Дверь закрылась со щелчком — звук, похожий на облегчение. Моя рука поднялась, чтобы прикрыть рот, пытаясь заглушить вырвавшийся у меня всхлип. Слезы были ожидаемыми и неудержимыми, пока я сидела тут, пытаясь успокоиться. Я знала, что рано или поздно это произойдет. Я знала, что они найдут меня. Я знала, что они причинят мне боль ровно настолько, чтобы высказать свою точку зрения. И я, конечно, знала, что они ни за что не отпустят меня. Потому что я слишком много знала. У меня было слишком много грязи. Я могла бы посадить их на десятилетия. Я была помехой. С этим было легче справиться, когда я была слишком под кайфом, чтобы наплевать на все. Но я была совершенно другой проблемой, когда была чиста и трезва. Сколько времени пройдет, прежде чем они найдут способ заставить меня снова использовать, чтобы снова контролировать меня? Пока, в конце концов, это не убьет меня и не решит их проблему за них. Черт возьми, Митчелл, вероятно, был совершенно разочарован, когда я сказала, что у меня была передозировка и я пережила это. Я с трудом сглотнула, моя собственная слюна горела, как аккумуляторная кислота, когда я поднялась и пошла на онемевших ногах в спальню и в ванную, посмотреть на себя в зеркало. Это было ужасно. Я ожидала именно этого. Мой глаз был опухшим, белок внутри покраснел, область под ним приобрела голубоватый оттенок, который, как я знала, со временем только потемнеет. Мое горло было уродливым, длинные полосы синяков в форме пальцев по всей передней части. Опять же, они тоже потемнеют. Я подняла руки и вытерла слезы со щек, зная, что они бесполезны, зная, что нет причин плакать из-за ситуации, которую я не контролировала. В спальне обычный звонок мобильного телефона заставил мое сердце подскочить к горлу, когда я пошевелилась и нашла его под одеялом, на экране высветилось его имя. Лазарус. Добрый, милый, совершенный, заботливый, самоотверженный, заботливый Лазарус. Он вернется, увидит меня и потребует рассказать, что случилось, расспросит обо всех уродливых подробностях моей прежней жизни. У меня не будет другого выбора, кроме как рассказать ему. Тогда, что ж, я до мозга костей знаю, что произойдет. Он пойдет за ними из-за того, что они сделали со мной. И он, будучи крутым бывшим наркоманом, бывшим дилером, нынешним бойцом в клетке и охранником в подпольном бойцовском клубе, а также байкером-преступником, который торгует оружием, да, он может подумать, что сможет справиться с ними. Он не прислушается к доводам разума. И тогда он получит травму, скорее всего, смертельную. И это будет полностью моя вина. Я не смогу с этим жить. Не после всего, что он для меня сделал. Ни за что. Я должна уйти. Я должна научиться жить с последствиями своих действий. Он этого не сделает. Я ему не позволю. Мое сердце было огромной раной, когда я положила сотовый на тумбочку, когда он снова зазвонил. Я нашла свои ботинки и бумажник и решила, что мой телефон безнадежен, так что с ямой размером с Техас в животе, я вышла из квартиры. Я вышла из здания. Я оставила невозможную жизнь позади. Я должна была знать, что это не то, что может быть у кого-то вроде меня. Ничто из того, что я сделала в своей жизни, не указывало бы на то, что я заслуживаю всего, что мог предложить Лазарус. В каком-то смысле, может быть, было лучше, что я выбралась до того, как увязла слишком глубоко. Слишком поздно, сказало мое сердце. У моего мозга не было веских аргументов против этого. Потому что было уже слишком поздно. Я почти уверена, что влюбилась в Лазаруса. И, если боль, которую я почувствовала, войдя в свою квартиру, была чем-то особенным — это было абсолютно, совершенно мучительно. Глава 11 Лазарус — Тебе нужно сосредоточится, — предупредил Эдисон, наблюдая, как я нажимаю кнопку вызова в пятый раз подряд. Беспокойство свернулось клубком у меня в животе, готовое вырваться даже при малейшей провокации. Я сказал ей, что позвоню. И, может быть, если бы она спала или была в душе, я мог бы понять, пропустила ли она первые два или три звонка. Но четыре или пять? Каждое нервное окончание в моем теле испускало искры, говоря мне, что что-то не так. Все еще находясь на начальной стадии детоксикации, она была наполовину не в себе от необходимости как-то отвлечься. Она бы ждала звонка, о котором я ей сказал. Звонок перешел на голосовую почту, заставив мой желудок сжаться достаточно сильно, чтобы заставить меня вздрогнуть, убежденный, что была только одна веская причина, по которой она не брала трубку. И это, о, это было нехорошо. Ее не было в квартире. И единственная возможная причина, которую я мог придумать для этого, заключалась бы в том, что она не смогла справиться с этим в одиночку, было слишком рано ожидать, что она сможет не отступить. Со мной все было по-другому. Я так много поднимался и опускался. Меня избили, выпотрошили и использовали как пешку. Я прошел детоксикацию и подсел на препараты, которые они дают на ней. Я был арестован. У меня были годы проб и ошибок, прежде чем я, наконец, стал достаточно сильным, чтобы сделать все это самостоятельно. У нее этого не было. У нее даже не было такой долгой истории. Шесть месяцев? Она была ребенком в этом. Я думал, как оказалось, ошибочно, что это сработает в ее пользу. Может, если она вела такой образ жизни всего полгода, то не была так укоренившейся в своих привычках. Как только настоящие наркотики вышли из ее организма, и тяжелая фаза отказа тела закончилась, я думал, что она просто… приспособится. Глупо. Так чертовски глупо. Я же знал все лучше. Я даже не привел ее на чертову встречу бывших наркоманов. Эгоистично. Я был эгоистом. Я держал ее, пока она страдала. Я слушал, как она говорила о своей маме, своем отце, своей сестре. Я слушал ее болтовню о своем детстве и неудачной попытке поступить в колледж. Я наблюдал, как она общалась с моими друзьями, как будто это было самой естественной вещью в мире — находиться рядом с байкерами. Она видела, как я сражаюсь, и не отшатнулась от моего прикосновения. Потом, ну, секс. Гребаный лучший секс на свете. Я должен был меньше сосредотачиваться на том, как сильно я хотел попробовать ее киску на вкус, почувствовать, как она обвивается вокруг моего члена и сжимается, когда она кончает, и больше на том, как она на самом деле справлялась со всем.