Я посмотрела на обломок, который держала в руке. – Выглядит так, словно от какой-то мебели отлетела частичка шпона. Но! Края аккуратно обработаны, занозы не торчат. И находка не тонкая, это, скорей всего, кусок дерева, небольшой, но крепкий. И, похоже, старый. Давайте поищем, от чего отвалилась на первый взгляд пустяковина, которую держали в сейфе. Вероника села на кровать. – Ерунда вам в голову пришла. Ну, предположим, вы обнаружите стол-стул-консоль. И что? Дюдюня начала обходить спальню. – Приложим щепочку туда, откуда она отвалилась, и глянем, что получится. Тут кровать, тумбочка, кресло, лампа настольная. Предлагаю разделиться. Я осмотрю спальню и гостиную. Танюша, на тебе кухня и кабинет. Если ничего не найдем, продолжим поиски. – Возьму лучше гостевые помещения и кладовку, – возразила я. Вероника встала. – Коля ими не пользовался. Комнаты и чулан ему были без надобности. Я пошла к двери. – Вот поэтому и надо поискать там. Если щепочка открывает тайное отделение, то логично оборудовать его там, куда никто не ходит. Хозяйка тоже направилась в коридор. – Сюда очень редко кто вообще заглядывал и только по приглашению Коли. Муж очень уставал, хотел покоя. Если требовалось что-то срочное, то мы ему звонили по внутренней трубке. Дюдюня, которая на коленях стояла у тумбочки, повернулась. – Башня из слоновой кости. Запереться и ни с кем не общаться. Недостижимая мечта тех, кто живет в тесноте, и многодетных мам. – В тесноте, да не в обиде, – парировала Вероника. – А мы, те, у кого много деток, любим их безмерно. – Любить детей, конечно, правильно, – согласилась Дюдюня. – У ваших наследников у каждого было по комнате, так? – Да, – подтвердила хозяйка. – А у вас своя спальня, – продолжала Дюдюня, – можете уйти, дверь закрыть и отдохнуть в тишине. Если же семеро ютятся в однушке, плюс свекровь, да супруг с тобой всегда на тесном диване… Тут другой расклад. Желание расслабиться в одиночестве отнюдь не синоним «плохая мать». Наоборот. Измотанная баба всегда истерична. Дома порядок, обед-ужин-уроки сделаны, все постирано-поглажено, со свекровью поцелуйчики, мужа в постели обслужила – пошла в ванную… А из детской голосок: – Мам, пить хочу. И все! И сгорели предохранители! И хрясь кулаком в стену! И вопль: – Сдохните все, ненавижу! А потом истерика, доктор с уколом, гипертонический криз. Не превращай себя в идеальную мать, жену, невестку. Наплюй на пыль, вытрешь – она опять осядет. Успокойся! Ничего никому не доказывай. Просто купи себе что-нибудь. Сходи в баню! Съешь мороженое. Погуляй в одиночестве. Не знаю, что тебя обрадует, но делай это хоть раз в неделю. Ты не раба на галере. Я оставила Дюдюню и Веронику обсуждать интересную тему и пошла изучать кладовку. В ней было пусто, на стенах висели полки. Когда-то тут, наверное, хранили банки с вареньем, печенье, конфеты. Не найдя ничего в чулане, я переместилась в маленькую спальню и сразу поняла – тут делать нечего. Железная кровать из большого сетевого магазина, тумбочка ей под стать и шкаф-купе, модный лет двадцать назад. Вторая опочивальня была близнецом первой, и я направилась в кабинет. Путь лежал мимо встроенного шкафа с дверцами из матового стекла. Я притормозила, распахнула створки. Книги. Стоят на довольно пыльных прозрачных полках. Я сделала вдох, чихнула и услышала тихий стук. На день рождения Иван подарил мне серьги, они состоят из двух шариков. Один, маленький, со штырьком, который всовывается в дырочку в мочке, второй побольше, имеет отверстие, куда вставляется этот стерженек. Серьги-пирсинг. Мне они очень понравились. Одна беда: если я от всей души кашляю, чихаю или трясу головой, большой шарик может отвалиться, что и произошло сейчас. Я наклонилась, стала искать часть украшения и увидела на полу в одной паркетине пустое место. Забыв про серьгу, я вынула из пакетика щепочку и вставила ее в отверстие. Деревяшка подошла идеально. И… ничего не произошло. – Сюда! – заорала Дюдюня. – Сюда, я в кабинете. Ноги понесли меня по коридору, я влетела в рабочую