— Я не думаю… — Я не провела последние восемь лет, тоскуя по тебе, как какая-нибудь мисс Хэвишем, — сказала она ему. — Думаешь, что единственная причина, по которой у меня нет детей, заключается в том, что я хочу, чтобы они были маленькими Диланами Шоу с наглыми улыбками и отсутствием чувства ответственности? — Ты думаешь, у меня нет чувства ответственности? Она покачала головой. — Извини, я должна была сказать — неуместное чувство ответственности. — И что это значит? Она тяжело выдохнула, ей не нравилось направление их разговора. — Это значит, что ты пытаешься спасти мир и при этом подводишь тех, кто тебя любит. Да, все это могло бы быть нашим. Твоим. Но ты этого не захотел. Тебе нужно было спасать мир, ты не мог просто сидеть в Винтервилле и проводить время с теми, кого любишь. Не тогда, когда мог бы спасать всех людей в Африке, потому что ты не смог спасти свою маму. — Ты все не так поняла, — его голос был тихим. — Правда? Ведь это не я намекнула, что ты настолько удивителен, что разрушаешь жизни людей, просто оставляя их. — Это не то, что я сказал. — Он скрипнул зубами, проведя пальцами по волосам. — Я пытался извиниться за то, что испортил тебе жизнь. — Ты действительно думаешь, что у меня не было семьи из-за тебя? — ее голос повысился, потому что это было больно. Он сглотнул. — Мне кажется, что на этот вопрос нет правильного ответа. — У меня были парни. Я встречалась. Если бы я нашла подходящего парня, я бы точно родила от него детей. Челюсть Дилана дернулась. — Хорошо. — А когда мы разведемся, я попробую снова. Потому что я верю в любовь, Дилан. Я верю в счастливую жизнь. И я хочу семью. Его глаза потемнели, притягивая ее. Черт возьми, она любила этого человека. Так сильно, что было больно. Но она не собиралась позволить ему сломать ее. Только не снова. — Мысль о том, что ты беременна, а ребенок не мой, убивает меня. Ее нижняя губа дрогнула. — Меня это тоже убивает. — Я понятия не имею, как дать тебе то, чего ты хочешь. — Он отвел взгляд от ее лица и отвернулся, запустив руку в волосы. — Я не лгал, когда говорил тебе, как приятно видеть тебя счастливой. Это все, чего я хочу для тебя. И я знаю, что я не тот человек, который может дать тебе это. — Почему? — в ее груди стало больно и тесно. Он откинул голову назад и резко вдохнул, его красивые глаза закрылись. Она увидела его в профиль. Прямой нос, острая челюсть, губы, которые точно знали, что они могут сделать с ней. Когда он опустил голову, она увидела, как он растерян. Его глаза не могли оставаться неподвижными. — Потому что я испорчен, Иви. И единственный способ справиться с этим — это убежать. Быть с незнакомцами. Иначе, видит Бог, я просто оставлю после себя разруху. Ее глаза жгло. Не из-за его слов, а из-за того, что он впервые признал, в каком беспорядке находится. Он заставлял болеть каждую ее частичку, этот человек, который был прекрасно сломлен. Человек, который исцелял других, потому что не мог исцелиться сам. — Думаешь, если бы я мог сделать тебя счастливой, я бы ушел? — спросил он, его голос был полон горечи. — Думаешь, я отвернусь бы от единственного хорошего, что было у меня? Ты была чертовой любовью всей моей жизни, Иви. И до сих пор ею остаешься. И это причина, по которой я не могу остаться с тобой. Горячие слезы полились по ее щекам. Он словно снял с себя все доспехи, обнажил свои самые тайные, уязвимые мысли. И это было больно не только для нее, но и для него. Она знала, как много ему стоило признать, что он не идеален. Что он боится. Что в его жесткой, мужественной оболочке, которую он демонстрировал окружающим, есть трещина. А она каким-то образом протиснулась под нее. Рыдания застряли в горле от того, каким одиноким он сейчас выглядел: тело напряженное, а глаза сияющие и мягкие. — Не плачь, — сказал он, качая головой. — Пожалуйста, не плачь, детка. Она