И мистер Лемони, ненавидя всех, плетется за мешком и телегой, ведь иначе из аптеки не уволочь все, что этот болезненный там себе понапрописывал (помимо прочего, эти профессиональные больные ловко составляют списки из сугубо безрецептурных лекарств). И так проходит день за днем. Люди приходят, толпятся, ругаются с ним и друг с другом, и десертной ложечкой выедают ему мозг в голове. Хелен и мадам Клопп вечно присутствуют, вечно унижают его и попрекают: ведь он буквально все делает не так. И то, и это, и вон то! Не то, что мистер Медоуз с перекрестка Бромвью и Харт. Вот мистер Медоуз все делает правильно, он – живой пример для подражания: он никогда не рассказывает клиентам о побочных эффектах лекарств, не переубеждает ипохондриков, он советует больным (а иногда не-таким-уж-и-больным) дополнительные те или иные пилюли, и они верят – ведь аптекарь дурного не посоветует. А Лемюэлю Лемони должно быть стыдно, как стыдно его прадеду за своего нерадивого потомка. Мадам Клопп дежурит в общем зале, а Хелен снует по провизорской комнате, наблюдает, как он смешивает лекарства, и вечно критикует его – не тот конвертик он взял, не те весы использовал, не ту ступку, не ту склянку, не ту, не ту, не ту… Не ту женщину он выбрал… Так считал сам мистер Лемони, но было уже поздно. Хелен Клопп (в девичестве) и ее мамочка мадам Клопп (поныне) объявились неожиданно и никуда уходить не собирались – еще бы, ведь такое-то перспективное предприятие! Семейное дело, известное на весь Габен и за его пределами! А он стал будто бы просто жертвой похищения… Колокольчик над дверью звенит. Скрипят петли, и дверь грохочет, захлопнувшись. И откуда столько силы в таком хрупком теле? – Мама послала меня за пилюлями для терпения, – издает тоненький голосок откуда-то из-под стойки и тянет ручонку с десятью фунтовыми пуговицами. «Мама послала меня за пилюлями для терпения, – еще более пискляво повторяет голосок в голове мистера Лемони. – Ну, еще бы! И как такое чудо возможно долго терпеть?» Действуя ловко и выверенно под увеличительным стеклом на ножке, аптекарь при помощи скальпеля раскалывает крошечную пилюлю на восемь долей. Одну восьмую он ссыпает в бумажный конвертик. Пилюли для терпения дорогие, иначе их принимали бы все, всегда, причем нарочно превышая дозировку. Это ведь Габен – тут быть терпеливым трудно. Вот и мистеру Лемони трудно. Но он терпит. Он копит все это, рассовывая обиды и огорчения по конторским ящичкам души, и имитирует – нет, не счастье (в его счастье никто бы не поверил) – он профессионально имитирует удовлетворенность происходящим. Мистер Лемони жалеет, что не может выпить пилюлю терпения – его злобная теща не смыкает глаз. Время близится к полудню. И судя по тому, как медленно продвигается очередь, и исходя из того, какие в ней кипят страсти, вскоре, вероятно, здесь развернется кровавая бойня. Очередь будто бы вскрывает в людях худшее. Каждый взгляд, словно прикосновение раскаленного утюга, каждое слово, будто ругательство, а каждое ругательство, как… хотя ругательство ни с чем не спутать. Воздух настолько спертый и плотный, что его можно не только потрогать, но при особом желании усесться на него, как в кресло. Но сидеть некогда. Все торопятся. Даже если у них впереди весь день. Но они не хотят тратить хотя бы лишнюю секунду в очереди. Чтобы уступить кому-то? Ха! Нашли дураков! (Кстати, не забыть бы порошок от глупости, четверть унции. Да, больше, пожалуй, и не нужно. Слишком умнеть не больно-то хочется: все слишком умные болеют от горя и чахнут в одиночестве – их ведь не проведешь. А четверти унции как раз хватит, чтобы толкать дверь в правильную сторону и не садиться мимо стула). Нередко можно услышать: «Господа, я опаздываю!». За чем следует укоряющий ответ: «Мистер, тут все опаздывают!». При этом сильнее всех возмущена и громче всех кричит какая-нибудь старушка, у которой последние дела были с полвека назад, а все поезда, на которые она могла бы опаздывать, уже давно сдали в утиль. Но старушка эта пришла в аптеку не за мазью от подагры и притирки от ломоты в костях, нет, она пришла за настоящим лекарством, которое никогда не подводит: теплым и милым сердцу скрытным издевательством над ближним. Кто-то куда-то опаздывает по-настоящему и, в какой-то момент глядя на жилетные часы в последний раз, проклинает все и вся, машет рукой на это безобразие и покидает очередь. В таком случае его ждут как злорадные взгляды (еще