— Это то, что ты думаешь? — Да. — Она кивнула. От того, как он смотрел на нее, у нее перехватило дыхание. — У тебя есть идея, что ты должен быть сверхчеловеком, чтобы быть хорошим человеком. Что ты никогда не можешь ошибиться. Но ошибаться свойственно человеку. — Нет ничего плохого в том, чтобы иметь идеалы. — Да, это так. Но также нет ничего плохого в том, чтобы получать удовольствие. Жить настоящим моментом. Уступать тому, чего мы хотим. Есть чертов шоколад, пить чертово вино. — Поцеловать свою чертову жену. У нее перехватило дыхание. — Да, поцеловать свою жену. Он стянул перчатку и поднес руку к ее лицу. — Я не хочу причинять тебе боль. — И как справляешься? — тихо спросила она. На его губах появилась улыбка. — Не очень. — Возможно, мне стоит самой побеспокоиться о себе. Если я подумаю, что ты причиняешь мне боль, я скажу тебе. Его глаза изучали ее лицо, опускаясь к губам. Она приоткрыла их, затаив дыхание от жаждущего выражения его лица. — Я не могу держаться от тебя подальше, — пробормотал он. — Тогда не делай этого. Он обхватил ладонью ее челюсть и провел большим пальцем по нижней губе. Его глаза потемнели, брови нахмурились, когда он вдавил большой палец в ее рот. Она провела языком по его плоти, и низкое рычание застряло у него в горле. Он медленно вытащил его, и когда тот исчез, она уже скучала по его прикосновению. По его вкусу. Он провел влажным языком по нижней губе, а затем наклонился, чтобы провести им по ее губам. Это было неправильно и в то же время так правильно. Как будто он хотел не просто поцеловать ее, он хотел поглотить ее. Попробовать все, что она могла предложить. Его дыхание обжигало ее рот, пока он медленно прикасался губами к ее губам. Его сильные пальцы наклонили ее голову так, что его нос оказался прямо напротив ее носа, а другая рука обхватила ее талию и притянула ее к себе. Его поцелуй был медленным. Обдуманным. Таким поцелуем, который делал его намерения абсолютно ясными. Он не просто доставлял ей удовольствие, он заявлял на нее права. Снова делал ее своей. Как будто она не была его все это время. Его язык скользил по ее языку, пальцы впивались в ее талию, его тело было твердым во всех нужных местах. Она чувствовала, что тает рядом с ним, несмотря на ледяной ветер, шелестящий в кронах деревьев. И она снова задалась вопросом, сможет ли она когда-нибудь найти кого-нибудь, кто снова заставит ее чувствовать себя так. Когда они отстранились, на его губах играла улыбка. В его глазах было что-то вроде триумфа, который соответствовал ее собственному. — Мы должны вернуться, — сказал он, снова беря ее за руку. — Прежде чем люди подумают, что я насилую свою жену в лесу. Это было то время вечера, когда все были в хорошем настроении и разговоры шли приглушенно. Уоррен и несколько его друзей ушли в библиотеку выкурить по сигаре, а остальные отправились спать. Грейс запустила альбом рождественских песен, и Эверли подавила улыбку, услышав, как ее бабушка начала петь. Она свернулась калачиком на диване рядом с Диланом. Он разговаривал с парой о своей работе в Африке. Его рука запуталась в ее волосах, лениво перебирая пряди между пальцами. Это казалось нормальным, таким реальным. У них не было возможности снова побыть наедине с момента их прогулки. Когда они вернулись, Уоррен потащил Дилана поиграть в карты с несколькими потенциальными спонсорами, с которыми хотел его познакомить, в то время как Эверли приняла душ и переоделась к ужину. Когда все насытились великолепной ветчиной от Грейс, им подали кофе в зимний сад, который был освещен тысячами сверкающих волшебных огоньков, после чего начались танцы под музыку струнного квартета в бальном зале. В руке Дилана был стакан виски, но она заметила, что он его не пил. Он выпил один бокал вина за ужином, и все. Он был практически трезв, в отличие от остальных. Дверь в гостиную открылась, из библиотеки донесся взрыв смеха. Вошел Миллер, и его лицо просияло, когда