Часть 26 из 39 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Петя, почему нам надо вести разговор в чулане, где стоит доска для глажки?
– Потому что у детей длинные уши, солнышко, – ответил Петр Андреевич, – думаешь, что они в своей спальне чем-то заняты, или в гостиной в лото играют, начнешь с женой откровенную беседу о сложных проблемах, а из-за двери сопение. Все подростки не прочь подслушать, о чем родители говорят. Я таким же рос, поэтому выяснил много такого о своей родне, чего мне знать не следовало. Теперь события сложились так, что мне надо тебе много чего рассказать. Поэтому я и позвал тебя сюда. Где Коля?
– В своей комнате, уроки делает, – ответила мама, – на редкость ответственный мальчик.
– Алена чем занимается? – не утихал Петр Андреевич.
– Она на работе, – пояснила Инесса, – потом зайдет к Маше Федотовой.
Алена сняла шаль.
– Мама не ошиблась. Я на самом деле хотела посидеть у Манюни, прибежала к ней в гости. Но у подруги был сильно пьющий дед. В тот день он в очередной раз угостился водкой, Машка сказала:
– Лучше иди домой, старикашка сегодня особенно злой.
Вот я и очутилась в родной квартире. А она была такая огромная, если тихо войти, не орать: «Это я!» – то никто и не узнает, что ты вернулась.
– Хорошо, – обрадовался папа, – ей точно не стоит знать то, что я тебе сообщу.
Ну, услышав эти слова, я поняла: нужно затаиться, чтобы непременно услышать то, что мне сообщать не собирались. Я села на пол в душевой и развесила уши.
Алена наполнила наши чашки заваркой.
– Писатели любят фразу: «И судьба моего героя разделилась на до и после». Мне она в школьные годы казалась фальшиво-патетичной. Ну не может наша жизнь взять и стать в одночасье другой. Но когда я вышла из душевой и на цыпочках прокралась в свою спальню, вот тогда поняла: я теперь другой человек.
Алена отвернулась к стене.
– Пока вы ко мне ехали, сюда позвонил ваш начальник, Иван Никифорович, и попросил посмотреть материал, который он сбросил мне на почту. Я прочитала справку на родителей Николая. Но совершенно не удивилась. Коля умер?
Я кивнула:
– Да.
– Рак? – поинтересовалась Штих.
– Нет, Каменев ушел на тот свет здоровым, – пояснила я, – у него просто остановилось сердце.
– По какой причине? – осведомилась Алена.
Пришлось ответить:
– Неизвестно. Есть версия, что он чего-то очень испугался.
– В это мне верится с трудом, – сказала собеседница. – Коля, которого я помню, был всегда спокоен, как рептилия. Сильные эмоции он не демонстрировал. Но это объяснимо, если знать, как прошли его детские годы. Вы хотите разобраться в том, что с ним случилось?
– Это желание его жены Вероники, – уточнила я, – они учились в одном классе и не расставались, когда закончили школу.
– Ну надо же! – удивилась Алена. – Они поженились, Коля оказался однолюбом? Знаете, я приняла решение пойти учиться на психолога после того подслушанного в душевой разговора. Мне хотелось понять, почему люди, с виду вполне приличные, творят жуткие вещи. И при этом не нервничают, едят, пьют, любят своих детей, жен. Ну как это так? Утром примерный семьянин, а вечером монстр? Вдруг я сама когда-нибудь такой стану? Мне тогда было слегка за двадцать. Я училась в инязе, по совету папы овладела английским и испанским языками, собиралась работать переводчицей. Коля уже год как был моим братом. У нас сложились хорошие отношения. Я уже говорила, что он вел себя как взрослый. А я, несмотря на свой возраст, была послушной, тихой девочкой, которая до сих пор отчитывалась матери, если собралась посидеть, поболтать с подружкой у нее дома. Я была инфантильна, со всех сторон защищена родителями от любых неприятностей, не думала ни о хлебе насущном, ни о том, где взять денег на одежду и развлечения. Просто приходила к папе и говорила:
– Хочу новые босоножки.
– Конечно, солнышко, – улыбался Петр Андреевич и вынимал кошелек.
Я, конечно, знала, что отец – мой отчим. Но первый муж мамы был прочно забыт, мы сбежали от него, когда я еще была маленькой. То, что он пьяница, дебошир, драчун, помнится смутно. Для меня папа – это Петр Андреевич, и он на самом деле им являлся. Добрый, умный, красивый, щедрый, и…
Алена перевела дыхание.
– Давайте перескажу, что я услышала, сидя тише мыши в душевой. Разговор впечатался в мою память навсегда, я помню его почти дословно. Слушайте.
Глава двадцать седьмая
– Солнышко, – начал Петр, – прежде чем сообщить тебе всю правду, спрошу: как ты относишься к Коле?