одна жертва не выдержала, спеклась и приказала долго жить, а значит можно занять ее место), так и завистливые (еще один счастливчик сбежал, схватился за соломинку, выбрался из этого тягостного, пропахшего лекарствами болота). Звенит кассовый аппарат. «Я ненавижу их всех, – думает кто-то в аптеке, и, может быть, даже сам мистер Лемони. – Как же я их всех ненавижу! Это не люди! Это монстры, пожирающие воздух…» Мистер Лемони с конторской улыбкой обслуживает посетителей. Стремительный взгляд в окно – проверить, там ли они. Они там. В окне рядком расположились три кошачьи морды, упершие носы в стекло. Следят за каждым его движением. Ууу, блохастые пройдохи… ждут, когда он отвернется, чтобы проникнуть внутрь и украсть пилюли валерьяны. Аптека «Горькая Пилюля Лемони» полнится недобрыми предчувствиями. Темный силуэт замер за мутным стеклом двери. Колокольчик звенит, петли скрипят. Пугающий незнакомец входит в аптеку. Черное пальто, цилиндр и круглые черные очки, какие носят слепцы. Бледное лицо. Воротник высоко поднят, руки в карманах. Человек этот выглядит так, словно только что ушел от погони. Либо так, будто погоня – это он сам. Он не похож ни на одного из тех посетителей, что обычно выводят бедного господина аптекаря из себя. Он не старушка, не выглядит стеснительным или рассеянным, не похож на ипохондрика, да и животных никаких у него при себе не видно. Дверь открывается, когда кто-то покидает аптеку, и с улицы доносится: Эй, милый Доктор, вылечи же меня скорей! Эй, милый Доктор, или попросту меня прибей! Шляпс, судя по всему, вернулся позлить мадам Клопп. А незнакомец тем временем становится в очередь, будто врастает в нее. Превращается во всего лишь еще одно пальто, еще один цилиндр в этом вяло движущемся людском гардеробе. Губы его едва заметно шевелятся, он бормочет что-то себе под нос, словно спорит с кем-то невидимым. Украдкой поглядывает то на часы на стене, то на дверь за спиной. И каждый раз вздрагивает, стоит колокольчику зазвенеть, а петлям скрипнуть. – Лемюэль! – визжит мадам Клопп. – Ты что, заснул?! Нельзя спать за стойкой! Вряд ли мистер Медоуз позволяет себе спать в служебное время! – Да, мадам. – Пошевеливайся! Отпусти джентльмену бинты. Он ведь разваливается на части! Аптекарь вспоминает о клиенте, который ожидающе на него глядит, истекая кровью и зажимая рукой вспоротый живот, и извлекает из ящика под стойкой рулон бинта на барабане. – Сколько отрезать, сэр? – спрашивает он. – Мне бы перевязать раны, будьте любезны… – Полагаю, девять футов хватит. – Главное, чтобы не шесть… ха-ха… – пытается пошутить почти мертвец. Мистеру Лемони импонируют люди с хорошим чувством юмора. Он крутит барабан, отмеряет девять футов, берет ножнички и отрезает бинт. Когда дверь за раненым человеком закрывается, мадам Клопп осуждающе прикрикивает: – Лемюэль! Ему было все равно! Нужно было отпустить ему десять футов, а то и дюжину! – Но, мадам… – Лемюэль! Не спорь! – Да, мадам. Очередь постепенно продвигается. В общем зале будто бы поселилась стая мух: посетители жужжат, кто-то шуршит газетой. За окном проехал трамвай. – Лемюэль? – раздается едва слышный мерзкий голосок. – Кто такой Лемюэль? Говорит редкостная мразь, состоящая из одной лишь кривой ухмылки. Она стоит рядом с пугающим незнакомцем в черных очках. Но ее никто не замечает. Незнакомец продолжает глядеть перед собой, словно ничего не услышал. Темные Попутчики не любят, когда их пытаются игнорировать. Они вообще очень злятся, когда их не замечаешь: они ругаются, царапаются и пытаются вывести из себя. Они могут делать что угодно, и никто им не указ. Они не свихнувшиеся – это ты свихнувшийся, а они – лишь следствие этого безумия. Не полноценные личности, а осколки, наполненные гноем и злобой, лишенные сопереживания, ненавидящие. Они всегда с тобой, незримо для других сопровождают тебя где бы ты ни был. – Думаешь, это умно? – спрашивает редкостная мразь у незнакомца в очках. – Молчать и делать вид, что меня нет? Мы ведь это уже проходили… Чтобы привлечь к себе внимание, Темный Попутчик просовывает пальцы под уголки рта и пытается вывернуться наизнанку – чего только не вытворишь, чтобы тебя заметили. – Что мы вообще здесь делаем, в этом унылом месте? – Он нетерпеливо обхватывает себя за плечи и начинает грызть губы. – Выбираем новую жертву? Что скажешь об этой вороне в шали? Ее визги меня раздражают… Упомянутая «ворона» трясется всем телом на своем