ничего не могла с собой поделать. Она подавила очередной всхлип, вытирая слезы со щек тыльной стороной ладони. Его выражение лица смягчилось, когда он подошел к ней и протянул руку, чтобы коснуться ее мокрых щек. — Я обещал себе, что больше никогда не заставлю тебя плакать. — Ты не можешь контролировать реакцию других людей, — прошептала она. Он был таким подавляющим. Цитрусовый и древесный запах его одеколона окутывал ее, его рост загораживал свет от лампы в гостиной. А его прикосновения. Такие нежные и в то же время странно успокаивающие. — Я могу контролировать их, уходя. — Думаешь, я не плакала по тебе, когда ты ушел? Он перестал дышать. — Я надеялся, что ты быстро остановилась, когда поняла, что я не стою того, чтобы из-за меня плакать. Она потянулась, чтобы коснуться его лица. Его челюсть была покрыта щетиной. — Я бы хотела, чтобы ты видел себя таким, каким я вижу тебя, — сказала она ему, вставая на носочки, чтобы прижаться губами к его губам. — И я хотела бы, чтобы ты понял, что эмоции — это не то, от чего нужно бежать. Это то, что направляет нас. Они позволяют нам понять, что делать дальше. — Я вырос, слушая, как ссорятся мои родители. Слышал, как мама доводит папу до слез. Я пообещал себе, что никогда не стану таким человеком. — И ты им не стал. Но ты и не робот. Люди ссорятся, Дилан. Люди плачут. В этом вся жизнь. Улыбаться в один момент, плакать в другой. Не бывает солнечного света без дождя. Он опустил голову, прижавшись лбом к ее лбу. Слезы все еще катились по ее щекам, но уже более сдержанные. Тем не менее он смахнул их большим пальцем, а затем провел подушечкой пальца по языку, из его горла вырвался негромкий звук. Это было странно эротично. Она прижалась к нему всем телом, ощущая его твердый, толстый член. — Не плачь больше, пожалуйста? — Сегодня я не буду плакать. — Ей и не нужно было. Она уже чувствовала себя сильнее. — Хорошо. — Он кивнул. На мгновение она услышала только резкий ритм его дыхания и стук пульса в ушах. Его глаза буравили ее, заставляя кожу трепетать. Затем он так нежно прикоснулся губами к ее губам, что она даже не была уверена, что это был поцелуй. — Мне жаль, — прошептал он. — Мне тоже. — И ей было жаль. Она не хотела говорить о том, что причиняло им боль. У них не было на это времени. — Уже поздно, — мягко сказала она. — Пойдем спать. Он кивнул, ничего не говоря, а затем взял ее руку в свою. Он поднес ее к губам и поцеловал ее ладонь самым сладким поцелуем, но его глаза были темными и требовательными. — Хорошо. Пойдем. Глава 24 — Не могу поверить, что ты станешь мамочкой, — сказала Эверли, ставя кофе перед Холли. — Или что тебе придется пить кофе без кофеина в течение девяти месяцев. Как, черт возьми, ты выживешь? Мне тяжело пить эту гадость под названием травяной чай, всего-то пока шоу не закончится. Холли рассмеялась, поднося чашку к губам. — Слава Богу, Долорес знает, как приготовить хороший кофе без кофеина. И мне просто нужно побольше спать. Джош уже настаивает на том, чтобы взять на себя всю работу по дому и приготовление пищи. Прямо сейчас я в значительной степени живу роскошной жизнью. — Он взволнован? — спросила ее Эверли. — Мне не удалось толком поговорить с ним прошлым вечером. — Он на седьмом небе от счастья. Уже обсуждаем, когда мы сможем попробовать еще раз. — Холли закатила глаза. — Хотя, если у него будут еще какие-то секреты от меня, у него, вероятно, не будет шанса. — Ты злишься на него за то, что он не рассказал тебе о плане Гейба? — Черт возьми, да. Меня не волнует, что он обещал хранить это в тайне, я его жена. В следующий раз, если он сохранит секрет, я отрублю ему яйца. — По крайней мере, это решит вопрос о втором ребенке, — ухмыльнулась Эверли. — В любом случае хватит обо мне. Вы с Диланом выглядели ужасно уютно вчера. — Брови Холли приподнялись. — Как у вас двоих дела?