Он попытается ее найти, но… – Не знаю. Вряд ли что-то хорошее, но на мире это не отразится. Глава 3 Переговоры Никогда не делайте зла назло! Гадости должны идти от души. Девиз доброго человека Меррон заснула. Она не собиралась спать, потому как спящий человек, во-первых, беззащитен, во-вторых, не способен придумать план побега, а в-третьих, из чувства протеста, но все-таки уснула. На полу. Пол был холодным, а сон недолгим и муторным. Меррон опять от кого-то пряталась, понимая, что прятаться бессмысленно, бежать тоже. Но когда заскрипела дверь, Меррон вскочила, намереваясь именно бежать… только нога затекла. И плечо. И вообще, как побежишь, когда на твоем пути сразу двое, в железе и при оружии. – Не шали, – предупредил тот, который повыше. – Хуже будет. Куда уж хуже? Хотя… пожалуй, Меррон пока воздержится выяснять, пусть думают, что она испугалась. И вообще надо вести себя так, как положено вести женщине, попавшей в непростую ситуацию. В обморок? Или просто заплакать? – П-пожалуйста, не трогайте меня! – Она заслонила лицо руками, сквозь пальцы разглядывая визитеров. – Умоляю! Получилось не слишком жалобно, и Меррон громко всхлипнула. А слезы вот отказывались появляться… – Да кому ты нужна, – буркнул второй, этот был без шлема, и факел отражался в глянцевой его лысине. – Шевели копытами, коза. Коза… хоть бы кобылой обозвали, всяко благородное животное. А коза – мелкая и бодучая тварь с вредным характером. Нет, козой Меррон себя не ощущала. Она ссутулилась – благо имелся опыт – и, обхватив себя руками, шагнула к порогу. Дрожь изображать не пришлось. От холода Меррон трясло так, что зуб на зуб не попадал. – К-куда идти? Узкий коридор. Темный. И нет креплений для факелов. Следовательно, стражи постоянной тоже нет. Кому понравится сидеть в темноте? Да и дверь надежна… на дверь Меррон оглянулась. С виду толстая, такую ногтями не процарапаешь. И замок внушительного вида… и вторая, которой заканчивался коридор, выглядит столь же серьезно. Значит, отсюда сбежать не выйдет. Откуда тогда выйдет? Дверь открыли, Меррон втолкнули, и от грубого прикосновения она сжалась. Влетела в комнату. Упала, благо ковер был мягким. И наверняка выглядела достаточно жалко безо всяких на то усилий. – Вставай, предательница. Малкольм не подал руки. Ну и хрен с ним, Меррон сама не приняла бы. Она поднялась, расправила юбки – дрожь не унималась, и, пожалуй, это было хорошо. Пусть думает, что Меррон боится. А она и боится. Она ведь не дура и понимает, что вряд ли ее отпустят живой. – Всего пару часов в камере, и какие перемены… ты выглядишь жалко. Кто бы говорил! Вырядился в доспех… рыцарь. А сапоги с каблуками. И на шлеме шишечка, чтобы выше казаться. И поза эта картинная. – Я не понимаю. – Меррон опустила взгляд, уставившись на собственные туфли, к слову, крепкие весьма, из хорошей козлиной кожи. Ну не в шелковых же башмачках ей в мертвецкую бегать. – За что… – За предательство! Мои сестры томятся в темнице! Значит, угадала. Сержант, скотина этакая… только вряд ли поверят. – И братья по духу. Где они?! Из-за тебя… – Я… я ничего никому не говорила! Меррон ненавидела оправдываться. Чувствовала себя полным ничтожеством. И лгуньей. Даже когда говорила чистую правду, вот как сейчас. – Неужели? – Сколько сомнения в голосе. – Но ты здесь. А они там… И не факт, что «там» много хуже, чем «здесь». – Ты тоже здесь. – Меррон сказала и прикусила язык. Вот не следует злить Малкольма… и пощечина, которую он отвесил, стала лучшим тому подтверждением. А ведь когда-то он Меррон нравился. Говорил красиво, о свободе и еще справедливости. Вот, значит, какова справедливость на вкус. – Садись! – Малкольм вцепился в плечо и толкнул. К столу. Обыкновенному такому столу у окна. Закрытого. Стеклянного. Стекло бьется, и если вскочить на стол, то… нет, пожалуй, от самоубийства Меррон пока воздержится. Она слишком зла на всех, чтобы умереть. Да и не ясно пока, что Малкольму надо. Облизав лопнувшую губу – теперь долго кровить станет, – Меррон села. Огляделась. Комната. Небольшая, незнакомая. Окно одно, то самое, перед которым стол стоит. Стену слева занимают полки с запыленными книгами. Стена справа пустая. Мебели почти нет. Оружия в принципе нет. Если только стулом по шлему… стул внушительный. Но сумеет ли Меррон попасть? И что сделает Малкольм, если она промахнется? Сейчас он внимательно следит за каждым ее жестом, значит, обмануть не выйдет. – Товарищеский суд приговорил тебя к смерти. …В этом Меррон не сомневалась. Кто из товарищей Малкольма ослушается? – Однако тебе представится возможность искупить свою вину. – К-как? Нельзя смотреть Малкольму в глаза, он поймет, что Меррон недостаточно напугана, чтобы остатки разума растерять. А куда смотреть? На лист. Белый лист, закрепленный на подставке. Чернильница есть. Перья… а ножа для бумаг нет. Песок. В глаза? И стулом по голове? Малкольм, словно заподозрив неладное, отошел к двери. А за ней двое охранников, которые на шум явятся. С тремя Меррон не сладить. И значит, голову ниже, вид несчастней, и думать, думать… – Пиши. – Что? – Письмо. Ну Меррон поняла, что не записку любовную. – Кому и какое? – Мужу своему. Правдивое. Знать бы, что сейчас считается правдой. – Что ты совершила ошибку… …связавшись с Малкольмом… – …и очень в ней раскаиваешься. …причем совершенно искренне и до глубины души!