стульчике-насесте и кричит какому-то Лемюэлю что-то о том, что «…если они нищие, то пусть убираются, и нечего их жалеть!..». Кто-то спешно покидает аптеку. – Ты видел? – спрашивает Темный Попутчик. – У них там череп в витрине! – после чего обращается уже к черепу: – Что уставился? Но его продолжают игнорировать. Он мог бы взять молоток и разбить все витрины, мог бы вытащить из кармана нож и воткнуть его в парочку стоящих рядом людей, мог бы запрыгнуть на стойку и станцевать на ней – все равно никто бы ничего не заметил. Бессилие… бессилие вызывает холодную ярость. И чем сильнее эта ярость становится, тем сложнее ее сдерживать. – Хватит стоять здесь в очереди, как дурак. – Темный Попутчик презрительно озирается по сторонам, нагло заглядывает в глаза людям вокруг, нетерпеливо глядит в начало очереди, где аптекарь упаковывает в бумажный пакет лекарства для какой-то девочки, у которой вместо ног два колеса с ржавыми спицами. – Ты только погляди на этих людишек. Нет, ты погляди! Ты знаешь, что нужно делать! Ты ведь терпеть не можешь очереди! Ну не можешь ведь! Я-то знаю! Что это у тебя за бумажка в кармане? Рецепт? Рецепт, как быстренько сократить очередь?! Очередь продвигается, девочка с колесами вместо ног проезжает мимо, в сторону двери. Она подталкивает себя тростью, а Темный Попутчик незнакомца в очках пытается засунуть ей палку в колесо, чтобы она грохнулась на пол, а он посмеялся. Но у него ничего не выходит. Девочка покидает аптеку, а он злится еще сильнее. – Ну, давай же! – он начинает орать на всю аптеку. – Режь их! Режь их! Режь всех! – Отвяжись! – бормочет незнакомец себе в воротник. Его голос обманчиво тверд – он пытается сохранить самообладание, но с каждой минутой это делать все сложнее, а очередь движется слишком медленно. – И без тебя здесь полно бубнящего народу. Просто помолчи, проклятый голос в моей голове! – Вот именно! – радостно восклицает нечто злое приплясывая от нетерпения. – Полно народу? Нууу… – Замолчи, – сквозь зубы шипит незнакомец и уже громче добавляет, склонившись к женщине, стоящей перед ним. – Мэм, вы скоро? Его Темный Попутчик утомленно хватает себя за щеки, будто в попытке содрать лицо: – Ты погляди! – говорит он. – Эта тетка пришла в аптеку, как на рынок. Она будто закупает лекарства на целую армию стариков с амнезией и слабым желудком! «Прошу вас, дайте мне вот то. И еще вот это. Немного того и совсем чуть-чуть вот этого! Если будете так любезны…» Какая вежливая и м-м-медленная мисс! Это же просто невыносимо! – Молчи. Она уже уходит! Наша очередь! Женщина со здоровенным бумажным пакетом, полным лекарств, недовольно косится на человека в пальто. Она спешит покинуть аптеку. – Наша очередь! Наша… Я знаю, что она наша! Я тебе говорю, хватит терпеть! Темный Попутчик облокачивается на стойку всем телом и принимается скрести длинными ногтями по гравированному боку кассового аппарата. «Грр-грр, грр-грр, грр-грр…» – Ты только погляди на этого унылого доктора и на его унылые бакенбарды, – презрительно говорит он, наблюдая за тем, как человек за стойкой, задрав голову, что-то тоскливо отвечает старухе на высоком стульчике под потолком. – Он же просто иллюстрация к своей бессмысленной жизни. Угнетаемый тещей и женой, которая вечно потакает своей мамочке. Прирежь докторишку! Избавь нас от скуки, а его от мучений! – Это не доктор. Это аптекарь. – Доктор-не-доктор, – безразлично напевает Темный Попутчик. – Все равно. Убей его! – Молчи. Мы здесь по делу. Сзади кто-то перетаптывается, и это перетаптывание действует на нервы. Темный Попутчик оборачивается. Прямо за ними стоит немолодая женщина в шляпке с сухими цветами на тулье. Судя по ее вытянутому выражению лица, она недовольна тем, что человек перед ней позволяет себе никуда не торопиться. – Ты погляди на эту старуху, которая сопит за спиной, многозначительно подгоняя нас, – раздраженно говорит Темный Попутчик. – Она что, не видит, что мы тут по делу? Кажется, из нее вот-вот посыплется пыль. А давай-ка проверим! Ты берешь нож, а я метелку – подмести старухины пыльные внутренности! Темный Попутчик лезет в карман человека в очках, пытаясь достать оттуда нож – он знает: его хозяин взял с собой нож, ведь это он сам подложил его ему в карман, когда тот отвернулся. Незнакомец отталкивает его руку. Должно быть, со стороны это выглядит весьма странно. Аптекарь мистер Лемони привык к судорогам посетителей. Он спрашивает: – Чего вы желаете, сэр?