– Нет, я заказал их доставку. Здесь напрашивается вопрос, почему Жорка, собственно, не заказал готовое блюдо, но ведь ответ понятен. Он хотел обо мне позаботиться сам… На столе передо мной материализуется парующая тарелка с бульоном, щедро притрушенным зеленью. – Жора, спасибо, – шепчу, облизав губы. – Ты меня опять спас. – Да погоди, тебе до выздоровления еще неделю болеть. Это пока температура спала, но она скоро вернется. – Ты понимаешь, о чем я. Он садится напротив, опираясь широкой ладонью на стол, а я, поддавшись какому-то совершенно необъяснимому порыву, тут же накрываю ее своей. И замираю, опасаясь, что он как-то неправильно это расценит. – Да, понимаю. – Я так тебе благодарна! Ты будто мой ангел-хранитель. – Эля, – вздыхает он. – Мне не нужна твоя благодарность. – А что нужно? – шепчу, отведя взгляд. – То, что ты, наверное, не захочешь мне дать. – Откуда ты знаешь? – А если захочешь, то руководствуясь вовсе не теми чувствами, которые мне бы хотелось видеть. Он прав. Он чертовски прав… Я ведь просто использую его любовь ко мне как инструмент, позволяющий выбраться из-под навалившегося на меня ощущения ненужности и бессилия. Ну, или как подпорку в новой жизни. А Жорка… Он и правда достоин большего. Как никто достоен. – Прости меня, – повторяю в который раз. На глазах, устремленных к тарелке, собираются слезы. – Ты ж не виновата, что я так вперся. А ведь это первое его признание – вдруг понимаю я. Такое нескладное, но от этого как будто еще более наполненное. Смыслом. Чувствами. Истиной, как она есть. – А давно ты… – замолкаю, потому что мне, опять же, потешить самолюбие, получается, надо, а ему… зачем вспоминать? – Прости, – прячу лицо в ладонях. ГЛАВА 22 ГЛАВА 22 Бутенко, конечно же, оказался прав. Колбасило меня еще неделю. И это было особенно обидно, потому что неделя эта была последней неделей лета. – Давай, беги, не мерзни. Киваю, наклоняюсь к Мишке, чтобы еще раз потискать сыночка. – Спасибо, Юра, что помог с ним, – бормочу, осторожно захлопывая дверь. Поднимаю глаза и ловлю на себе пристальный взгляд мужа. Точней, мужчины, который им вскорости перестанет быть, а я все никак не привыкну. – Эля, он мой сын. Конечно, я буду помогать. Во всем. Можешь на меня рассчитывать. И нет лжи в чистых Юркиных глазах. Они такие искренние, в них столько боли, что мне ему все на свете простить хочется. И мысли мелькают всякие… трусливые, приспособленческие. О том, что он был несколько не в себе, когда мы поссорились. А значит, я с большим пониманием должна была отнестись к его метаниям. Лояльнее. В конце концов, для Юры эта история с тестами стала и впрямь огромной трагедией. А я, получается, не нашла в себе сил его поддержать. – Тогда я заберу Мишку из сада. – Не надо. Отдыхай. Я попрошу за ним заехать маму. Она страшно по вам скучает. – Когда успела-то? Вчера только заглядывала с котомками, – усмехаюсь, глядя куда-то поверх Юриного плеча. В глаза не могу. В их глубине тает моя решимость. – Ты всех нас напугала своей болезнью. – Обычная простуда. – Обычно ты не болеешь, – возражает Юра. И мне на это нечего ответить. Ведь я действительно крайне редко простуживаюсь. А тут, вероятно, на нервной почве произошло ослабление иммунитета. Что же мы с нами сделали? Хочется сказать себе: «Стоп! Хватит…». Я даже к нему шагаю, но тут противно пищит домофон, дверь в подъезд открывается, являя миру расфуфыренную Елену, и я шарахаюсь в сторону, проклиная себя за слабость. Но так же понимая и то, что мой порыв все отыграть назад, наверное, далеко не последний… – Ладно. Пойду. И я сбегаю, опасаясь обернуться и прочитать в Юркиных глазах интерес к другой. В конце концов, всему можно найти оправдание. Всему, кроме его измены. Может, если вспоминать об этом почаще, искушение его простить со временем сойдет на нет? А пока это такая борьба с собой! Каждодневная изнуряющая борьба. Хватит ли на нее моих сил? Я не знаю. И надо ли бороться с собой? Поднимаюсь в квартиру. Готовлю кофе из капсул, которые позавчера мне привез Бутенко. Я, конечно, возмутилась, что сама могу купить нам с Мишаней все необходимое. Вот только чуть лучше станет! Но Георгий съехал на то, что машина у него редкая, и капсулы на нее довольно трудно найти. Может, и так, конечно, откуда мне