Дюдюня показала на плитку, которой облицевали стены и пол. – Такую делали в конце девятнадцатого – начале двадцатого века. После революции выпускали уже другую, но запас старого кафеля, наверное, еще имелся у торговцев. Помещение могли оборудовать и после переворота. Думаю, его построили в промежуток с тысяча девятьсот тринадцатого по… ну… тысяча девятьсот двадцать какой-то год. А вот небольшой ремонт произвели в период с сорок шестого по пятидесятый. Подлатали, так сказать, подвальчик. – Как ты это определила? – спросила я. Дюдюня усмехнулась. – Долго живу на свете. Присмотрись. Плитка на стенах в основном темно-зеленая с орнаментом. Такой до сих пор облицованы в Москве подъезды очень старых домов. Она вечная. Но кое-где может отвалиться. Дюдюня показала пальцем на один серо-голубой прямоугольник, который резко выделялся на фоне общей картины. – Чем интересна эта штука? Я прищурилась. – Вроде ничем! – В центре Москвы старинный кафель не сбивают, просто латают. И здесь поступили так же. Вместо отпавших кусков прилепили другие, типа «кабанчик». Таня! Неужели ты не замечаешь тоненькую рамочку по всему периметру «заплатки»? – Точно! – подпрыгнула я. – Это надпись, – сказала Дюдюня, – можно прочитать. Давай! Декламируй. Я уткнулась носом в стену, прищурилась и произнесла: – «Слава великому Иосифу Виссарионовичу Сталину!» Ничего себе! Зачем его имя на плитке упоминать? – Из любви к диктатору, – улыбнулась Дюдюня. – Такую плитку начали выпускать спустя несколько лет после победы, она продавалась ящиками, в каждом непременно было несколько штук вот таких, с упоминанием вождя всех народов. Не каждый хотел укладывать дома сию «красоту», но выбросить плиточки с надписью было опасно. Увидит кто-то их в мусоре, сообщит куда надо: «Сергеева враг, она не любит Сталина». Но потом кто-то из высокого начальства возмутился: «Это что же получается, товарищи! „Кабанчиком“ не только метро, магазины, но и сортиры дома люди отделывают, на пол его кладут. Народ срет на имя вождя, топчет его ногами». И в пятидесятом прикрыли производство. Тех, кто производил облицовочный материал, объявили врагами народа и посадили. – Смотрите, – воскликнула Вероника, – здесь кухонька! Мы все втиснулись в другое крохотное пространство. Я увидела серый резервуар для воды, он висел над раковиной. Я подняла вверх палочку, которая торчала снизу. Жидкости внутри не было. – Стол! – заметила Дюдюня. – Очень старый, но сделан просто на века, полагаю, его купили… ну… может, когда подвал оборудовали, сейчас так качественно не мастерят. Хотя точно сказать трудно. Табуретки тех же времен. Тут определенно кто-то жил, надо пройти по коридору до конца, посмотреть, куда он приведет. Все согласны? Мы с Вероникой молча кивнули и вышли в коридор. – Для кого могли соорудить подземные хоромы? – стала рассуждать вслух Дюдюня. – Для беглого преступника, – предположила я. – Больного проказой, – выпалила Ада, – его хотели навечно запереть в лепрозории, но кто-то спрятал человека. – Проказа лечится, – произнесла Вероника. – Сейчас да, – согласилась Дюдюня, – но вспомните облицовочную плитку! Тоннель делали в начале двадцатого века, ремонтировали сразу после войны. Лекарства от проказы тогда не было. – Дом принадлежал родителям Николая, – напомнила я. – Возможно, это Игорь оборудовал подземелье? Ада Марковна быстро взглянула на меня, я отвела глаза в сторону. Похоже, мы с напарницей подумали об одном и том же. Вероятно, Игорь Шмаков использовал цоколь для развлечения с несчастными женщинами, которые попадали