Мелльберг хлопнул в ладоши, велев тем самым всем разойтись. – Приступайте немедленно. Нечего просиживать задницы, если мы действительно хотим что-нибудь распутать. Я рассчитываю на то, что вы будете работать так, как никогда до этого не работали. Отныне у вас нет свободного времени, все оно мое. Я буду распоряжаться им по своему усмотрению, пока мы все это не уладим. Вот так. Он прогнал их, как расшалившихся школьников, но этим никто не возмутился – во всяком случае, вслух. Все разом встали. Каждый захватил в одну руку стул, на котором сидел, в другую – блокнот. Один Лундгрен медлил, но комиссар не был настроен на лесть, поэтому прогнал и его. Это был очень важный день. Крест на единственном подозреваемом в деле Вийкнер означал тупик в расследовании, но неудача компенсировалась ясным осознанием того, что один плюс один больше, чем два. Если одно убийство – это просто преступление, то два – сенсация для такого маленького поселка, как Фьельбака. Если до сих пор Мелльберг рассчитывал в лучшем случае на билет в один конец до центра, то два расследованных убийства открывали перед ним действительно блестящие карьерные перспективы. Теперь-то они точно будут умолять его вернуться. Мелльберг откинулся на спинку кресла и привычным движением запустил руку в третий ящик стола. Запихнув в рот полную горсть шоколадных шариков, он подложил под затылок сложенные в замок руки и решил немного вздремнуть. До обеденного перерыва в любом случае оставалось совсем недолго. * * * После ухода Патрика она еще пыталась поспать. Ничего не получилось. Эрика лишь ворочалась с боку на бок на кровати да улыбалась, предаваясь приятным воспоминаниям. Нельзя быть такой счастливой. Эрика просто не знала, что с этим делать. Она повернулась на бок и подложила ладони под правую щеку. Жизнь стала светлее. Убийство Алекс и нетерпение издателя видеть рабочий вариант книги, к которой она еще не знала, как подступиться, тоска по родителям и неприятности, связанные с продажей их дома, – все казалось сегодня не таким мрачным. Проблемы не исчезли, но впервые у Эрики появилась убежденность в том, что мир не рухнет и что она справится со всеми трудностями, сколько бы их ни возникло на ее пути. Подумать только, как все могут изменить одни сутки, какие-то жалкие двадцать четыре часа! Вчера в это же время Эрика проснулась с тяжестью в груди и чувством безысходного одиночества. И вот сегодня она до сих пор почти физически ощущает ласки Патрика на своей коже. Или нет, «физически» – не то слово, слишком грубое и плоское. Теперь их было двое, и тишина в комнате, которая раньше ощущалась как тревожная, вдруг стала умиротворяющей. Конечно, Эрике не хватало Патрика, но она утешала себя мыслью, что, где бы он ни находился, душой они вместе. Будто кто-то прибрался у нее в голове, вымел пыль и паутину в углах. И Эрика с новой ясностью осознала, что не может больше прятаться от того, что так занимало ее последние дни. Хотя мысль о том, кто был отцом ребенка Алекс, беспрестанно пульсировала у нее в мозгу, Эрика боялась взглянуть ей в глаза напрямую. И только теперь, ощутив прилив сил, решилась взяться за то, что до сих пор откладывала. Она должна была это сделать. Эрика долго принимала душ, стоя под обжигающе горячей водой. Если это утро знаменует для нее начало новой жизни, она войдет в него совершенно чистой. После душа, сверившись с термометром, тепло оделась и помолилась, чтобы не было проблем с машиной. Здесь ей повезло – машина завелась с первой попытки. Дорогой Эрика размышляла над тем, с какого конца поднять тему. Она сочинила два варианта своего монолога, один глупее другого, и в конце концов решила импровизировать. Что-то подсказывало ей, что так будет вернее. На какую-то долю секунды Эрика подумала позвонить Патрику и поделиться с ним своими подозрениями, но тут же отогнала эту мысль. Для начала она все проверит сама. Слишком многое поставлено на карту. Весь путь занял не