комнату Николая и увидела Аду, та стояла около открытого люка. – Представляешь, – заговорила она, – осматриваю полки, и вдруг! Ш-ш-ш-ш! Крышка поднимается. Сделано идеально, никогда не подумаешь, что в полу есть тайный вход-выход куда-то. – Я вставила щепку в паркетину около шкафа с посудой в коридоре, – объяснила я, – тогда таинственным образом открылась крышка люка. Странно. Деревяшка очень нужная вещь. А она лежала в сейфе без конверта, коробки, просто валялась. Николай не боялся ее потерять? Что там внизу, интересно?! – Ой! – раздалось за спиной. – Там подвал? Я обернулась. – Вы не знали? Каменева медленно подошла к люку. – Нет. Муж никогда не говорил о цокольном помещении. – Давайте посмотрим, что внизу, – предложила Дюдюня, потом стала быстро спускаться по железной лесенке. – Там темно! – занервничала Вероника. – Надо фонарь принести. А я не помню: есть он у нас или нет? – В айфоне точно есть, – успокоила я ее, – и в моей сумке со всем необходимым тоже. Не успела я договорить, как внизу вспыхнул свет. – Я пошарила по стене руками, обнаружила выключатель – и получите ясный день, – сообщила снизу Ада. – Какая вы умная, – пролепетала Каменева, – мне бы в голову не пришло по стенам руками елозить. – Да это просто, – донесся из-под пола голос моей напарницы, – люди приучены к комфорту. Николай Петрович пользовался помещением, следовательно… Елки зеленые! Я поспешила к люку и без долгих размышлений спустилась в подземелье. Перед глазами открылся длинный коридор, стены которого были выложены плиткой. – Шагай вперед, – крикнула Ада, – я слева! – Ой-ой-ой, – запричитала за моей спиной Ника, – вот это да! Здесь можно на велосипеде кататься. Я прошла метров десять, увидела штору в стене и отодвинула ее. Перед глазами предстала комната. На полу лежала пара совсем недешевых ковров, несколько штук висело на стенах. – Прямо юрта, – нашла правильное сравнение Дюдюня, – половички-то антикварные. – Как вы это определили? – прошептала хозяйка дома. – Сейчас тоже такие есть! – Верно, – не стала спорить Ада, – но гляньте на левый коврик. У него что на кайме выткано? – «Тысяча девятьсот тринадцатый год – триста лет дому Романовых», – прочитала я, – и на остальных, что на стене, то же самое! – И на полу, – ахнула Вероника. – К торжественной дате небось приготовили массу сувениров, – предположила я, – всякие кружки, календари, предметы одежды. – Напольные покрытия выглядят как новые, – протянула Ника. – Настоящие туркменские ковры – произведение искусства, – сказала Ада, которая, похоже, знала все, – они есть в музеях. Путешественник Марко Поло с восторгом писал о них, называл лучшими в мире. Самый старый ковер, сотканный руками туркменок, так называемый Пазырский, датируется четвертым веком до нашей эры. Выглядит он прекрасно. Вероника, в подвале хранится целое состояние. За такие ковры можно ого-го сколько выручить. На чем лежит вон тот коврик? – Похоже, на софе без спинок, – подсказала я, – здесь когда-то была спальня. Пара стульев, столик. Раз, два, три, четыре спальных места. Мебель не современная. – Здесь кто-то жил? – ахнула Вероника. – Возможно, – согласилась я. – Господи, кто? – испугалась Ника. Ада развела руками. – Сомневаюсь, что мы узнаем ответ на этот вопрос. – Интересно, зачем тут звонок? – в свою очередь, удивилась я, рассматривая небольшой колокол с веревкой, он висел над небольшим отверстием в стене. Дюдюня дернула за веревку. Колокол мелодично запел. – Звук уходит в отверстие, – протянула Ада, – возможно, ранее в кабинете тоже оно было. Слуховая труба. Внизу позвонят, хозяин слышит. – Зачем? – пролепетала Ника. – Кто ж знает? – философски ответила Дюдюня. – Зимой тут, наверное, холодно. – Может, обогреватель ставили, – прошептала Вероника. – Кто здесь находился? – Давайте посмотрим, может, еще комнаты обнаружим, – предложила Дюдюня, – проверим, есть ли выход на улицу. Подземелье сделано качественно, прямо на века, но оборудовал его не Николай. – А кто? – удивилась Вероника. – Когда? – задала я свой вопрос.