– Замечательный мальчик, – ответила мама, – спокойный, рассудительный, не ведет себя как шкодливый щенок. Ответственный, отлично учится. Жаль, что ему так не повезло с родителями. Игорь и Кира чудовища.
– Милая, – остановил ее муж, – моральный урод в семье Шмаковых один – Игорь. Кира такая же его жертва, как и те несчастные, убитые садистом. А Коля…
– Одного не пойму! Как ты мог когда-то общаться с этим уродом? – перебила его Инесса. – Хорошо хоть ваши дружеские отношения прекратились много лет назад. В противном случае нас могли бы сейчас по допросам затаскать.
Петр протяжно вздохнул.
– Душенька, какая у меня фамилия?
– Каменев, – удивилась супруга.
– Верно. А кто мои родители?
– Ну… ты сирота, – ответила мама, – воспитан дальними родственниками, они давно умерли.
– И опять правильно, – подтвердил отец, – но я никогда не рассказывал тебе о своем родственнике Рудольфе Шмакове.
– Что? Ты состоял в родстве с Игорем?
– Да.
– О, боже!
– Ангел мой, просто спокойно меня выслушай. Много лет тому назад Федор Ильич Семенов, коренной житель деревни Кокошкино…
– Кокошкино! – перебила его жена. – Там расположен дом, в котором жил садист.
– Именно так, дорогая. И это крепкое, основательное здание ранее принадлежало местному жителю Илье Семенову. Но тот владел им только на бумаге, а на самом деле там жил местный священник, отец Владимир. После большевистского переворота он стал помогать дворянам, которые хотели сбежать из Советской России. Надо отдать ему должное, батюшка сумел создать целую организацию, привлек к работе Илью, его сына Федора и моего деда Георгия Шмакова. Он дворянин, но корни нашего аристократизма не древние. Дворянство наш прадедушка получил за подвиг в Крымской войне. Она длилась с тысяча восемьсот пятьдесят третьего по пятьдесят шестой год. В тысяча девятьсот семнадцатом дворянству Шмаковых исполнилось примерно шестьдесят лет, никак нельзя было считать себя потомком древних князей. Пусть хилые, но аристократические корни позволили моему деду получить образование в медико-хирургической академии в Москве. Где и как он свел знакомство с отцом Владимиром, неизвестно. Но Георгий Шмаков стал активным звеном в цепочке. Как переправляли людей? Мне ведома только часть пути. Семью беглецов доставляли в Кокошкино. Потом через подземный ход, который был сделан под домом священника, их выводили в другое село, прятали в телеге и увозили. Лежать в тесном пространстве, не шевелясь, сложная задача, а для маленьких детей практически невыполнимая. Поэтому мой дед делал всем уколы, не спрашивай, какой препарат он использовал. Как думаешь, что везли при себе беглецы? Учти, им разрешали взять только небольшую сумку. Одну на всех.
– Ну… наверное, документы и деньги, – предположила мама.
– Золотые монеты, – уточнил Петр, – семейные драгоценности. Шились специальные пояса, делались потайные карманы, камни прятались в женских высоких прическах, лифчиках, в детских пеленках. И дорога-то была в одну сторону. Частенько сбегала только часть семьи, молодая, здоровая, сильная. Старики, больные, грудные дети оставались в России.
– Это немыслимо! Бросить младенца! – возмутилась мама.
– Мыслимо, дорогая, – возразил отец, – если у тебя трое детей: двенадцати, десяти и восьми лет, а четвертый, годовалый последыш, то ради спасения старших самого младшего отдашь кому-нибудь в России. Крохотный ребенок обуза, его надо кормить по часам, он может заболеть, но главное: он может закричать в самый неподходящий момент, семью схватят чекисты, всех расстреляют на месте. И учти, убегая из родного дома, большинство нелегальных эмигрантов искренне полагали, что они на чужбине временно, большевиков непременно выгонят, они вернутся домой, родственники воссоединятся. Пока тебе все понятно?
– Да, – ответила жена.
