– Как продвигается расследование? – Эрика старалась, чтобы вопрос прозвучал как бы между прочим, но замерла, ожидая ответа. – Мы снова в самом начале, можно сказать так. У Андерса алиби на момент убийства, а других подозреваемых у нас пока нет. Увы, мы допустили классическую ошибку. Слишком были уверены в том, что идем по правильному пути, и просто не рассматривали другие варианты. Хотя Андерс Нильсон идеально подходит на роль убийцы, и здесь я, как никто, понимаю комиссара. Опустившийся пьяница, разве мог он мечтать о близких отношениях с такой женщиной, как Александра Вийкнер? И когда его невероятное везение, как и следовало ожидать, закончилось, он стал ее ревновать. Отпечатки пальцев Андерса Нильсона обнаружены на теле Алекс и по всей ванной. На полу в луже крови есть даже след его ноги. – Разве всего этого недостаточно для доказательства его вины? Патрик в задумчивости повертел бокал. – Возможно, было бы достаточно, если б не алиби. Так или иначе, теперь он бывший подозреваемый. Отпечатки не доказывают, что Андерс Нильсон находился в ванной во время убийства, а не, скажем, после. И мы не можем не принимать в расчет эту небольшую разницу. Распространившийся по кухне запах был поистине волшебным. Эрика достала креветки, которые оттаивали в духовке, выставила на стол две десертные тарелки, банку крем-фреш из холодильника и икру. Нарезанный лук уже ждал на посудном столике. – У тебя что нового? – спросил Патрик. – Что с домом? – Вчера звонил маклер. На Пасху предложил дать объявление о продаже. Анна и Лукас находят эту идею блестящей. – Тогда у тебя в запасе еще пара месяцев, – попытался успокоить ее Патрик. – Мало ли что может произойти за это время… – Лукаса может хватить удар, ты это имеешь в виду? В любом случае я этого не говорила. – Эрика с силой захлопнула духовку. – Осторожней с плитой, – предупредил Патрик. – Нет, ты знаешь, я уже начинаю привыкать к этой мысли и даже строю планы на деньги, которые получу с продажи. Хотя, признаюсь, никогда не думала, что пара миллионов крон сделает меня счастливее. – Насчет миллионов можешь не волноваться. С нашими налогами бо́льшая их часть уйдет на содержание паршивых школ и еще худших больниц. Не говоря уже о полицейских участках с их раздутыми штатами… Мы найдем применение твоим миллионам, можешь не сомневаться. Эрика не смогла удержаться от смеха. – Что ж, это было бы кстати. И мне не пришлось бы мучительно выбирать между песцом и норкой… Веришь или нет, но креветки готовы. Эрика взяла в каждую руку по тарелке и впереди Патрика пошла в столовую. Она долго думала, где накрыть стол, в столовой или на кухне, и в конце концов выбрала столовую. Дубовый обеденный стол смотрелся еще благороднее при «живом» свете. Свечей Эрика не пожалела. Она где-то читала, что их пламя придает женской красоте особую романтичность. На столе уже лежали приборы и полотняные салфетки. Эрика выставила белые с голубой каймой тарелки «Рёрстранд», которые так берегла ее мать. Бо́льшую часть времени Эльси держала их в шкафу и доставала лишь в особо торжественных случаях, каковыми считались, к примеру, визиты пастора с женой или попечителя церкви. Дни рождения детей отмечались за кухонным столом с самой обыкновенной посудой. Эрика поставила на стол десертные тарелки. – Смотрится просто фантастически. Патрик взял на вилку кусок креветки, лук, крем-фреш и икру и только тогда обратил внимание на Эрику, которая сидела, выгнув бровь и в задумчивости глядя на свой бокал. Патрику стало стыдно, и он отложил вилку. – За тебя! – За нас. Эрика улыбнулась. Странно, но оплошности Патрика не действовали ей на нервы. Наверное, она могла бы позволить ему есть руками. Ее стокгольмские друзья были настолько хорошо воспитаны, что походили на клонов. В отличие от них, Патрик был настоящий. И при этом умел краснеть и смущаться. – Сегодня у меня была странная гостья. – Кто же? – Юлия Карлгрен. Патрик с изумлением поднял глаза. Эрика отметила про себя, что ему трудно оторваться от тарелки. – Не знал, что вы знакомы. – Мы и не были знакомы. Впервые я увидела ее на похоронах Алекс. Тем не менее сегодня утром она стояла на пороге моего дома. – И чего она хотела? – Патрик так отчаянно царапал тарелку, словно хотел соскрести эмаль с фарфора. – Она хотела взглянуть на детские фотографии Алекс. Сказала, будто у них в доме их совсем немного, и она решила, что у меня должно быть больше. Я показала ей все, что было. Но Юлия стала задавать вопросы обо мне и Алекс, о нашем детстве, отношениях и