* * * В Стокгольме Анна сидела на полу с трубкой в руке. Лукас уехал на работу, дети спали, и она уличила минутку поговорить с сестрой. Анна откладывала этот разговор вот уже много дней, но Лукас так настаивал, чтобы она позвонила Эрике насчет дома, что в конце концов ей пришлось уступить. Анна чувствовала себя разбитой на тысячу мелких осколков. Она любила и сестру, и дом во Фьельбаке, но главным ее приоритетом была семья, чего Эрика никак не могла понять. Не существовало ничего, чего Анна не сделала бы и чем не пожертвовала бы ради детей. И если б счастье Лукаса потребовало от нее разорвать отношения со старшей сестрой, Анна пошла бы и на это. Эмма и Адриан были единственной причиной ее пребывания в этом мире, единственным, что до сих пор заставляло ее вставать с постели каждое утро и приниматься за дела. Анна знала, что все встанет на свои места, как только она сумеет угодить Лукасу. Она сама вынуждает его сурово с ней обращаться, потому что не умеет сделать его счастливым. Если она сделает для него и это, принесет ему в жертву родительский дом, Лукас поймет, на что она готова ради семьи, и тогда все снова станет хорошо. Где-то в глубине души Анна слышала голос, который говорил ей совсем другое. Тогда она заплакала, заглушив его слезами. Трубка все еще лежала на полу. * * * Эрика в ярости бросилась на кровать. Она жалела, что была так строга с Анной, но плохое настроение плюс полубессонная ночь вконец расшатали ее нервы. Эрика снова взяла телефон и набрала номер сестры. Она не знала, можно ли еще что-нибудь поправить, но не попытаться не могла. – О черт! – послышалось в трубке. За все ответил табурет перед туалетным столиком. Но вместо того, чтобы получить облегчение, Эрика взвыла и запрыгала на одной ноге, держась за большой палец другой. Она в жизни не испытывала такой страшной боли. А когда немного отпустило, вдруг увидела весы. В Эрике проснулся мазохист. Понимая, что делать этого не следует, она стянула с себя майку, в которой спала. Ради чистоты эксперимента нужно было избавиться от лишних граммов, которые давала одежда. Трусы, правда, Эрика так и не сняла, решив, что они ничего не меняют. Сначала поставила на весы одну правую ногу, а потом стала поднимать левую, постепенно перенося с нее часть веса. Стрелка сдвинулась с места, задрожала на шестидесяти килограммах и, как ни хотелось Эрики оставить ее там, поползла дальше. Семьдесят три килограмма – теперь Эрика стояла на весах обеими ногами. То есть плюс еще килограмм – то, чего она так боялась. Она знала, что прибавила в весе с того утра, как нашла мертвую Алекс, но до сих пор надеялась, что лишь на два килограмма. Оказалось, на три. Это при том, что взвешиваться не было никакой необходимости. И не потому, что в тренировочных брюках Эрика почти не ощущала прибавки, но именно потому, что все и так было слишком ясно. Привычная одежда с некоторых пор сидела на ней по-другому, и этого уже нельзя было оправдать ни влажным воздухом в гардеробе, ни слишком горячей водой в стиральной машине. Она безнадежна. Эрика вспомнила о предстоящем ужине с Патриком. Так захотелось выглядеть стройной и сексуальной, а не жирной и обрюзгшей… Она мрачно посмотрела на свой живот и попробовала втянуть его. Бесполезно. Эрика повернулась в профиль возле зеркала в полный рост и выпятила живот. Эта картина, во всяком случае, лучше передавала ее самоощущение. Вздохнув, она снова надела широкие тренировочные штаны на резинке и футболку, в которой спала. Итак, решено – с понедельника снова худеть. Начинать сегодня, когда запланирован ужин из трех блюд, не имеет смысла. Раз уж хочешь поразить мужчину своими кулинарными способностями, без сливок и масла здесь не обойтись. И вообще, понедельник – лучший день для начала новой жизни. Сколько раз Эрика уже давала себе слово начать бегать по утрам со следующего понедельника и возобновить диету от «Виктвэктара»… Стать наконец другим человеком. На этот