он увидел Эверли и Дилана на диване. — Я думал, вы двое уже легли спать. Почти все уже легли. — Вероятно, мы скоро это сделаем. — При этой мысли в животе у нее что-то сжалось. Она понятия не имела, как у нее обстоят дела с Диланом, но одно было точно: сегодня вечером они будут спать в одной комнате. — Ты был в библиотеке со своим отцом? Он присел на край кофейного столика, уперев локти в бедра, и повернулся к ней лицом. Его колени были в нескольких сантиметрах от ее. — Да, но сигарный дым действовал мне на нервы. Я его терпеть не могу. — Он покачал головой. — Мне приходится вдыхать достаточно дыма, когда я в Нью-Йорке. — Как Нью-Йорк? — спросила Эверли. — Очень суетной, как всегда. Движение всегда затруднено, повсюду краны. Ты все еще держишь свою жизнь в своих руках, когда едешь в метро. — Он ухмыльнулся. — Скучаешь по этому? — Не совсем. Мне нравилось это, когда я была моложе, но теперь мне нравится управлять своим маленьким театром. Я люблю управление. — Большой палец Дилана коснулся верхней части ее позвоночника. Ладно, ей нравился контроль во многих вещах. За исключением Дилана. — Ты и сейчас не совсем древняя. — Миллер склонил голову набок. — Кстати, сколько тебе лет? — Тридцать. — И как долго вы женаты? Пальцы Дилана дрогнули, затем снова погладили ее. — Почти девять лет. — Господи, ты была практически ребенком-невестой. — Миллер приподнял бровь. — Мне неприятно думать о том, чем я занимался, когда мне был двадцать один год. Возможно, это даже было незаконно. Она улыбнулась. — Иногда ты просто знаешь. Рука Дилана опустилась на ее обнаженную спину, прослеживая линию позвоночника. — Вы двое так долго были вместе — это чертовски большое достижение. Не многим это удается сейчас. И вам двоим приходится бороться с большим количеством проблем, чем большинству. Ваши карьеры… жизнь на разных континентах. Должно быть, становится одиноко. — Мы справляемся. В любом случае, как насчет тебя? Есть ли потенциальная миссис Карсон, которая ждет своего часа, чтобы ты задал вопрос? Он ухмыльнулся. — Нет. Когда доживаешь до моего возраста, все хорошие книги уже раскуплены. Дилан прижался своим бедром к ее бедру, и она почувствовала стальную твердость его мышц. — Ранней пташке достается червячок, — беспечно сказала она. — Теперь я это знаю. У вас двоих, вероятно, была правильная идея. Вы повзрослели вместе. Думаю, это может иметь решающее значение. Когда тебе за тридцать, найти кого-то становится сложнее. Это давление. И не только со стороны общества, но и со стороны собственной головы. Остепениться, завести детей, начать быть взрослым… Но, с другой стороны, мне нравится моя жизнь. Я не хочу ее менять. И наличие семьи определенно не помогло бы. — Тебе не обязательно заводить семью. Это не закон. Он посмотрел через ее плечо. — Не дай моей маме услышать, как ты это говоришь. — Он рассмеялся и сделал еще глоток своего напитка. — В любом случае, я хочу вас кое о чем спросить. — Конечно. — Почему в интернете нет ваших с Диланом фотографий? Дилан взглянул на нее краем глаза, но все еще продолжал разговор, который вел. — Эм, что ты имеешь в виду? — Я погуглил вас, ребята, и там ничего нет. Волосы у нее на шее встали дыбом. — Это так необычно? — спросила она, стараясь, чтобы ее голос звучал небрежно. Какого черта ему понадобилось гуглить нас? — На дворе XXI век. У кого-нибудь в Инстаграме должна быть хотя бы одна ваша фотография вдвоем. Или в Фейсбуке, или еще где-нибудь. Я имею в виду, что есть много фотографий Дилана, делающего свою работу в Африке, и много твоих фотографий в различных постановках. Плюс с твоей семьей в Винтервилле. Но не с вами двумя вместе. — Думаю, мы очень уединенные. И когда мы вместе, нам не до селфи. — Ну, вы должны. Вы очень фотогеничная пара. — Он достал свой телефон из кармана. — Не возражаете, если я сделаю фото сейчас? — О Боже, нет. Я выгляжу ужасно. И косметика, должно быть, стерлась с моего лица.