событий лета. Я не смогла понять, она говорит серьезно или язвит. Зная маму, предположу, что это сарказм. К моему удивлению, мама открыла калитку и вошла в загончик. Она остановилась и уставилась на ламу. Джек подошел к своей любимой лужайке с одуванчиками и клевером и начал пастись, игнорируя нас обеих. – Санни не стала бы заводить просто лошадь или корову, не так ли? – сказала мама, наблюдая за ним. – Ну, лошади и коровы пахнут куда хуже. Он очень аккуратный, и ему не нужно большое пастбище. Он вполне доволен своим загончиком. Хотя я часто вывожу его гулять. Мама бросила на меня испуганный взгляд. – Ты же не собираешься взять его сегодня с нами? Должна признать, это соблазнительная идея. Моя шикарная горожанка мама прогуливает ламу по улицам родного города. Отличная иллюстрация для рождественской открытки. – Нет, я собиралась оставить его тут наслаждаться солнышком и щипать травку. – Джек поднял голову навстречу солнцу, словно соглашаясь с моим планом. Его ноздри дернулись. Я улыбнулась. – Как насчет того, чтобы пройтись по магазинам и поужинать на променаде? – В Бухте Дружбы есть променад? – Да, маленький. Мама почти впечатлилась. – В моем детстве здесь был только старый полуразрушенный пирс, куда старики ходили курить и ловить рыбу. – Думаю, ты удивишься, как там теперь мило. Именно в этот момент Джек направился к нам, обратив внимание на маму. На самом деле он побежал к ней с большим энтузиазмом, чем я когда-либо видела. Мама вскрикнула и попятилась. – Что он делает? – Гм-м, не уверена. – Я сделала шаг вперед, перегораживая ему путь. Он остановился, пританцовывая на месте и изгибая шею, чтобы увидеть маму. – Не очень утешительно, – заметила мама. Я потрепала Джека по носу. – Что ты делаешь, глупый мальчик? Ты что, решил наконец подойти и поздороваться? Он моргнул и задрал голову, и его ноздри опять затрепетали. – Мне кажется, он унюхал что-то, что ему нравится, – предположила я. И словно в подтверждение моих слов он вытянул шею у меня над плечом и обнюхал маму. И тут меня осенило. – Ты ела мятную конфету или что-то вроде? – «Тик-так». Там только половина – углеводы. Я не нашла в себе мужества сказать, что для размера и степени удовлетворенности от «Тик-така» это много. – Думаю, дело в этом. Джек любит мяту. – Дать ему конфетку? – с паникой в голосе спросила она. – Да, конечно. – Я похлопала его по носу и сделала шаг назад, пытаясь заставить его отступить, но он был непоколебим. Мама порылась в сумочке и вытащила коробочку с мятными конфетами. – Положи на ладонь и протяни ему. – Софи, – с явной неуверенностью в голосе произнесла она, – может, ты это сделаешь? – Он правда ласковый, мам. К моему удивлению, мама вышла из-за моей спины и робко протянула ладонь, в центре которой лежала сиротливая мятная конфетка. Джек обнюхал ее и мягкими губами взял угощение. Мамино состояние было где-то между настороженностью и замешательством. – Думаю, если сравнивать с животными на скотном дворе, он не так плох, как свинья или корова. Пахнет он лучше, – признала она. – И у него симпатичная морда. Поразительно. Мне кажется, Джек – волшебная лама. Чтобы вызвать хотя бы каплю симпатии у моей мамы, надо быть единорогом. Где же ты прячешь свой рог, дружище? Мама неуверенно похлопала его по носу. Джек вытянул шею, и их носы почти соприкоснулись. Я выхватила телефон, стремясь запечатлеть этот момент. Мама и лама лицом к лицу. Папа ни за что не поверит без документального подтверждения. Но как только я включила экран, Джек мощно выдохнул через нос, растрепав идеальную мамину прическу. Она скорчила гримасу, закрыв глаза. – Ладно, думаю, хватит с меня животных. Я укоризненно взглянула на Джека. Малыш, ты же вел себя так хорошо. Джек моргнул в ответ без капли раскаяния. – Ладно, пойдем, – согласилась я, быстро глянув на получившуюся фотографию. Я запечатлела сцену на середине чиха. Папа