раз у нее точно получится. Гораздо большей проблемой представлялось то, что не давало Эрике покоя со вчерашнего дня. Она все продумывала разные варианты своего поведения, пытаясь выбрать наиболее правильный, пока не убедилась наконец, что ничего выбирать не хочет. Между тем подоспел кофе, и жить сразу стало легче. Просто фантастика, как много может значить чашка горячего напитка. Эрика пила, стоя возле посудного столика. Завтраку она никогда не придавала серьезного значения. Тем более сегодня, когда было бы кстати сэкономить пару сотен калорий до вечера. Когда в дверь позвонили, Эрика от неожиданности пролила немного кофе на майку. Она громко выругалась, недоумевая, кому пришло в голову нанести ей визит в столь ранний час. Взглянула на часы – половина девятого. Эрика поставила чашку и пошла открывать дверь. На лестнице стояла Юлия Карлгрен, пританцовывая от холода. – Доброе утро. – Добро утро. Далее нависла пауза. Эрика задалась вопросом, что делает младшая сестра Алекс на пороге ее дома в это раннее утро вторника, а потом отступила в сторону, пропуская гостью. Юлия грубо оттолкнула ее, протискиваясь в дверь, сняла куртку и впереди Эрики прошла в гостиную. – Можно и мне чашку кофе? – сказала она. – Очень аппетитно пахнет. – Эээ… Да, конечно, сейчас организую. Эрика возмущенно закатила глаза, повернувшись к Юлии спиной, вышла на кухню и налила ей чашку кофе. Что-то все-таки было не так с этой девочкой. Прихватив свою чашку, Эрика жестом пригласила гостью занять диван-корзинку на террасе. Некоторое время они сидели там в тишине и пили кофе. Эрика решила не задавать вопросов и дождаться, пока гостья все объяснит сама. Прошло несколько минут, прежде чем Юлия заговорила: – Ты здесь живешь? – Нет, собственно… Я живу в Стокгольме, приехала навести здесь порядок. – Да, я слышала. Прими мои соболезнования. – Спасибо. Мне остается повторить то же самое тебе. Юлия коротко рассмеялась, в очередной раз удивив хозяйку. Эрика вспомнила документ, который нашла в мусорной корзине в доме Нелли Лоренц, и в задумчивости поджала губы. – Тебе, наверное, интересно знать, зачем я пришла? Юлия смотрела на Эрику неподвижным змеиным взглядом. Похоже, она никогда не моргала. В очередной раз Эрика поразилась, какими разными были сестры. С грубой кожи Юлии еще не сошли следы подростковых прыщей, а волосы выглядели так, будто она стригла их садовыми ножницами, не пользуясь зеркалом. В ее внешности чувствовалось что-то не вполне здоровое. На лице словно лежала прозрачно-серая пленка. Одежда тоже меньше всего напоминала об Алекс. Так одевались женщины пенсионного возраста много десятилетий тому назад. Сегодня костюмы Юлии годились разве что для маскарада. – У тебя есть фотографии Алекс? – Что? – Вопрос застал Эрику врасплох. – Фотографии?.. Да, думаю есть. Папа любил фотографировать, а твоя сестра часто у нас бывала. Конечно, здесь должно быть много ее фотографий. – Можешь мне их показать? Взгляд Юлии стал недовольным, будто она упрекала Эрику в том, что та до сих пор не побежала искать требуемое. Но Эрика охотно воспользовалась возможностью оставить неприятную гостью и удалилась за альбомами. Раньше они хранились в чемодане на чердаке. Эрика еще не добралась туда с уборкой, но чемодан, насколько ей было известно, все еще лежал на месте. До сих пор Эрика опасливо обходила его стороной. Фотографии по большей части были навалены в нем кучей, но Эрика точно знала: то, что ей нужно, помещено в альбомы. Она пролистала их все, вдоль и поперек, и только в третьем нашла то, что искала. В четвертом тоже оказались фотографии Алекс. Захватив оба альбома, Эрика вернулась на террасу. Юлия сидела все в той же позе. Неужели так и не пошевелилась с тех пор, как Эрика ее оставила? – Вот то, что может быть тебе интересно. – Эрика громко выдохнула, опуская на ночной столик два объемных «кирпича». Сразу столбом взвилась пыль. Юлия схватила верхний альбом. Эрика села с ней