– Как ты? – Патрик посмотрел на Эрику из-под нависшей челки. – Ничего, в последнее время стало легче. – Как ты вообще оказалась на допросе? Сколько лет прошло с тех пор, как ты общалась с Алекс и ее семьей? – Двадцать пять, не меньше. Честно говоря, сама не знаю. Я как будто попала в смерч и теперь не могу или не хочу из него выбираться. Думаю, Биргит я нужна как напоминание о лучших временах. Но в общем и целом я далека от всего этого, поэтому мое присутствие на допросе совершенно не важно… – Она вздохнула. – Как расследование? Выяснили что-нибудь? – Извини, но я не могу обсуждать эту тему. – Понимаю. Прости, я не подумала. – Ничего страшного. Я даже рассчитываю на твою помощь. Ты ведь знала эту семью раньше и общаешься с ними сейчас. Можешь поделиться своими впечатлениями о людях, которые окружали Алекс? Эрика отложила приборы и задумалась, как бы понятнее изложить свои ощущения. Патрик внимательно слушал, по ходу подавая горячее. Задавал вопросы. Его удивляло, как у Эрики получилось собрать столько информации за такой короткий срок. Женщина, которая до сих пор была для Патрика безликой жертвой убийства, на глазах обретала плоть и кровь. – Понимаю, что ты не можешь об этом говорить, но… может, у вас уже есть какие-нибудь версии? Кто ее убил? – Нет. Признаюсь, в расследовании мы не особенно продвинулись. Любая наводка будет как нельзя кстати. Патрик вздохнул, провел пальцем по краю бокала. Эрика думала. – У меня есть еще кое-что, что, возможно, будет тебе интересно. Она потянулась за сумочкой и вытащила на стол сложенную бумажку. Патрик развернул газету и вопросительно поднял брови. – И при чем здесь Александра? – Я задаю себе тот же вопрос. Эту газету я нашла в ворохе нижнего белья Алекс, в ящике ее письменного стола. – Нашла? – еще больше удивился он. – И когда же ты успела заглянуть в ее письменный стол? По тому, как покраснела Эрика, Патрик понял, что она от него что-то скрывает. – Ну… как-то вечером я вошла в ее дом и порылась там немножко… – Ты… что сделала? – Знаю, знаю, молчи. Это была чудовищная глупость с моей стороны. Со мной так всегда: сначала делаю, потом думаю… – Эрика продолжала говорить, только чтобы не дать Патрику вставить слово. – Так или иначе, вышло так, что эта газета из ящика Алекс попала ко мне. Хедстрём не стал уточнять, как же это так «вышло», благоразумно рассудив, что этого ему лучше не знать. – Как ты думаешь, что бы это значило? – продолжала Эрика. – История двадцатипятилетней давности. Как она может быть связана с Алекс? – Что ты вообще об этом знаешь? – спросил Патрик. – Не больше, чем здесь написано. Нильс Лоренц, сын Нелли и Фабиана Лоренц, бесследно пропал в семьдесят седьмом году. Тело так и не нашли, хотя версий было много. Одни полагали, что он утонул в море, другие – что сбежал за границу, прихватив отцовские денежки. Судя по тому, что я о нем слышала, Нильс Лоренц не был симпатичным парнем, поэтому многим больше пришлась по душе вторая версия. Думаю, Нелли просто избаловала своего единственного сына. После его исчезновения она была безутешна, а Фабиан и вовсе не оправился. Умер от сердечного приступа годом позже. И теперь единственный наследник их состояния – приемный сын, которого они взяли за год или около того до исчезновения Нильса. Официально Нелли усыновила его только через два года после смерти мужа… Это лишь малая часть того, что говорили об этом в поселке, и я все еще не понимаю, при чем здесь Алекс. Их семьи связаны как будто только тем, что одно время Карл-Эрик работал в конторе при лоренцевской фабрике. Еще до того, как они переехали в Гётеборг; мы с Алекс тогда были маленькие. То есть с тех пор прошло больше двадцати пяти лет. Тут Эрика вспомнила недавний вечер в доме Карла-Эрика и Биргит и рассказала Патрику о появлении там Нелли и о том, что она почти все время говорила с одной Юлией. – Я все еще не представляю себе, как с этим связана Алекс, но что-то в этом есть. В жизни Алекс всплыло что-то из прошлого – так говорила Франсин, которая вместе с ней держала галерею. Большего она не знала, но я думаю, что здесь есть какая-то связь. Эрике было стыдно, поскольку она не открыла Патрику всей правды. Один маленький, но очень заметный кусочек пазла все-таки от него утаила. До поры, во