тому подобном. Она как будто не успела узнать сестру, что совсем неудивительно при такой разнице в возрасте, и вот теперь решила наверстать упущенное. По крайней мере, у меня сложилось такое впечатление. А ты знаком с Юлией? – Нет пока. Она как будто мало похожа на Алекс, я слышал? – Совершенно не похожа. Они скорее полная противоположность друг другу – во всяком случае, внешне. Обе одинаково замкнуты, но в Юлии чувствуется озлобленность, а Алекс была… как бы это сказать… скорее равнодушной, что ли. Такой вывод я сделала – по крайней мере, из бесед с ее знакомыми. Юлия как вулкан, в ней кипит ненависть… Я выражаюсь сумбурно? – Нет, мне так не кажется. Писатели вообще знатоки человеческой природы. Кому, как не вам, видеть людей насквозь? – Ради бога, перестань называть меня писателем. Я пока не заслужила этот титул. – После четырех опубликованных книг ты не считаешь себя писателем? Лицо Патрика отразило искреннее недоумение, и Эрика была вынуждена объясниться: – Да, четыре биографии, пятая в работе. И я не умаляю их достоинств. Но писатель, по-моему, это тот, кто пишет из глубины собственного сердца, а не просто пересказывает чужие жизни. В тот день, когда я наконец напишу что-нибудь свое, я стану писателем. Эрике вдруг подумалось, что она не открыла Патрику всей правды. Внешне принципиальной разницы между книгами о Сельме Лагерлёф и об Алекс не существовало – и то и другое было биографией. Но биография Алекс задевала в ее душе особые струны и должна была – по замыслу, во всяком случае – выразить личность автора. Эрика имела возможность, оставаясь в заданных событийных рамках, управлять душой книги. Но она не могла объяснить этого Хедстрёму. До сих пор никто не знал, что она собралась писать такую книгу. – То есть Юлия интересовалась тобой и Алекс, – повторил Патрик. – А у тебя была возможность расспросить о ее отношениях с Нелли Лоренц? Подумав, Эрика решила, что не вправе и дальше скрывать от него эту информацию. Быть может, он сумеет сделать из нее полезные выводы, что у самой Эрики не получилось… Это и был тот маленький кусочек пазла, который она утаила от него в прошлый раз, когда ужинала у него дома. С тех пор Эрика не слишком далеко продвинулась в своем расследовании, поэтому молчать дальше не имело смысла. Но для начала нужно было выставить на стол горячее. Эрика наклонилась, забирая у Патрика тарелку, и задержалась в таком положении чуть дольше, чем нужно. Она хотела ввести в игру все свои козыри, – и на этот раз, судя по выражению лица Патрика, зашла с туза. Бюстгальтер «Вандербра» стоимостью пятьсот крон оправдал все ожидания. – Позволь забрать у тебя это… Патрик взял тарелку Эрики и пошел на кухню. Эрика сняла с огня кастрюлю, слила воду и поручила Патрику истолочь картофель в пюре. Сама попробовала соус, плеснула в него портвейна и добавила хорошую ложку сливочного масла. Достаточно – и никаких сливок. Осталось вытащить из духовки филе и нарезать ломтиками. Прелесть – Эрика поневоле залюбовалась. Мясо было слегка розоватым, но без красной жидкости внутри, свидетельствующей о том, что оно не готово. В качестве овощной приправы Эрика выбрала вареную свеклу, которую выложила в то же блюдо от «Рёрстранд», что и картофельное пюре. Патрик помог отнести все это в столовую. Эрика подождала, пока он наберет себе в тарелку горячего, и только потом ошарашила главным: – Юлия – единственная наследница состояния Нелли Лоренц. Как видно, вино попало Хедстрёму не в то горло, потому что он закашлялся и ударил себя в грудь. – Прости, что ты сказала? – выдавил Патрик сквозь слезы. – Я сказала, что Юлия – единственная наследница состояния Лоренцев, – повторила Эрика, наливая ему воды в стакан. – Я видела завещание Нелли. – Могу я спросить, где ты его видела? – Заглянула в мусорную корзину, когда была у нее в гостях. Подавив приступ кашля, Патрик с непониманием уставился на Эрику. Та продолжала, пока он одним долгим глотком осушал стакан воды: – Копия завещания лежала в мусорной корзине. Там черным по белому было сказано, что Юлия Карлгрен объявляется единственной наследницей состояния Нелли Лоренц. Разумеется, Ян получит свою законную долю, но все остальное – Юлия. – И Ян знает об этом? – Не думаю. – Эрика говорила, наполняя свою тарелку. – Я спрашивала Юлию, откуда она так хорошо знает Нелли Лоренц. Разумеется, она ничего не объяснила толком. Только что-то насчет работы на консервной фабрике в летние каникулы. Не сомневаюсь, что в этом она не солгала, но это в лучшем случае малая