так много времени, но оно растянулось в вечность. Когда Эрика сворачивала на парковку возле отеля на набережной, Дан уже махал ей с лодки. Она угадала – он был здесь. Эрика помахала в ответ, но не улыбнулась. Она заперла машину и, сунув руки в карманы светло-коричневой спортивной куртки, быстро зашагала в сторону Дана. День выдался туманный и хмурый, но воздух был свежий, и Эрика пару раз глубоко вдохнула, пытаясь окончательно прояснить мысли после вчерашнего алкоголя. – Привет, Эрика! – Привет! Дан продолжал заниматься своей лодкой, но как будто обрадовался неожиданному собеседнику. Эрика нервно огляделась в поисках Перниллы, поскольку слишком хорошо помнила ее взгляд с прошлого раза. Теперь, увидев ситуацию в новом свете, она лучше поняла жену Дана. Эрика впервые залюбовалась его лодкой, которую Дан получил от своего отца и любил, как женщину. Рыбачить было у него в крови, и Дана приводило в отчаяние, что этим больше нельзя прокормить семью. Конечно, он и в школе в Танумсхеде чувствовал себя вполне на своем месте, но не это было его настоящим призванием. Когда Дан занимался лодкой, на его лице всегда ощущалась счастливая улыбка, пусть подспудная, но в любой момент готовая прорваться на поверхность. Тяжелая работа его не пугала, а от холода надежно защищала теплая одежда. Дан повесил на плечо моток веревки и повернулся к Эрике. – Ты сегодня без закуски? Что за черт… Надеюсь, это не войдет у тебя в привычку. Светлая челка выбилась у него из-под шапки. Дан стоял перед Эрикой, большой и могучий, как скала. Он излучал силу и радость, от которой ей на этот раз стало больно. Но она должна была сделать то, зачем приехала, пока это не сделали другие. В худшем случае полиция. Эрика убеждала себя, что действует в интересах Дана, но это была не более чем отговорка. Главная причина ее появления здесь была в том, что она сама хотела и должна была знать больше. Дан бросил веревку на настил и подошел к Эрике, которая стояла, опершись на перила возле кормы и глядя куда-то в сторону горизонта. – Я покупаю любовь за деньги, и не будет дано мне другой… – задумчиво продекламировала она. – И все же ты эту мою любовь на ржавых струнах воспой, – подхватил Дан. Эрика не улыбалась. – Ты все еще любишь Фрёдинга? – Всегда любил и буду любить. Молодежь в школе жалуется, что их скоро вырвет на Фрёдинга, но я не понимаю, как таких стихов может быть слишком много. – Да, я все еще храню его сборник, который ты мне подарил, когда мы были вместе. Сейчас Эрика говорила ему в спину, потому что Дан повернулся, чтобы подвинуть ящики с сетями, которые стояли у противоположного борта. Эрика неумолимо продолжала: – Ты всем своим женщинам даришь его сборники? Дан оторвался от ящиков и поднял на нее удивленное лицо. – О чем ты? Да, вот тебе я подарил, и у Перниллы тоже есть такой, хотя очень сомневаюсь в том, чтобы она в него хоть раз заглянула. Эрика заметила его беспокойство, но лишь крепче вцепилась в перила руками в зимних варежках и решительно заглянула Дану в глаза. – А Алекс? Она тоже получила свой экземпляр? Лицо Дана стало белым, как снег, который лежал на льду за его спиной. В то же время Эрика заметила мелькнувшую в глазах искорку облегчения. – Алекс? Что ты имеешь в виду? – Он все еще не был готов капитулировать. – Я говорила тебе, что побывала в доме Алекс на прошлой неделе. Но не сказала, что в это время в дом заходил кто-то еще. Тот, кто целенаправленно прошел в спальню и что-то там взял. Поначалу я не поняла, что именно, но после того, как проверила, кому звонила Алекс со своего телефона в последний раз, вспомнила, чего не хватало в комнате. Такой же сборник лежит у меня дома. Дан стоял перед ней молча, и Эрика продолжила: – Не так-то легко догадаться, зачем кому-то понадобилось утруждать себя вламываться в дом Алекс только ради того, чтобы забрать оттуда такую безобидную вещь, как книга. Там ведь была дарственная надпись, не так ли? «Дорогой Алекс