всяком случае. – Против женской интуиции мои аргументы бессильны, – Хедстрём вздохнул. – Хочешь еще вина? – Да, спасибо. – Эрика оглядела кухню. – Как у тебя уютно… Это интерьер – твоя идея? – Нет, к сожалению. Все это устроила Карин. – Карин? А что, собственно, произошло? Я не в курсе… – Ну… история стара как мир. Девушка познакомилась с певцом из танцевальной группы… Знаешь, такие парни в куртках до пояса? – Ты шутишь? – Увы, нет. Только не тогда, когда меня кладут на лопатки. Она бросила меня ради Лейфа Ларсона – звезды из Бохуслена из еще более звездной группы «Леффес». Самая клёвая на западном побережье стрижка «маллет». Что я мог противопоставить его лоферам с кисточками? Эрика округлила глаза. Патрик улыбался. – Я, конечно, немного преувеличил, но все примерно так и было. – Ужасно. Просто не верится… – Я долго жалел себя, но теперь всё в порядке. Не блестяще, но в порядке. Эрика поспешила сменить тему. – Новость о ее беременности – это просто бомба. Патрик терпеливо ждал продолжения. Поразмыслив, Эрика решила развивать тему беременности, но на этот раз заговорила тихо, неуверенно, запинаясь и подбирая слова. – Лучшая подруга Алекс утверждает, что отец ребенка – не Хенрик. Хедстрём поднял бровь и присвистнул. – Франсин говорила, что Алекс приезжала во Фьельбаку, чтобы с кем-то здесь встречаться, – продолжила Эрика. – Она никогда не хотела ребенка от Хенрика, но все изменилось, когда появился этот мужчина. Алекс очень любила своего будущего ребенка, и Франсин видит в этом еще одну причину не верить в самоубийство. Она говорит, что впервые в жизни видела Алекс счастливой. – Она знает, кто этот мужчина? – Нет. Об этом Алекс никому не говорила. – И как ее муж относился к тому, что она уезжала во Фьельбаку каждые выходные без него? Он знал, что она с кем-то встречается? Патрик сделал глоток и почувствовал, что его щеки порозовели. От вина или близости Эрики – этого он не знал. – Похоже, у них вообще были очень странные отношения, – сказала Эрика. – Я встречалась с Хенриком в Гётеборге, и у меня сложилось впечатление, будто они жили каждый своей жизнью. Вообще, трудно сказать, что он знает, а чего не знает. У этого человека вместо лица каменная маска, и то, что нужно, он умеет хранить при себе. – В таких случаях иногда срабатывает эффект скороварки, – ввернул Патрик. – Когда внутри скапливается слишком много, может рвануть… Тебе не кажется, что именно так оно и вышло на этот раз? Обманутый муж наконец не выдержал и убил неверную жену? – Я не знаю, правда. Мне кажется только, что мы с тобой слишком много выпили, чтобы рассуждать о таких вещах. Давай оставим тему убийства до следующего раза, хорошо? Патрик согласился, и они сомкнули бокалы еще раз. А потом переместились на диван и провели остаток вечера в разговорах о чем угодно, только не об этом. Эрика рассказала о своей жизни, проблемах с домом и тоске по родителям. Патрик признался, что развод выбил его из колеи. Что он злится на Карин за то, что снова оказался в начале дистанции именно в тот момент, когда был готов завести детей и стать настоящим семьянином. Когда они молчали, думая каждый о своем, Патрик едва удержался, чтобы не поцеловать ее. А потом момент был упущен. 3 Он видел, как ее выносят. Ему хотелось взвыть или броситься на ее накрытое простыней тело. Остаться с ней навсегда. Теперь она ушла насовсем. Чужие люди будут ковыряться в ее теле, и никто из них не увидит в нем красоты, которую видел он. Для них она всего лишь кусок мяса, номер на бумаге – без жизни, без огня. Левой рукой он провел по своей правой ладони, еще вчера ласкавшей ее руку. Потом прижал ладонь к щеке и попытался вспомнить холод ее кожи. Он ничего не почувствовал. Она ушла. Лампы мерцали голубым. Люди сновали туда-сюда. Зачем они бегают, когда все кончено? Его не замечали. Он был невидим, как и всегда, но это не имело никакого значения. Она его видела. Она всегда его видела. Когда она поднимала на него голубые глаза, он чувствовал себя видимым. Теперь все это в прошлом. Борьба угасла. Он стоял в куче пепла и смотрел, как уносят его жизнь, скрытую под желтым больничным покрывалом. Когда доходишь до конца дороги, выбора пути нет. Он всегда знал это, и вот теперь это время пришло. Он его ждал. Она ушла навсегда.