к нему в руки, но высказывать предположение вслух сейчас нельзя. Веронике Олеговне пока не надо знать, кем являлся биологический отец Николая. Хватит с нее похорон мужа, сына и обнаружения минус первого этажа в доме. Новость о тесте-маньяке и свекрови, которая помогала ему, может ее добить. – Нет, – воскликнула я, – ошиблась! Плитка-то выпущена в начале двадцатого века. Цоколь сделали очень давно. – Длинный какой коридор, – прошептала Вероника, – идем, идем, а конца ему все нет. – Есть, все на свете рано или поздно заканчивается, – оптимистично заметила Дюдюля, ускорила шаг и воскликнула: – А вот и дверь! Мы на самом деле оказались около запертой створки, на которой висел большой замок. – Такие замки пользовались популярностью в начале шестидесятых, – протянула Ада, – они не электронные. Просты, но надежны. Надо набрать код на лицевой стороне, потом самому отодвинуть засов, его держат лапки, они отстегиваются, когда замок открыт. – Ну и как узнать код? Может, спилить замок? Но тогда придется идти назад за инструментом. А дома дети, они начнут задавать вопросы. Я не хочу, чтобы кто-либо знал о месте, где мы сейчас находимся, – пригорюнилась Вероника. Дюдюля повернулась ко мне: – У тебя есть пудреница? – Да. Но при себе нет, – разочаровала я Аду. Вероника прислонилась к стене. – Естественно, сейчас ваш муж не рядом, и вы, Танечка, не дома. Не надо вам постоянно беспокоиться о своей внешности! Иногда простая короткая фраза, которую произнесли, не подумав, откроет вам правду о личной жизни другого человека. Ника упорно говорила нам, что ее отношения с Николаем остались романтичными даже после многих лет брака, нежные чувства у супругов не погасли, они любили, ценили, понимали друг друга. То, что «песня», исполняемая Вероникой, не совсем правдива, мне стало понятно в момент обнаружения цокольного этажа. Оказалось, что у Николая была тайна, в которую он жену не посвятил. И вот теперь фраза Каменевой: «Ваш муж не рядом, и вы, Танечка, не дома. Не надо постоянно беспокоиться о своей внешности». А теперь, положа руку на сердце, ответьте, только честно. Кто из вас спустя десять лет после свадьбы думает о том, как вы выглядите дома? Я не говорю об извечном желании похудеть, купить новое платье, речь идет не о семейных праздниках. Кстати, собираясь отмечать день рождения, для кого вы прихорашиваетесь? Чье мнение вас волнует? Гостей? Соседей? Коллег по работе? Мужа? У вас крепкий брак, супруг не ходит налево, вы тщательно продумываете наряд, макияж, прическу, когда ждете его с работы домой? Лично я со всеми моими избыточными килограммами разгуливаю по квартире в спортивном костюме, потому что хорошо знаю: Иван любит меня, его чувство не зависит от того, какие кудри я соорудила. Он ценит меня за другое. – Зачем вам пудра? – спросила Ника. – Чтобы открыть замок, – пояснила Дюдюня, – хочу применить старый, ныне забытый способ вычисления кода. Ника запустила руку в карман платья и вынула прямоугольную коробочку. – Вот. – Я в восторге, что у вас оказалась пудреница! – восхитилась Дюдюня, подняла крышку и заликовала: – Мой восторг достиг апогея. Вместо пуховки маленькая кисточка! Все как доктор прописал. – Я всегда ношу с собой косметику, – смутилась хозяйка дома, – у меня есть пигментные пятна. Коле они не нравились, поэтому я постоянно их прятала. Сейчас уже вроде и не надо их камуфлировать, но привычка – вторая натура. Пока Ника говорила, Дюдюня набрала на кисточку побольше пудры, нанесла на замок, потом легонько дунула. Часть порошка слетела, некоторые