Лена говорила и говорила, вернее, односложно отвечала на чьи-то вопросы. Захлопнув крышку складного мобильника, она повернулась к Патрику: – Скоро прибудут судмедэксперты из Гётеборга. Они уже в пути, и до их приезда ничего нельзя трогать. Может, подождем снаружи? Так будет надежней. Они вышли в коридор, и Лена заперла дверь ключом, торчавшим с внутренней стороны двери. На улице их сразу пробрал холод, так что оба стали переминаться с ноги на ногу. – Янне с вами? – спросил Патрик. Янне был напарником Лены и обычно приезжал с ней в одной машине. – Нет, сидит с больным ребенком… Так получилось, что, когда позвонили, некому было ехать, кроме меня. Патрик рассеянно кивнул. Теперь он склонялся к тому, чтобы согласиться с Леной. Слишком многое говорило в пользу того, что они охотятся не за двумя, а за одним убийцей. Поспешные выводы – самая большая опасность в полицейском расследовании, но шансы на появление двух убийц одновременно в таком поселке ничтожны. То есть оба преступления как-то связаны. От Гётеборга до Фьельбаки полтора-два часа пути. Чтобы как-то согреться, они с Леной сели в его машину, и Патрик включил отопление. Снова заработало радио, и салон заполнила легкая популярная музыка. Она составляла приятный контраст с общей атмосферой этого ожидания. Через час и сорок минут на парковку вырулили две полицейские машины, и Патрик с Леной вышли приветствовать коллег. * * * – Ян, милый, почему бы нам не купить дом? В Бадхольмене кое-что выставлено на продажу. Может, стоит съездить посмотреть? Там чудесный вид, есть хозяйственная постройка для лодки. Ну же, милый… Нытье Лизы не вызывало у Яна ничего, кроме раздражения. В последнее время так было всегда. Жизнь с ней стала бы гораздо более сносной, научись она держать язык за зубами. Даже ее крепкая задница и большая грудь с некоторых пор не казались Яну достаточной компенсацией за неудобства. Между тем ныла она все больше и все чаще заставляла Яна жалеть о том, что когда-то он уже уступил ей, согласившись на этот брак. Лиза работала официанткой в «Рыжем Урме» в Греббестаде, где Ян и увидел ее впервые. У мужчин буквально слюни текли при виде ее длинных ног и всего того, что открывалось в глубоком декольте платья. Ян тоже возжелал ее с первого взгляда. Он привык с ходу получать желаемое, и Лиза не стала исключением. С виду Ян был не бог весть что, но все решалось в его пользу в минуту знакомства. «Ян Лоренц» – после того, как он называл фамилию, глаза у женщин вспыхивали, и далее все шло как по маслу. Поначалу он был одержим ее телом и все не мог им насытиться, стараясь не замечать глупых реплик, которые Лиза время от времени отпускала писклявым голосом. Он видел завистливые глаза мужчин, и это делало ее еще более желанной. Но намеки Лизы на то, что он должен стать ее законным супругом, Ян поначалу игнорировал. По правде говоря, ее вульгарность уже тогда порядком встала ему поперек горла. Однако Нелли, его приемная мать, отвергла Лизу с ходу, толкнув его тем самым на этот брак. Нелли Лоренц не упускала малейшей возможности показать приемному сыну, насколько ей неприятна эта официантка из Греббестада, а Ян все больше укреплялся в мысли жениться на Лизе. В конце концов ребяческий дух противоречия поставил Яна Лоренца в довольно незавидное положение. Винить во всем оставалось только собственную глупость. Лиза вытянула губы трубочкой. Она лежала голой на двуспальной кровати и пыталась соблазнить мужа, но тот оставался холоден, как скала. Ян понимал, что она ждет от него ответа. – Ты же знаешь, что мы не можем оставить маму. Она нездорова и не сможет управиться одна с большим домом. Ян завязывал галстук у туалетного столика, стоя спиной к Лизе. Он видел в зеркале, как она нахмурила брови. – Старая сорока должна понять, что ей пора подыскать себе более подходящее гнездышко, вместо того чтобы быть обузой родным. Разве мы не имеем права на свою жизнь? Вместо этого мы должны изо дня в день приноравливаться к ее капризам. И что ей за радость сидеть на мешках с деньгами? Готова поспорить, ей было бы радостно видеть, как мы ползаем на коленях, подбирая крошки, которые она стряхивает со своего стола. И это после всего, что ты для нее сделал… Ты как раб трудишься на ее фабрике, да еще носишься с ней как нянька. И старая ведьма, вместо того чтобы предоставить нам свою лучшую комнату, заставляет нас ютиться в подвале… Ян холодно посмотрел на жену. – Разве я не запрещал тебе говорить о моей матери в таком тоне? – Матери? – Лиза фыркнула. – Ты все еще воображаешь, что она держит тебя за сына, Ян… Но ты