оценит. Пока мама приглаживала волосы, я быстренько отправила ему снимок. Подавила улыбку и открыла калитку перед мамой, продолжавшей с отвращением морщиться. – Тут и правда очень мило, – сказала мама, сидя за столиком на променаде и рассматривая бухту. Она потягивала вино. Ресторан был полупустым – еще одно напоминание, что туристический сезон заканчивается. Официант в белой рубашке и черных брюках принес тушеные морепродукты. Моллюски с маслом на кетодиете позволены. И честно говоря, они такие же вкусные, как во фритюре. Надо запомнить на случай, если я решу последовать маминому совету и отказаться от углеводов. – Город и правда изменился, – добавила мама, открывая створки моллюска и окуная его в расплавленное масло. – Он стал поприличнее. Но опять-таки, это земля у океана. Она везде дорожает. Я знала, что окрестные дома сейчас стоят намного больше, чем в восьмидесятые, но я не воспринимала этот город престижным местом. Скорее, немного старомодным. Как по мне, это типичный приморский городок в Новой Англии. Но моя мама, работая в недвижимости, вешает ценник на любой дом. – Ты знаешь, я была не права, когда сказала, что не представляю, чтобы дом и паб Санни чего-то стоили. Ты могла бы выручить за них неплохую сумму. Я отпила вино и сказала прямо: – Я не собираюсь продавать ни дом, ни паб. Мне здесь очень нравится. Она какое-то время изучала меня, потом кивнула: – Ты выглядишь счастливой. Вот это прорыв. Я чуть не потеряла дар речи. Но не до конца. – Мама, почему ты уехала отсюда и никогда не возвращалась? Это и правда славное место. И откуда такие трения с бабушкой? Что произошло? Она глотнула еще вина и уставилась на воду. Над головой летали чайки, и их крики сливались с успокаивающим шумом волн. Я подумала, что она засмотрелась на красивый вид, но тут она повернулась ко мне. – Жизнь в этом городе была совсем другой по сравнению с тем, что сейчас. В детстве мы с твоей тетей жили на ферме. Это забавное место для ребенка, но потом мы пошли в школу и поняли, что отличаемся от остальных детей. Мы быстро выучили, что наши родители совсем не как у всех. Хиппи, отщепенцы, зеленые. Мы слышали все эти прозвища. Местные любили Санни и папу, но считали их странными. Бухта Дружбы была далека от лета любви. Здесь не протестовали против войны во Вьетнаме. Это был рыбацкий городок с несколькими состоятельными семьями. Люди здесь были серьезными. Твои бабушка и дедушка казались нетипичными и странными. И нас воспринимали так же. Я попыталась представить, на что это могло быть похоже. Наверное, трудно быть другим, когда хочется вписываться в общество. – Я ужасно хотела вступить в хоккейную команду девочек, но Санни сказала, что конкуренция – это плохо. Она формирует противоречивую натуру. Потери влияют на самооценку негативно. Лишают эмпатии. Вот ее слова. Ее космический взгляд на мир. – Она не видела преимуществ в том, чтобы быть командой? – Мне казалось, бабуле понравились бы товарищеские отношения и возможность быть частью общей цели. Мама покачала головой. – Она считала, что соперничество должно быть только внутри человека. Фокус на улучшении себя и более высоком уровне самосознания. – Она пожала плечами. – Думаю, во взрослом возрасте я могу видеть обе стороны. Но будучи тринадцатилетней девочкой, я просто хотела делать то же, что и другие дети. Я кивнула, сочувствуя той тринадцатилетней девочке, которой была моя мама. Более высокий уровень самосознания – довольно сложная концепция для ребенка. – Нас дразнили, потому что наши родители не были женаты, что не было нормой в этих краях. На эту тему в некоторых местах люди до сих пор смотрят косо. Не могу себе представить, на что это было похоже в семидесятых и восьмидесятых. – И я уверена, ваши имена были еще одним пунктом. Мама застонала. – Ты узнала об этом. Я кивнула. – Но надо отдать должное бабушке и дедушке за изобретательность.