– Тогда продолжаю, – сказал отец. – У моего деда был родной брат Рудольф. Имя он получил в честь звезды немого кино, актера Голливуда Рудольфа Валентино. Прабабушка обожала фильмы с его участием и, несмотря на протест мужа, назвала так ребенка. Крестили его Романом, а в документах записали Рудольфом. Руди старший брат Георгия, у него был сын подросток Игорь. А у Георгия появился на свет Андрей, мой отец. Все они, понятное дело, Шмаковы. В отличие от Георгия, который прилежно учился, стал врачом, женился, любил супругу, Рудольф вел себя иначе. Старший брат – оболтус, живший на деньги матери, был самозабвенным бездельником, но свою лень он оправдывал нежеланием работать на большевиков. Супругу Руди нашел себе под стать, такую же безалаберную особу. Она родила мальчика, вскоре поняла, что материнство – тяжкий труд, и сбежала. Игоря воспитывала бабушка. Георгий тщательно скрывал дворянское происхождение, и ему это удалось, потому что фамилия Шмаков не звучит аристократически. Оболенские, Трубецкие, Волконские, Толстые, вот тут сразу понятно – они родовитые. А, например, Акинфовы? Они небось простые люди. На самом деле род князей Акинфовых уходит корнями в тысяча пятьсот пятидесятый год. Или Второвы. Ну кто подумает, что эта княжеская фамилия существует с тысяча шестьсот шестидесятого года. К счастью для аристократов с не особенно известными фамилиями, большинство чекистов не разбиралось в истории дворянства, поэтому кое-кому удалось залечь на дно и спастись. Георгий поступил умно, в начале двадцатых он уехал со всей большой семьей Шмаковых из Москвы, перебрался в деревню и стал жить тихо. Врачей в те годы на селе уважали. Большевики доктором не интересовались. Доносы на него никто из местных не строчил, срабатывал инстинкт самосохранения: лекаря посадят, а кто тебе поможет, если ты занедужишь?
Живя в тесноте, трудно что-то скрыть от окружающих. Рудольф понял, что брат регулярно куда-то уезжает, пристал к нему с вопросами, и Георгий ему все рассказал. Рудольф изъявил желание ему помогать и начал тоже перевозить нелегальных эмигрантов.
Шмаковы устроились в селе Разуваево, Кокошкино от него недалеко. Первое время Георгий с Руди вместе забирали беженцев в Поповке и пускались в далекий путь. Им досталась длинная часть дороги. Потом мой дед заболел туберкулезом и лег в больницу. Рудольф взял в напарники своего сына Игоря.
Папа замолчал, потом продолжил:
– Я не велик ростом. Метр шестьдесят девять. Дед был примерно такой же. Все мужчины в семье Шмаковых не гиганты, щуплые. Поэтому и выглядели намного моложе своего возраста. Сколько лет было Игорю, когда отец его с собой возить стал, я не помню, может, четырнадцать-пятнадцать, но он выглядел лет на десять. Это очень важная информация. Через некоторое время после того Руди стал перевозить беглецов в компании с Игорем и здорово изменился. Он стал часто ездить в Москву, купил себе дорогие вещи. Соседи по деревне шушукались, потом одна из баб прямо спросила: «Руди, ты разбогател?» Брат деда не моргнув глазом сказал, что нашел хорошую работу, стал управляющим магазином. Крестьяне ему поверили. Прошло немного времени, прежде чем отец Владимир узнал, что не все эмигранты из тех, кого сопровождали Рудольф и Игорь, пересекали границу. Сотовых телефонов тогда не было, об интернете и не мечтали. Как дворяне убегали? Сначала семью вывозили из Москвы, она оказывалась в Кокошкине, из этой деревни через несколько дней перебиралась в Поповку. Там людей подхватывали Рудольф и Игорь. Их задачей было добраться до села Янино, там войти в лес и тайными тропами добраться до Клина. Это не один день пути. А в городе беглецов ждали уже другие проводники. В конечном итоге нелегальные эмигранты оказывались на границе с Финляндией, и окольными тропами их проводили на территорию суверенного государства. Начинался путь в Москве, он был долгим, опасным, утомительным физически. Да, существовала цепочка, но проверить, достигла ли семья цели, отец Владимир не мог. Да и как это сделать? Телега с беженцами добиралась до Клина, там их подхватывал другой человек. Перевозчики возвращались в Подмосковье и говорили:
– Все в порядке.
Более о судьбе тех, кто покидал Россию, священник ничего не знал. Оставалось лишь уповать на помощь Божию, надеяться, что все благополучно оказались в Финляндии, а оттуда уже спокойно поехали дальше в Европу.
Правда выяснилась случайно.
Отец Владимир организовал побег своему близкому другу с женой. Настоятель попросил приятеля постараться передать ему весточку. Он очень волновался о судьбе Матвея и Кати. Известие пришло через полтора года. Батюшку неожиданно пригласили на день рождения незнакомого ему оперного певца. Священник удивился, но приехал. Именинник встретил гостя радушно, в доме у него клубился народ. Вечер прошел в приятной обстановке. Когда, одетый в обычный костюм, так как скрывал свой сан, не поняв, почему его пригласили на праздник, отец Владимир покинул гостеприимный дом, то обнаружил в кармане пальто конверт без марки. Внутри были страницы, исписанные с двух сторон убористым почерком. Это оказалась долгожданная весточка от Кати, жены Матвея.
Глава двадцать восьмая
Послание батюшку шокировало. Екатерина сообщила, что Рудольф повез их с мужем из Поповки. Катя задремала и не может сказать, сколько времени они ехали. Проснулась она оттого, что крытая повозка резко остановилась.