– Может, – док вытирает руки белым полотенцем, – вы сделаете так, чтобы он совсем уснул? Ребенку не следует видеть некоторые вещи. Например, ножницы, которыми разрезают одежду. Они щелкают так, что Кайя сам напрягается, он помнит прикосновение холодного металла к коже и страх, что широкие хищные лезвия отхватят руку… …нога распухла. – Это случается при переломах. До города неделя пути галопом и напрямую, но Кайя не уверен, что храм работает. До границы – пара дней. И даже если Ллойд навстречу выедет… …перелом срастется быстрее. К инфекциям у Йена врожденный иммунитет. Воспаление не грозит. Боль Кайя снимает, да и завтра она сама пройдет. И значит, все будет в порядке. Беспокойство иррационально. Надо лишь продезинфицировать ссадины, зашить рану, которая снова начала кровить, и наложить повязку. Но док не верит на слово, он прощупывает голень, осторожно, бережно даже, опираясь сугубо на чутье. Потом соглашается с диагнозом. – Если вы и вправду видите то, что говорите, – он осторожно очищает поверхность раны, иглу берет тонкую, нитки – шелковые, – это чудесно. За такой дар любой доктор душу бы отдал… Пять швов. И шрам останется неприятным воспоминанием. – Я был бы рад, если бы мой дар ограничился только этим. – Кайя выбирает крупицы щебня и раствора из рыжих волос. Мягкие какие… пуховые. У Насти, интересно, такие же? А док замешивает в высокой миске гипс и замачивает бинты, пытаясь объяснить, что так будет лучше, гипсовая повязка куда надежней обычных. …Кайя? …все хорошо, сердце мое. Просто перелом. Ничего страшного. Не верит. Кайя и сам не верит против всякой логики. …на нас все быстро заживает, даже в таком возрасте. Через неделю уже на ноги встанет, а через две и думать забудет. …врешь ведь. …вру. Не забудет. Я бы мог заблокировать ему память, но… это неправильно. Даже для того, чтобы его защитить, неправильно. Но в остальном я правду говорю. Йен поправится. Вздох-шелест. Ей было страшно там, на дне колодца, и сейчас Иза пытается убедить себя, что все осталось позади. …я снова не сумел вас защитить. …просто найди их. Касание, крыло бабочки, скользнувшее по щеке, не то утешение, не то просьба. …мне так спать хочется. Урфин чем-то напоил… сказал, что не повредит, а спать хочется. Я вас жду. Он не уходит, следит. Скажи, что мне не нужна нянька. Меня-то как раз никто не тронет. Это вообще случайность, что я оказалась там. Счастливая или наоборот? Не выгляни она во двор, осталась бы цела. А вот Йен… Разве Кайя сам не думал о том, насколько легче станет жить, если этот ребенок исчезнет. Тогда почему неуютно от одной мысли о том, что его желание могло исполниться? …спи, сердце мое. Я справлюсь. А Урфин пусть побудет с тобой, хорошо? Тебе он не нужен, но мне так спокойней. …тогда поговори со мной, если я не отвлекаю. …ничуть. Йен, он… маленький. Какой-то совсем маленький. Это нормально? Я раньше не видел детей так близко. Еще почему-то он пахнет тобой. Не в том смысле, что твой запах действительно, а… я не знаю, как это называется, оно не физический запах. Но мне не мерещится. …это хорошо, что не мерещится. …почему? Молчит. Уснула? Пускай. Ей надо. И док почти закончил. – Прошу прощения, если мое любопытство неуместно. – Он оттирал испачканные гипсом ладони щеткой. – Но не подскажете ли вы, как надолго эта… война? Видите ли, у меня племянник в Краухольде остался. Молодой. Бестолковый слегка. Волнуюсь. – К зиме я возьму город. Если все пойдет так, как Кайя задумал. – Значит, удачно, что я не доехал. Полагаю, там сейчас не самая лучшая атмосфера. Было бы неплохо, если бы мальчик поел. Что-нибудь легкое вроде куриного бульона. Но если не сможет – не настаивайте. Иногда стресс крайне негативно отражается на пищеварении. Завтра с утра я загляну. А в