для нее – благотворительная акция, не более. И давно вылетел бы отсюда, если б ее любимый Нильс не пропал. Она терпит тебя по необходимости. Ты – вынужденная мера, пойми. Кто еще стал бы пахать на нее даром сутками напролет? И единственное, на что ты можешь надеяться, – это что когда-нибудь она околеет и мы получим деньги. Но, во-первых, ведьма запросто может дожить и до ста лет. А во-вторых, где гарантия, что уже сейчас она не отписала свой дом какому-нибудь собачьему приюту? Она же смеется над нами, Ян. Иногда ты бываешь таким глупым… Лиза перевернулась на спину и разглядывала свои идеально наманикюренные ногти. Ян приблизился, опустился на корточки. Намотал на руку свешивавшуюся с кровати длинную светлую прядь и стал тянуть, все сильней и сильней, пока Лиза не скривилась от боли. Тогда он приблизил к ней лицо, так, чтобы чувствовать ее дыхание, и прошипел сквозь зубы: – Никогда не называй меня глупым, слышишь? И будь уверена, эти деньги когда-нибудь станут моими. Вопрос в том, продержишься ли ты здесь до того дня… Он с удовлетворением заметил мелькнувшую в ее глазах искорку ужаса. Ян видел, как лихорадочно заработали ее примитивные, но в определенных ситуациях изворотливые мозги, пытаясь переварить полученную информацию. Она решила сменить тактику – вытянулась на постели и кокетливо поджала губы. Обеими руками взялась за груди, совершая медленные круговые движения пальцами вокруг сосков. – Прости, Ян, я была дурой, – соски налились кровью. – Ты же знаешь, какая я; иногда болтаю, не подумав… Я все отработаю, да? Она сунула в рот указательный палец, а потом медленно провела им между грудей и по животу. Тело Яна отреагировало против его воли. Он подчинился, решив извлечь хоть какую-то пользу из этой куклы, и снова развязал галстук. * * * Мелльберг в задумчивости поправил брюки в паху, не замечая удивления на лицах собравшихся перед ним людей. Костюм, который решил надеть комиссар в этот особенный для него день, был ему как будто тесноват. Наверняка работники химчистки снова допустили оплошность, подвергнув ткань воздействию слишком высокой температуры… Мелльбергу не нужно было становиться на весы, чтобы лишний раз убедиться в том, что за все время работы в полиции он не потолстел ни на грамм. Зачем же тратиться на новый костюм? Качественная вещь никогда не выйдет из моды. Разве что подгадят идиоты из чистки… Он прокашлялся, призывая присутствующих к вниманию. Разговоры и шарканье стульями сразу стихли, и все взгляды устремились на комиссара, восседавшего за своим столом. Коллеги заняли расставленные полукругом стулья, которые собрали со всего участка. Мелльберг окинул публику медленным взглядом. Это был момент торжества его власти, и он хотел насладиться им вдоволь. Патрик Хедстрём выглядел подозрительно измотанным, и комиссар нахмурил бровь. Он не должен указывать подчиненным, что им делать после работы, свободное время – это свободное время. Но сейчас лишь середина рабочей недели, поэтому кое-кому было бы нелишне ограничить себя в спиртном. То, что сам он не далее как вчера вечером опрокинул в себя четверть литра, комиссару уже удалось удачно вытеснить в сферу бессознательного. В общем, Мелльберг тут же запланировал воспитательную беседу с глазу на глаз с юным Патриком. – Как вы уже, наверное, знаете, во Фьельбаке произошло еще одно убийство, – провозгласил комиссар. – Вероятность того, что оба преступления совершены разными людьми, крайне мала. Поэтому мы будем исходить из того, что Александру Вийкнер и Андерса Нильсона убил один и тот же человек. Он наслаждался звуком своего голоса и страстной заинтересованностью на лицах слушателей. Вот он, момент торжества. – Тело Андерса Нильсона обнаружил сегодня утром один из его приятелей. Согласно выводам предварительной экспертизы коллег из Гётеборга, жертва была повешена, вчера или раньше. Пока мы не располагаем более точными данными, это будет нашей рабочей гипотезой. Последнее слово комиссар смаковал с особенным удовольствием. Сразу же число собравшихся перед ним словно удвоилось. И все они ловили каждое его слово и ждали его приказаний. Мелльберг обвел коллег довольным взглядом. Анника что-то набирала на ноутбуке, очки съехали на кончик носа. Сегодня ее женственные формы подчеркивал обтягивающий желтый жакет и подходящей длины юбка. Довольный, комиссар подмигнул Аннике. Достаточно, большего не надо. Он боялся ее спугнуть. Рядом с Анникой сидел Патрик, который выглядел так, будто в любую секунду был готов упасть без чувств. Глаза болезненно краснели под набухшими веками. Мелльберг