знать? Я же их еще не искала. Но говяжья вырезка, которую он притащил вместе с капсулами, в числе дефицитных продуктов точно не числилась. Как и овощи, продающиеся в палатках на каждом шагу. Я открыла было рот, чтоб поспорить, ну или, на худой конец, договориться о компенсации затраченных на нас средств, но Бутенко, не иначе как прочитав мои мысли, так зыркнул, что я тут же затолкала кошелек обратно в сумочку. Так и жила. Отвлекаясь на редких гостей, сына и полоскание горла. И с виду, наверное, казалось, что я держусь огурцом. Вряд ли кто догадывался, что со мной происходит на самом деле. Скольких сил мне стоит даже просто встать утром с кровати. Машина пищит, сигнализируя о том, что мой напиток готов. Подношу чашку к носу, принюхиваюсь. Так и есть… Ко мне потихоньку возвращается обоняние. Наконец-то. В блаженстве жмурюсь. Телефон оживает, как раз когда я ставлю чашку в раковину. Звонит Вера, зовет на пляж. – Давай, Эльвира. Проводим последний день лета достойно. – Ну, давай. Ты с Семеном будешь? – Нет. Но если хочешь, бери с собой Юру. – Да ну. Рабочий день ведь, – бормочу я, а поймав себя на том, что выдумываю какие-то мало относящиеся к делу отмазки, решительно добавляю: – Да и расстались мы, Вера. Вот и все. Теперь и друзья в курсе. А для меня это, поверьте, большой шаг. Все равно, что признаться в том, что по всем фронтам проиграла… – Значит, ты от него ушла. – Да. Бутенко пустил в свою квартиру пожить. В трубке немым укором повисает молчание. Да знаю я, знаю! Неправильно это. Но тогда я меньше всего о том думала, а сейчас… Ну, какой у меня выход на самом деле? – Ясно. Тогда будь готова, я заеду за тобой сразу после заседания кафедры, где-то около двенадцати. Прощаемся. Торопиться мне некуда, но ведь я так и не распаковала чемоданы, и бог его знает, есть ли среди собранного барахла купальник? Я так спешила, что банально не помню. В памяти то утро запечатлелось смазанным черно-белым пятном, перечеркнутым Юркиным «узкоглазый». Открываю молнию на самом большом чемодане. Сглатываю. Пока те стояли в ряд у стеночки, как будто еще оставался шанс все переиграть. А разобрав их, я словно сжигаю за собой мосты. Глупость, конечно. Что стоит собрать их снова? Казалось бы, нет ничего проще, тогда какого черта мне в этом обыденном действии видится что-то фатальное? Злясь на себя, вытряхиваю шмотье на пол. Что-то распихиваю по полкам, что-то кладу в комод. Нахожу злосчастный купальник, шорты и футболку, которые вполне подойдут для поездки на пляж. Достаю сланцы. Все выходит быстрее, чем я думала. Когда Вера звонит сообщить, что подъехала, я уже одеваюсь. Бросив ей, что бегу, еще раз прохожусь взглядом по выпирающему из чашечек верху груди. И почему только мне этот купальник казался приличным? Примеряю другой – та же история. В конце концов, сдаюсь и, оставив все как есть, надеваю поверх футболку. В канун первого сентября вряд ли на косе будет много отдыхающих. Глядишь, никто не пристанет. До косы доезжаем на удивление быстро. – Ого, Эль… – играет бровями Вера. – Ты добавила, что ли? – рисует руками в воздухе внушительный бюст. – Нет. Ты что? Думаешь, я, как всякая разведенка, пустилась во все тяжкие? – Ну, ты еще не разведенка, – вносит поправку Вера, стягивая шорты с тощих бедер. – Ага, – скептически закатываю глаза. – У меня все впереди. – Или нет. Я думала, ты мне врача посоветуешь. – Хочешь импланты? – удивляюсь, разглядывая красивую Верину единичку. – Нет, но мало ли. Вдруг мне придется прогнуться под Шведова и удалить молочную железу? – Ты под навес сядь, и не придется, – хмурюсь я, с опозданием вспомнив, что подруге противопоказано находиться на солнце. – Слушай, может, мы вообще зря сюда приперлись? – Я тебя умоляю. Что, мне теперь не жить? – Операция была недавно. – И черт с ней. К тому же у нас низкий уровень ультрафиолета. – Слушай, Вер, у тебя же вроде нет показания к удалению. – Ты это Шведову скажи. Он готов меня выпотрошить, лишь бы только жила. Я смеюсь, говорю, мол, будет тебе еще одно чучело. Человеческое! Эксклюзив. Вера осекается, прочитав по моему взбледнувшему лицу, как дико звучат ее шуточки. – Вер, Верка… Ну, ты чего, малыш? Не думала обратиться к психологу? Вера растирает лицо ладонями: – Может, и надо. Ты прости, что я…