остальном… отдых, хорошее питание. Очень хорошее питание… впрочем, думаю, вы сами все понимаете. Есть Йен отказался. Возможно, Кайя как-то неправильно его кормил или не нашел нужных слов, чтобы объяснить, что еда – это энергия, которая нужна для регенерации, но Йен от бульона отворачивался, тер глаза и норовил лечь. Иза спала. Дышала ровно, но на лице, шее, груди, руках проступали лиловые пятна гематом, и каждая – упрек и предупреждение. Гайяр уже прислал записку о том, что заговорщики схвачены. Только Урфин прав: сдадут исполнителей, решив, что с Кайя хватит. Раньше, возможно, и хватило бы, но не сейчас. Он положил Йена на кровать, прикинув, что между ним и Изольдой останется достаточно места, чтобы они друг другу не мешали. Для Кайя нынешняя ночь грозила стать бессонной. – Я присмотрю, – шепотом сказал Урфин, предугадывая просьбу. – Иди. Гайяр заждался уже… …семеро. Алхимик-подмастерье. Двое учеников. Сын булочника. Темноволосая девица, служившая при доме горничной. Стражник, числившийся у девицы в любовниках. И старый ключник, вероятно, случайная жертва. Его единственного убили ударом в сердце, остальные благоразумно выпили яд. – Республиканцы. – Барон Гайяр, черный медведь Кверро, разглядывал тела с презрительным прищуром. Так человек умный, осознающий собственное превосходство над миром и умом гордящийся, смотрит на тех, кто глупее. – Говорят о мире, а вместо этого… Он приложил платок к носу. У Гайяра нос широкий, приплюснутый, украшенный нашлепкой родимого пятна. Барон невысок, кряжист и волосат. Некогда черная грива его с годами поседела, однако он по-прежнему заплетает ее в две косы. А бороду стрижет и смазывает маслом. Волосатость здесь – признак мужества. Гайяр не трус, но предпочитает не рисковать. – Я желаю видеть всех. – Кайя присел рядом с девушкой. Холодная, мертва уже несколько часов, но трупное окоченение еще не наступило. Губа распухла, треснула, однако крови нет. И руки ее подозрительно чисты, пахнут лавандовым мылом. Вряд ли она приняла яд добровольно. – Бароны. Таны. Рыцари. Оруженосцы. Им всем еще кажется, что Кайя прежний. У них будет возможность убедиться в обратном. Гайяр не стал задавать вопросы. Подобрался. Еще не боится, скорее испытывает разумные опасения. Что ж, у него имеются основания. – Это займет время. У Кайя оно есть. И ждать он умеет. В парадном зале Кверро живет ночь. Вносят свечи, поджигают светильники, но зал слишком велик. Ребра пилястр выступают из темноты. Желтые сполохи рисуют на кладке картины, и сквозняк заставляет свечи кланяться. Кайя ждет. Он закрыл глаза. Со стороны, должно быть, кажется, что Кайя спит. Это и вправду похоже на сон, в котором границы реальности плывут. Зал наполняется людьми. Время позднее, но нет никого, кого бы подняли с постели. Запах оружия. Металла и еще гнева, лимонно-желтого, с резким привкусом. Он позволяет им занять места. По памяти восстанавливая рисунок зала. Справа – Гайяр. Слева – Деграс с сыновьями. От них тянет с трудом сдерживаемым возмущением. Все трое злы, и всполохи рыжего порой дотягиваются до свечей. И до Гайяра. Так выглядит сомнение. И в хозяине Кверро, и в собственных догадках, которые наверняка кажутся Деграсу чересчур размытыми. Впрочем, Кайя рад, что хотя бы этот человек не обманул его ожиданий. Таркоты. Настороженное ожидание. Готовность. К чему? Но вины нет. И страха тоже… Людей много, но Кайя готов уделить время каждому. – Сегодняшнее происшествие едва не стоило жизни моей жене и моему сыну. Возможно, оно будет стоить жизни моему дяде. – Он не собирался терять время на вежливые слова. – Мне сказали, что виновные мертвы. Однако я не уверен, что все виновные мертвы. Ропот. – Я это исправлю. Прошу вас оставаться на местах. Если вы не причастны, вам нечего бояться.