часть правды. Заметно ее нежелание говорить на эту тему. Некоторое время Патрик молчал. Затем произнес: – А ты не думала о том, что в этой истории замешаны две очень странные пары? До неправдоподобия странные, я бы сказал. Первая – Алекс и Андерс, вторая – Юлия и Нелли. Что, если между ними существует нечто общее? Некое связующее звено, которое и есть ключ к разгадке? – Алекс, – подала идею Эрика. – Что, если Алекс и есть связующее звено? – Нет, – Патрик покачал головой. – Думаю, это было бы слишком просто. Здесь есть кто-то или что-то еще. Некто, кого мы не видим, или нечто, чего мы не замечаем. Он помахал вилкой с кусочком филе. – Есть еще Нильс Лоренц. Вернее, история его исчезновения. Помнишь ее? Ты ведь жила тогда во Фьельбаке. – Я была маленькой, детям обычно многого не рассказывают. Но мне запомнилось, что по поводу этого случая было много шушуканий. – Шушуканий? – Да. Это когда все замолкают, стоит тебе только войти в комнату. «Тсс… только не при ребенке…» Ну и тому подобные реплики. Другими словами, мне нечего сказать по этому поводу, кроме того, что вокруг истории исчезновения Нильса Лоренца ходило много слухов. Я была ребенком и не могла этого знать. – Гмм… что ж, тогда мне придется копнуть глубже. Нильс Лоренц стоит в списке моих планов на завтра. Ну а сегодня я ужинаю с женщиной, которая не только красива, но и прекрасно готовит. За здоровье хозяйки! Патрик поднял бокал, и Эрика почувствовала, что у нее загорелись щеки. И не комплимент по поводу кулинарных способностей вогнал ее в краску. Патрик назвал ее красивой. Подумать только, насколько стала бы проще жизнь, если б люди могли читать мысли друг друга! Вся эта игра потеряла бы смысл. И Эрике не нужно было бы гадать, насколько она интересна Патрику и интересна ли вообще. Но так бывает разве у подростков. С годами сердца черствеют, и люди отгораживаются друг от друга все более непроницаемыми стенами. После того как Патрик управился с третьей порцией, они оставили тему убийства и переместились на террасу, чтобы дать желудкам немного отдохнуть перед десертом. Сидели каждый в своем углу на диване и смаковали вино. Заканчивалась вторая бутылка, когда оба в полной мере ощутили его действие. Тело вдруг стало тяжелым и теплым, а голову словно набили ватой. Ночь снаружи стояла беспросветная, беззвездная, и это создавало ощущение окутывающего их черного кокона. Сейчас они были единственными людьми во вселенной. Эрика не могла припомнить, когда еще чувствовала в себе такое умиротворение. Она подняла руку с бокалом и обвела вокруг себя. – И Анна хочет это продать, представляешь? Это ведь не только самый красивый дом на земле, у него своя история. Не только наша с Анной, но и тех, кто жил здесь до нас. Знаешь ли ты, что этот дом построил один морской капитан для своей семьи в тысяча восемьсот восемьдесят девятом году? Его звали Вильгельм Янсон, и рассказ о нем будет печален, как и большинство рассказов о том времени. Итак, эти стены Вильгельм Янсон возвел для себя и своей молодой жены Иды. Здесь они и жили с пятью детьми разных возрастов, а на шестом ребенке Ида умерла при родах. В те времена не существовало понятия «отец-одиночка», поэтому в дом въехала незамужняя старшая сестра капитана, которая взялась присматривать за детьми, пока брат был в море. Но Хильда – так ее звали – оказалась не лучшей приемной матерью. Это была самая богобоязненная женщина в округе, что говорит о многом, если принять во внимание религиозность остальных. Дети шагу ступить не могли без напоминания о грехах и посмертном за них воздаянии. Прижизненным же воздаянием была розга и твердая рука Хильды. Сегодня ее посчитали бы садисткой, но в то время подобные методы воспитания считались делом обычным. Капитан Янсон не так часто бывал дома, поэтому не сразу учуял неладное. Он-то полагал, что заниматься детьми – женское дело, а его, отцовское, – обеспечить им крышу над головой да хлеб на столе. Но как-то он заметил, что младшая дочь, Мэрта, вот уже неделю ходит со сломанной рукой. Тут-то Хильда была немедленно изгнана с позором, а капитан, не привыкший тратить времени попусту, стал подыскивать другую приемную мать для детей среди местных незамужних женщин. На этот раз его выбор оказался удачным. Он женился на Лине Монсдоттер – настоящей крестьянской девушке, которая полюбила его малышей как своих собственных. Их следы в этом доме повсюду, стоит только приглядеться – выбоины, зарубки на стенах и тому подобное. – И как получилось, что этот дом купил твой отец?