…щелканье секатора. Этот металлический звук мешает уснуть. И Дар почти готов прогнать всех, но останавливает себя. Ему нужно учиться ладить с людьми. И с женой тоже. Он улавливает ее пробуждение и открывает глаза на секунду раньше. – Вечер добрый. – Уже вечер? – Меррон хмурится и пытается сесть. – Почти. Сверчки поют. И сумерки скоро. Похолодало ощутимо, и осень уже близка… а там зима… и пора что-то решать, но Дар до сих пор не уверен, что готов сделать выбор. – Надо было меня разбудить. – Она трет глаза и встает, но тут же садится. – Я, кажется, ногу отлежала… теперь вот судорога. Пройдет, да? Вытянув ногу, Меррон пробует шевелить ступней, тянет носок, поджимает пальцы. – Дар… то, о чем ты говорил… про тебя и про меня… – на него не смотрит, – то есть выбора нет? Ни выбора, ни даже шанса на выбор. – Нет. – Хорошо. Дару показалось, что он ослышался. Ему казалось, Меррон будет злиться. Ее ведь даже не спросили, хочет ли она быть чьей-то парой, делить жизнь пополам, и ладно бы с кем-нибудь более нормальным. – Я знаю, что жена из меня отвратительная… Не более отвратительная, чем из него муж. – …и что леди мне никогда не стать. А на протекторов всегда смотрят. То есть и на них, и на жен… и все бы видели, что я не гожусь на эту роль. Вообще никак не гожусь! Меррон выставляет локти, пытаясь его оттолкнуть. Вот бестолковая женщина. – Я думала, что ты выберешь себе другую жену… И снова замерзала от этих мыслей. – …правильную. Она устает сопротивляться и сама его обнимает. Вот так намного лучше. – Я не хочу, чтобы ты выбирал другую. Я эгоистка, да? – Нет. У тебя просто планы. Грандиозные. Я помню. О планах Меррон больше не говорит, ни в этот день, ни в следующий. Хватает и других тем: о Краухольде, травах и кошке, которая пробирается в сад. О сливочном масле и неудачной попытке поладить с местной плитой. Меррон когда-то умела готовить. Честное слово! Об инструментах, которые вряд ли получится вернуть. Да Меррон и не знает, имеет ли она право и дальше заниматься тем, чем занималась. И не знает, хочет ли. Да, трусость, но… ей не хочется больше видеть, как кто-то умирает. Это ведь пройдет? Наверное. Однажды ночью Меррон все никак не может заснуть, ворочается, сражается с рубашкой, которую все-таки стягивает, отправляя на пол. – Ты ведь не спишь? – Это не вопрос – констатация факта. – Я знаю, что ты не спишь. И знаю, когда спишь. И где ты находишься, и… и это нормально? – Да. Будет еще… плотнее. На двуспальной кровати под балдахином, украшенным золотыми аксельбантами, становится тесновато. А Меррон переворачивается на живот, укладываясь почему-то поперек кровати. – Я, кажется, совсем выспалась. И теперь буду мешать. Она расставляет локти, и острые лопатки на спине почти смыкаются. Еще немного, и кожу прорвут. …ей нельзя больше голодать. …и нервничать. …и Дар должен хорошенько подумать, прежде чем сделать выбор. – Если хочешь, я уйду, – предлагает она. Тогда он точно не заснет, да и… сейчас сна требуется много меньше. – Не хочешь, – с чувством глубочайшего удовлетворения замечает Меррон. – Тогда расскажи о чем-нибудь… о Фризии. Нам ведь туда придется отправиться? – Не знаю. Хочет ли Дар вернуться домой? Он не уверен. Его дом погиб вместе с семьей и, кажется, еще задолго до той ночи, когда алая волна выплеснулась на город. Что он помнит? Людей, которых не стало. Дворец, разрушенный до основания. Город, ныне мертвый. Дорогу. Кресты. – Дар… – Меррон не позволяет остаться на той дороге, вытягивает из воспоминаний и сама цепенеет. Она выглядит уже почти здоровой, но это кажущееся здоровье, которое легко разрушить. – Все хорошо, Меррон. Сейчас Фризия – это… Десяток удельных доменов, которые грызутся между собой. Забытый, проклятый Дарконис, где, по слухам, еще живут безумие и призраки казненных. Обжитое пиратами побережье. И Цитадель последним оплотом Свободных людей. Котел, где последние двадцать лет варились войны. Справится ли с ним Дар? Возможно. Лет этак за десять – пятнадцать, но… Меррон не выдержит. Она пойдет за ним, без возражений и вопросов, будет терпеть, держаться, пока сил хватит. А они закончатся быстро. Оставить ее на границе, как предлагает Ллойд? В каком-нибудь тихом городке, который был бы безопасен? Наведываться раз в году, а то и реже, выживая от встречи до встречи? И каждый раз трястись: не вывел ли тех, кто не слишком рад возрождению Фризии, на Меррон? Не выход. – Скажи, ты слышала что-нибудь о Хратгоаре? Качает головой и ждет продолжения. – Это остров, вернее острова. Два десятка крупных и с полсотни мелких. На некоторых только птицы и живут… еще тюлени вот. И морские слоны. И касатки туда заглядывают. Север. Затяжная зима и короткое лето с цветущим вереском. Население в сто тысяч. Разбросанные поселения, где живут общинами. Длинные дома с открытыми очагами. Узкие корабли, именуемые «морскими змеями», что без страха выходят в море, проводя там месяцы и даже годы, добираясь до самого края земли. И храм, выложенный из грубо отесанных камней, опустевший еще после Первой войны. Черный круг-проплешина, который называют Следом Молота, поскольку божественный молот некогда упал на землю и ранил ее. И обычай, дающий раз в год каждому право бросить вызов кому угодно: хоть бы вольному ярлу, хоть бы хевдингу, хоть бы самому владетелю Хратгоара, конунгу, в чьих жилах еще течет кровь древних людей. Победитель получает все. – Ты вызовешь его? – Вызову. – И победишь? – уточнила Меррон. – Конечно.