Забрав с собой бокалы, они поднялись в спальню. Желтое платье ждало на застеленной кровати. – Садись, вот кресло, – тихо сказала Валерия. – Спасибо. – Теперь не смотри. Йона отвернулся. Валерия надела желтое платье и стала застегивать пуговки на лифе. – Не так часто я наряжаюсь в платья. Если только летом, когда еду в город, – сказала она своему отражению в зеркале. – Как красиво. – Не подглядывай, – улыбнулась она, застегивая последние пуговицы на груди. – Не могу. Валерия подошла к зеркалу и заколола влажные волосы шпильками. Йона смотрел на ее длинную шею; Валерия наклонилась и подкрасила губы. Взяв с ночного столика сережки, она села на кровать, стала вдевать их в уши – и встретилась взглядом с Йоной. – Мне кажется, я так реагирую из-за того случая в Мёрбю… мне до сих пор стыдно, – тихо сказала Валерия. – Даже предположить страшно, что ты про меня тогда подумал. – Одна из моих первых операций в качестве стокгольмского патрульного. – Йона опустил глаза. – Я была наркоманкой. – У каждого свой путь, так уж устроено. – Йона посмотрел ей в лицо. – Но ты так расстроился! Я же видела… и помню, как пыталась отнестись к этому с презрением. – У меня была только одна твоя фотография, из гимназии… ты не отвечала на письма, я отслужил и уехал за границу. – А я оказалась в Хинсеберге[2]. – Валерия… – Надо же было так бессмысленно, как-то не по-взрослому все исковеркать… А потом я опять чуть все не испортила. – Ты была не готова к тому, что я останусь на полицейской службе, – спокойно заметил Йона. – Ты хоть знаешь, почему я села в тюрьму? – Я читал приговор. Твоя вина была не больше моей. – Ладно. Просто, чтобы ты знал, что я вовсе не пай-девочка. – Ну-ну. Валерия не сводила с Йоны взгляда, словно хотела высмотреть в нем что-то еще, словно ей должно было открыться что-то, доселе скрытое. – Йона, – серьезно сказала она. – Я знаю, ты считаешь, что быть рядом с тобой опасно. Что ты подвергаешь опасности дорогих тебе людей. – Нет… – Ты долго мучился. Но разве обязательно мучиться всю жизнь? Глава 4 Йона съел еще одну, последнюю, порцию, хотя был уже сыт, Валерия водила кусочком хлеба по тарелке. Чтобы видеть друг друга, они переставили вазу с цветами. – Помнишь, как мы ходили на уроки гребли? – спросила Валерия, выливая остатки вина Йоне в бокал. – Я часто вспоминаю тот год. Тем летом они как-то заночевали вдвоем на островке в бухте. Островок был с двуспальную кровать; на нем уместились скала и пять деревьев. Валерия стерла с края бокала губную помаду и сказала, не глядя на Йону: – Кто знает, как пошла бы наша жизнь, если бы не та гроза. – Как же я был влюблен в тебя в гимназии. – Йона ощутил, как чувства снова захлестывают его. – А для меня ничего не кончилось. Йона положил руку на ее ладонь. У Валерии блестели глаза; она взяла еще хлеба. Йона вытер губы салфеткой и откинулся на скрипнувшую спинку стула. – Как Люми? – спросила Валерия. – Нравится ей в Париже? – Я звонил ей в субботу. Вроде довольна, собирается на какой-то праздник в “Пероттин” – галерею, которую я, как предполагается, должен знать… а я стал спрашивать, не слишком ли поздно все закончится и как она будет возвращаться домой. – Тревожный отец, – насмешливо констатировала Валерия. – Она сказала, что возьмет такси. Я, наверное, перегнул палку. Сказал, чтобы садилась прямо за водителем и обязательно пристегнулась. – Ну-ну, – улыбнулась Валерия. – Она явно хотела закончить разговор, но я не удержался, сказал, чтобы она сфотографировала удостоверение таксиста, отправила снимок мне… – А она ничего не прислала, да? – Не прислала, – рассмеялся Йона. – Подросткам нравится, когда о них заботятся, а не когда их в чем-то подозревают… не доверяют им. – Знаю. Просто я мыслю как полицейский – ничего не могу с собой поделать. Они еще посидели за столом – в бокалах осталось немного вина. Разговор пошел о садовом хозяйстве Валерии и о двух ее сыновьях. За окном кухни окончательно сгустилась тьма. Йона поблагодарил за ужин и стал убирать со стола. Валерия смущенно спросила: – Показать тебе, где гостевая? Звякнула лампа – Йона, вставая, ударился о нее головой. По скрипучей лестнице они поднялись в узкую комнатку с глубокой оконной нишей, и Йона остановился на пороге, за спиной у Валерии. Она обернулась и оказалась неожиданно близко, отступила назад, неловко указала на шкаф. – Там еще подушки… и пледы, если замерзнешь. – Спасибо. – Но если хочешь – можешь спать и в моей постели. – И Валерия потянула Йону за собой. На пороге спальни она повернулась, встала на цыпочки и поцеловала его. Йона обнял ее, приподнял и прошептал: – Устроим палатку из одеяла? – Как тогда, – улыбнулась Валерия, чувствуя, как забилось сердце. Она расстегнула на Йоне рубашку, обняла, взглянула на него. – Как странно… я помню твое тело, но тогда ты был просто долговязым мальчишкой. А теперь – гора мускулов, шрамы… Йона расстегнул на ней платье, поцеловал в шею под ухом, вгляделся в нее – стройную женщину с маленькой грудью. Он помнил, какие темные у нее соски. Теперь на обоих плечах красовались татуировки, руки стали мускулистыми, их покрывали царапины от ежевичных шипов. – Валерия… зачем ты такая красивая?