кнопки стали чистыми, а на трех осталась малая толика светло-розовой «пыли». Глава шестнадцатая – Ноль, четыре, семь! – обрадовалась Ада Марковна. – Так я и предполагала. На этих кнопках циферки почти не видны, на остальных они хорошо различимы. На три часто нажимали, поэтому краска стерлась, и порошок там прилип. – Вы настоящий детектив, – пришла в восторг Вероника, – я бы никогда до такого не додумалась. А почему пудра не на всех кнопочках осталась? – По той же причине, по какой обнаруживаются отпечатки пальцев, – улыбнулась Дюдюня. – На подушечках есть узор, грубо говоря, это вмятины и выпуклые места. Кожа человека выделяет жир, я касаюсь кнопок, остаются выделения, дисперсный состав просто к ним прилипает. Кроме того, если постоянно стучать по одной кнопке, на ней появятся микроскопические, невидимые глазу повреждения, в которых тоже задержится порошок. – У вас потрясающий ум! – продолжила восхищаться вдова. – Да нет, – отмахнулась Ада Марковна, нажимая на кнопки, – в детстве я попала в больницу, лежала там долго. Соседке по палате отец принес почитать энциклопедию юного следопыта. Девочка ею не заинтересовалась, а я книгу от корки до корки изучила. Это меня снабдило разными знаниями. Ага! Метод тыка сработал. Защелки, которые держали засов, отвалились. – Вперед, дамы! – радостно объявила Ада. – О! Думала, там выход во двор. А перед нами лестница наверх. – Как вы только додумались до этой комбинации? – зааплодировала Вероника. – Правильный набор тоже по пудре видно? – Нет, – усмехнулась Дюдюня, – метод тупого подбора. Ноль-четыре-семь, четыре-семь-ноль, семь-ноль-четыре и так далее. Сработало четыре-ноль-семь. Хорошо, что мало цифр. Я посмотрела на лестницу, которая вела вверх. – Я пойду первой, Вероника, вы вторая, Ада Марковна замыкающая. Сразу всем идти не стоит. Я самая тяжелая, если меня конструкция выдержит, то и вы пройдете. – Удобная лестница, – одобрила Дюдюня, – с перильцами, ступеньки широкие, массивные, на века делали, капитально. Я начала подниматься, добралась до верха, увидела, что лестница упирается в дверцу, из которой торчит ручка, и нажала на последнюю. Дверь не шевельнулась, меня охватило разочарование, наверное, заперта снаружи. – Что там? – крикнула Дюдюня. – Не открывается, – пропыхтела я, – тут ручка и замочная скважина. Сейчас попробую открыть дверь. – Как? – спросила Каменева. – Ключа же там нет. Или есть? Я начала рыться во внутренних карманах одежды. Ай да Танюша, ай да молодец, ай да умница. Хорошо, дорогая, что у тебя сработала чуйка и ты решила надеть рабочую жилетку, в которой выезжаешь на место преступления. Я не эксперт, ничего сама трогать не стану, но жизнь порой преподносит сюрпризы. Поэтому у меня с собой есть черная безрукавка, которая не привлекает внимания. С виду она самая обычная, но это только снаружи. Из воротника легко вытаскивается капюшон, что тоже не удивительно, сейчас многие модели имеют такую опцию. Основная фишка жилетки в «начинке», внутри у нее есть много карманчиков с разными вещами. У меня при себе есть отмычка, одноразовые перчатки, пакетики для улик, перочинный ножик с множеством разных приспособлений, таблетки для обеззараживания воды, шоколадка и еще кое-что. Я вытащила отмычку, не электронную, а простую. Со сложными, хитроумными замками она не справится. И ей не подвластны кнопочные замки, вроде того, что ловко открыла Дюдюня. Но примитивные, типа «английский» замок, «взломщица» легко откроет. – Давай, дорогая, – попросила я, вставляя штырек в скважину, – уж постарайся.