еще раз подумал о том, что должен поговорить с Патриком при первом удобном случае. Парня надо призвать к порядку. Кроме Патрика и Анники, в кабинете находились еще три сотрудника полицейского участка в Танумсхеде. Самого старшего звали Йоста Флюгаре. На работе он старался как можно меньше напрягаться, добивая до пенсии, которая была совсем не за горами, но вне стен участка отдавал все силы одной-единственной страсти – гольфу. Йоста начал играть лет десять тому назад, когда рак свел в могилу его супругу и выходные вдруг стали такими долгими и одинокими. Увлечение быстро переросло в зависимость, и с тех пор Йоста смотрел на свою работу – которой, признаться, никогда особенно не увлекался – как на досадное препятствие, отделяющее его от гольфбана. Откладывая из скудного полицейского жалованья, Йоста умудрился накопить на квартиру на берегу Средиземного моря и теперь мог летом играть в Швеции, а оставшиеся три сезона – в Испании. Йоста признавался, что последние убийства во Фьельбаке даже в нем пробудили интерес к детективным расследованиям. Не настолько, конечно, чтобы предпочесть полицейский участок полю с восемнадцатью лунками, будь погода более солнечной. Но в такой день, как этот, выбора у него не было. Рядом с Флюгаре сидел Мартин Мулин, самый молодой коллега, вызывавший родительские чувства у всех без исключения полицейских из Танумсхеде. Каждый в участке считал своим долгом оказать Мартину посильную поддержку. Ему не только поручали самые легкие задания, с которыми справился бы и пятилетний ребенок, но и помогали писать рапорты и отчеты, которые потом попадали на стол Мелльбергу. Года не прошло с тех пор, как Мартин Мулин сдал выпускной экзамен в полицейской школе, а коллеги все не уставали удивляться – как у него это получилось? Не менее непостижимым представлялось, каким образом Мартину удалось пройти суровые вступительные испытания и выдержать множество экзаменов и тестов в течение учебного процесса. При этом он всегда оставался милым и доброжелательным и оставлял впечатление существа безвредного, несмотря на всю свою наивность, делавшую его совершенно непригодным к профессии полицейского. Особенно опекала его Анника, не раз при всех открывавшая Мартину свои медвежьи объятия. В такие моменты лицо молодого полицейского приобретало равномерный красноватый оттенок – под цвет веснушек на его носу и рыжей шевелюры. Мартин боготворил Аннику и провел немало вечеров в гостях у нее и ее мужа. Он обращался к ней каждый раз, когда имел неприятности на почве несчастной любви, а в этом состоянии он пребывал почти всегда. Наивность и миловидное лицо делали Мартина настоящим магнитом для женщин, которые едят мужчин на завтрак, а потом выплевывают косточки. Анника выслушивала Мартина, собирала по кусочкам и снова посылала в большую жизнь, в надежде что следующая избранница сумеет разглядеть золотое сердце под легкомысленной веснушчатой внешностью. Последний участник группы пользовался в ней наименьшей популярностью. Эрнст Лундгрен был известный лизоблюд и никогда не упускал случая выставить себя в лучшем свете перед начальством, пусть даже и за счет других. Он не был женат, и это никого не удивляло. Лундгрена никак нельзя было назвать привлекательным мужчиной – ни внешне, ни внутренне. Жил он с престарелой мамой в частном доме с приусадебным участком в миле к югу от Танумсхеде. По слухам, отец Эрнста был известный в округе алкоголик и крайне агрессивный тип. Он кончил тем, что напоролся на вилы, свалившись с помоста для сушки сена, – якобы не без помощи супруги. Произошло это давно, но слух упорно муссировался до сих пор, как это часто бывает в предместьях, где жизнь так бедна на события, что совершенно не о чем поговорить. Так или иначе, мать оставалась единственной, кто мог любить Эрнста Лундгрена, – с его кривыми зубами, торчащими во все стороны космами, большими ушами, непомерным самомнением и холерическим темпераментом. Сейчас Эрнст буквально смотрел в рот Мелльбергу и ловил каждое его слово, словно жемчужину, не упуская возможности лишний раз шикнуть на коллегу, осмелившегося перебить речь комиссара вольным или невольным звуком. Потом вдруг нахмурился, как бы перед принятием ответственного решения, и поднял руку, как школьник на уроке: – Откуда нам знать, что убийца – не тот самый пьяница, который первый обнаружил Нильсона мертвым? Мелльберг одобрительно кивнул. – Хороший вопрос, Эрнст, очень хороший. Но, как я уже сказал, мы исходим из того, что Нильсона убил тот же человек, что и Вийкнер. Тем не менее нелишне будет проверить, чем