рядом. – Когда это было? Первый снимок Алекс обнаружился лишь на третьей странице. – Ну-ка… Год, наверное, семьдесят четвертый… Да, нам было тогда лет по десять; думаю, так. Эрика провела пальцем по снимку, в желудке защекотало. Боже, как давно… Она и Алекс голые в саду. Лето. Эрика вспомнила, что в тот день они, визжа, бегали под струей из поливального шланга. Но что самое любопытное в этом снимке, Алекс была на нем в зимних варежках. – Почему она в варежках? Это же как будто июль, или что-то около того… – удивилась Юлия. Эрика рассмеялась: – Ну, твоя сестра так любила эти варежки, что носила их не только зимой, но и бо́льшую часть лета. Она ведь была упряма, как ослица. Никто не мог заставить ее снять эти чертовы варежки. – Она знала, чего хочет, не так ли? На мгновение взгляд Юлии потеплел, в нем даже мелькнуло нечто похожее на нежность. Но уже секунду спустя она отчаянно листала дальше. Это снимки были для Эрики артефактами другой жизни. Как давно это было, сколько всего случилось после этого… Иногда ей казалось, что годы детства, проведенные с Алекс, – не более чем ее фантазии. – Мы больше походили на сестер, чем на подруг. Дни напролет проводили вместе и часто оставались друг у друга ночевать. Каждый день узнавали, что будет на обед в моей и ее семье, и выбирали наиболее вкусный вариант. – Другими словами, чаще вы обедали здесь. – Впервые на губах Юлии проступило подобие улыбки. – Да. Ты можешь что угодно думать о своей матери, но готовкой она себя не утруждала. Одна из фотографий особенно заинтересовала Юлию. Это был невероятно красивый снимок. Алекс сидела на корме лодки Туре и от души хохотала. Светлые волосы падали на лицо, за спиной разворачивался живописнейший из видов Фьельбаки. Очевидно, они собирались провести день в шхерах, среди моря и солнца. И таких дней было много. Мама Эрики редко когда могла к ним присоединиться. Каждый раз находила себе множество мелких дел и в результате оставалась дома. И так было всегда. Все поездки в компании своей мамы Эрика могла бы пересчитать по пальцам одной руки. Она коротко рассмеялась, увидев снимок того же дня с Анной. Как и всегда, та дурачилась – строила рожи в камеру, опасно перевесившись через перила. – Твоя сестра? – спросила Юлия. – Да, младшая сестра Анна. Эрика ответила коротко, дав тем самым понять, что не желает развивать эту тему. Юлия все поняла и продолжила листать альбом короткими пухлыми пальцами. Ее ногти были искусаны – некоторые так сильно, что на заусеницах остались ранки, на которые Эрика старалась не смотреть, сосредоточившись на снимках. Ближе к концу второго альбома фотографии Алекс стали совсем редкими. Снимки сразу как-то опустели. Если раньше Алекс попадалась на каждой странице, то теперь ее почти не осталось. Юлия положила альбомы на ночной столик и откинулась на спинку дивана, держа чашку обеими руками. – Хочешь, я приготовлю еще? – Эрика кивнула на чашку. – Этот совсем остыл. Юлия опустила глаза на кофе и кивнула, убедившись в правоте Эрики. – Да, я бы выпила еще, если есть. Она протянула чашку Эрике, которая была рада немного размяться. Диван-корзинка выглядел очень уютным, но после более-менее продолжительного сидения становился тяжелым испытанием для спины и бедер. Похоже, Юлия разделяла эту точку зрения, потому встала и последовала за хозяйкой дома на кухню. – Похороны получились достойные, – сказала Эрика. – Столько людей пришло… Она стояла спиной к Юлии и разливала кофе по чашкам. В ответ та промычала что-то неопределенное, но Эрика уже решила идти до конца. – Похоже, вы с Нелли Лоренц – хорошие знакомые. Когда это вы успели сдружиться? Она затаила дыхание, вспоминая бумагу, которую нашла в мусорной корзине в доме Лоренцев, и с нетерпением ждала ответа Юлии. – Папа у них работал, – неохотно проговорила та. Ее рука метнулась ко рту – похоже, непроизвольно. – Да, но это как будто было задолго до твоего рождения, – продолжала допытываться Эрика.