от Дана»… – «Со всей любовью передаю тебе свою главную страсть. Дан», – поправил он. Эту фразу Дан тоже продекламировал, после чего, в свой черед, устремил невидящий взгляд в сторону горизонта. Он опустился на один из ящиков на палубе и снял шапку. Волосы торчали в разные стороны, и Дан был вынужден стащить с руки варежку, чтобы пригладить их рукой. Потом оглянулся на Эрику. – Об этом никто не должен был знать. Это было нашим безумием, тем, что нельзя допустить в реальную жизнь. Мы оба понимали, что скоро это закончится. – Есть версия, что вы должны были встретиться в ту пятницу, когда она умерла. В лице Дана что-то дернулось. Сколько раз после смерти Алекс он думал о том, что произошло бы, если б он и в самом деле объявился у нее в тот день. Что, если в этом случае Алекс была бы жива до сих пор? – Да, мы должны были встретиться в ту пятницу. Пернилла собиралась уехать к сестре в Мункедаль, вместе с детьми. Я отговорился тем, что неважно себя чувствую, и остался дома. – Но Пернилла не уехала? Нависла долгая пауза. – Она уехала, но и я остался дома. Отключил мобильник, потому что знал, что на стационарный Алекс звонить не решится. Я попросту струсил. Я не мог, глядя ей в глаза, вот так объявить, что все кончено. Притом что она сама все понимала, с самого начала, я не находил в себе силы сделать первый шаг. Я подумал, что, если потихоньку уйду в тень, она сама оборвет со мной отношения. Это очень по-мужски, не так ли? Эрика знала, что самое трудное еще предстоит поднять, поэтому продолжала. Дану будет лучше узнать правду от нее. – Дело в том, Дан, что Алекс, похоже, не рассчитывала на то, что все должно закончиться. Алекс полагала, что у ваших отношений есть будущее. Что ты оставишь свою семью, а она – Хенрика, и вы будете счастливы до конца своих дней. Дан сникал с каждым ее словом, хотя все еще не слышал главного. – Алекс ждала от тебя ребенка, Дан. Возможно, именно в тот вечер она собиралась сказать тебе об этом. Приготовила праздничный ужин, охладила бутылку шампанского… Дан не смел поднять глаз. Он пытался остановить взгляд то на том, то на этом, но слезы уже затуманили его глаза. Похоже, они давно копились где-то внутри, потому что вдруг хлынули потоком. Плач перешел в рыдания, и теперь Дан все время утирал варежкой под носом, чтобы сдержать сопли. Наконец он просто уронил голову на руки. Эрика присела рядом на корточки и положила на Дана руки, которые он стряхнул. Тогда она поняла, что Дан сам должен вытащить себя из пропасти, в которую угодил. Эрика сложила руки на груди и стала ждать. Спустя некоторое время поток слез пошел на спад, и Дан смог спокойно дышать. – Откуда ты знаешь про ребенка? – спросил он, заикаясь. – От комиссара полиции, – солгала Эрика. – Он вызывал меня, Хенрика и Биргит. – Откуда им известно, что это мой ребенок, а не Хенрика? – Одному Хенрику известно, что ребенок не его. Дан кивнул. Похоже, его утешило, что родители Алекс все еще про него не знают. – Как вы познакомились? – Эрике захотелось оставить самую больную тему, хотя бы ненадолго, чтобы дать Дану возможность отдышаться. Он горько улыбнулся. – В «Галере», где еще знакомятся во Фьельбаке люди нашего возраста… Я увидел ее с противоположного конца зала, и меня будто что-то толкнуло. Никогда раньше со мной не случалось ничего подобного. У Эрики кольнуло в сердце – ревность, пусть и на долю секунды. – В тот раз ничего не произошло, – продолжал Дан, – но спустя пару выходных она позвонила мне на мобильный. Я сразу приехал, и все завертелось… Стоило Пернилле отвернуться, и мы ловили момент. То есть вечеров и ночей нам выпало совсем немного, по большей части мы встречались днем. – А ты не боялся, что соседи обратят внимание, что ты зачастил к Алекс? Знаешь ведь, как у нас распространяются слухи… – Конечно, я думал об этом. Обычно прыгал через забор позади ее дома и входил к ней через подвал. От этого все становилось только интереснее, понимаешь?