занимался вчера Бенгт Ларсон. Займись этим, пожалуйста… Вот так надо слушать, – поучительно заметил комиссар, показывая авторучкой на Лундгрена и обводя взглядом остальных. – Берите пример с Эрнста, вам всем до него очень далеко. Лундгрен стыдливо опустил глаза, но, стоило Мелльбергу перевести внимание в другом направлении, обвел коллег торжествующим взглядом. Анника громко фыркнула и отвернулась, когда Лундгрен посмотрел в ее сторону. – Так о чем это я… Мелльберг заложил пальцы за подтяжки, которые носил под пиджаком, и развернул свой вращающийся стул к доске, которая висела за его спиной и на которой было представлено дело Александры Вийкнер. Совсем недавно рядом была установлена еще одна, посвященная Андерсу Нильсону. До сих пор на ней красовалось одно-единственное поляроидное фото, сделанное с тела до приезда медиков. – Итак, вот что мы знаем на сегодняшний день, – продолжал комиссар. – Тело Андерса Нильсона обнаружено сегодня. Согласно данным предварительной экспертизы, он был убит вчера, а именно повешен одним или несколькими злоумышленниками. Имеет смысл исходить из того, что здесь работала группа. С учетом той силы, которая требуется, чтобы поднять его на такую высоту. Вопрос в том, как у них это получилось. Следы борьбы на месте преступления отсутствуют, как в комнате, так и на самом теле. Ни единого синяка, ни кровоподтека, который свидетельствовал бы о грубом обращении с телом, будь то до или после смерти. Но это, как я уже сказал, данные предварительной экспертизы. Мы будем знать больше после вскрытия. Патрик взмахнул в воздухе ручкой: – Как скоро можно рассчитывать на результаты вскрытия? – Ну, там, наверное, куча трупов, поэтому, к сожалению, не могу сказать ничего определенного. Как будет, так будет. Никто не удивился такому ответу. – Но что нам еще известно наверняка, так это то, что между Андерсом Нильсоном и жертвой первого убийства определенно существовала связь. Мелльберг встал и показал на фотографию Алекс в центре первой доски. Этот снимок был взят у ее матери. Взглянув на него, каждый в этой комнате в очередной раз поразился тому, какой красивой Александра была при жизни. Рядом с этой фотографией соседняя – Александры в ванне, с синевато-белым лицом и изморозью в волосах и на ресницах – казалась особенно жуткой. – Эту в высшей степени странную пару связывали любовные отношения, – пояснил Мелльберг. – В этом признавался Андерс, и у нас есть тому доказательства. Вопрос, насколько глубокой была эта связь, и главное – как вообще получилось, что красивая светская дама выбрала в качестве любовника опустившегося пьяницу? Что-то за всем этим стоит, носом чую. Тут Мелльберг несколько раз постучал по своему огромному, в красных прожилках, носу. – Мартин, тебе поручаю копнуть этот вопрос глубже. Прежде всего ты должен надавить на Хенрика Вийкнера, сильнее, чем мы делали это до сих пор. Сдается мне, этот парень знает больше, чем говорит. Мартин с готовностью кивнул и сделал пометку в блокноте. Анника бросила на него поверх очков полный материнской нежности взгляд. – К сожалению, второе убийство отбросило нас на исходную позицию в расследовании дела Александры Вийкнер. Нильсон идеально подходил на роль ее убийцы. Патрик, тебе поручаю еще раз просмотреть все материалы по делу Александры. Проверь и перепроверь каждую деталь. Где-то там обязательно кроется путеводная нить, которую мы упустили. Последнюю фразу Мелльберг подслушал в детективном фильме по телевизору и взял себе на заметку. Йоста оставался единственным, кто все еще не получил задания, и Мелльберг еще раз в задумчивости оглянулся на доски. – Ты, Йоста, поговоришь с семьей Александры Вийкнер. Возможно, и они о чем-то умалчивают. Расспроси о детстве, личности, врагах и друзьях – короче, обо всем. Поговори с родителями и сестрой, но с каждым по отдельности. Тогда получится выжать из них больше, так подсказывает мне опыт. Работай в паре с Мулином, который будет беседовать с ее супругом. Йоста сразу словно прогнулся под тяжестью возложенной на него задачи и в задумчивости вздохнул. Не то чтобы поручение отвлекало его от гольфа в этот зимний день, просто он давно отвык от работы как таковой. За годы безделья Йоста наловчился имитировать занятость, коротая время за раскладыванием пасьянсов на компьютере. Сама мысль о работе с необходимостью предъявления конкретного результата пугала его. Это означало конец свободы, притом что никто, похоже, не собирается оплачивать сверхурочные. В лучшем случае он мог рассчитывать на компенсацию на бензин на дорогу до Гётеборга и обратно.