– Погоди, могу я задать один вопрос? – Давай. – Ты имел дело с Моникой? В последнее время она немного не в себе, и я знаю, что обычно она покупает дурь у тебя. То есть она всегда не в себе, но сейчас с ней творится что-то странное. Что ты ей продавал? КейДжей вздохнул и низко присвистнул. – Прости, Лэндон. Это тайна между врачом и пациентом. Я не могу разглашать эту информацию. Я фыркнул. – Ты не врач. – Но я заставляю людей чувствовать себя лучше. – Он ухмыльнулся. – Извини, приятель. Если бы она хотела, чтобы ты об этом знал, то сама бы тебе сказала. Она взрослая женщина. Она может о себе позаботиться. Однако она не была взрослой женщиной и не могла о себе позаботиться. Я видел ее в моменты, когда она ничего не ела и не появлялась на уроках. Мне приходилось готовить ей еду и делать за нее домашнюю работу только для того, чтобы ее не выгнали из школы. Долгое время я был ее якорем, но теперь она уплывала. Ей едва исполнилось восемнадцать, и она была на полпути к полному разрушению – а КейДжей помогал ей идти ко дну. – Послушай, в ее жизни происходит много дерьма. Ей не нужно усугублять свое положение наркотой, – объяснил я так спокойно, как только мог. – Как я уже сказал, она взрослая. Она справится. – Перестань продавать ей, КейДжей, – рявкнул я. Слова с отвращением сорвались с моего языка. КейДжей рассмеялся и покачал головой. – Ты не ее родитель. – Тебе все равно, не так ли? Тебе все равно, что ты ее убиваешь? – Я не буду пихать таблетки ей в горло, Лэндон. Это на ее совести. Я встал, мои руки сжались в кулаки. – Убрайся к чертям из моего дома. – Моника была права. – Он продолжал смеяться, вскинув руки в знак поражения. – Ты не такой веселый, когда трезвый. Слушай, я завяжу с ней, хорошо? Я не пытаюсь никого убить. Не принимай все близко к сердцу. Жизнь не так серьезна. Он поклялся, что прекратит, но я не знал, могу ли я ему верить. Все, что мне оставалось, – надеяться, что в будущем он поступит правильно. 14 Шей Моника Смит не была моей подругой. Я знала, что такое друзья, и знала, что такое враги. Чего я не знала, так это кем для меня была Моника. Возможно, другом-врагом. Врагом, который улыбался так, словно мы были близки. Другом, который рано или поздно меня предаст. Было время, когда мы были близкими подругами, когда я не сомневалась в нашей связи. В детстве мы все время тусовались с Трейси и Рейн. Мы почти все время проводили вместе, и нам нравились одни и те же вещи. Не было выходных, когда девочки не оставались бы у меня с ночевкой – в том числе и Моника. Сдвиг в дружбе произошел тогда, когда мы с Моникой пришли на прослушивание на роль Золушки в средней школе. Моника так мечтала об этой роли, но, когда роль дали мне, а ее сделали одной из злых сводных сестер, она на меня обиделась. Она ушла из театра и больше не участвовала ни в одном прослушивании. Она утверждала, что театр – для неудачников, у которых недостаточно интересная жизнь, поэтому им приходится притворяться кем-то другим. Кроме того, она сказала, что ей больше нельзя появляться в моем районе. – Тут живут бедняки, и мой папа сказал, что находиться здесь небезопасно, – произнесла она. Я знала, что это ложь. Я была в ее особняке достаточно раз, и знала, что ее отца абсолютно не беспокоила ее жизнь. С годами дружба между Трейси, Рейн и мной оставалась неизменной, в то время как Моника превратилась в Круэллу Де Виль[22]. Словно ее личность изменилась за одну ночь. Моника была идеальным примером девушки с высоким социальным статусом, красотой и богатством. Она была популярна и презирала всех и вся, кто не был так же популярен, богат и сногсшибателен, как она. Поэтому она ненавидела почти всех. Она была королевой старшей школы и не стеснялась называть людей крестьянами. Я берегла свою ненависть для Лэндона, но иногда то, как Моника обращалась с людьми, выводило меня из себя. Если Лэндон стал фальшивкой, то я была уверена, что он научился этому у самой фальшивой девушки в мире. – Привет, Шей. Моника повернулась ко мне лицом. На истории она сидела передо мной, но никогда не проявляла желания поговорить. Обычно она была слишком занята безостановочной перепиской, чтобы общаться с внешним миром. Мне всегда было интересно, с кем она общается. Всех в школе она считала невыносимо скучными – всех, кроме Лэндона, конечно. – Привет. Она оглядела меня сверху донизу – от макушки и до подошв моих туфель. Я ненавидела то, как она смотрела на людей. Так, словно она рассказывала анекдот, а их посредственная жизнь была его кульминацией. Затем она тихонько хихикала и снова смотрела в глаза с угрожающей ухмылкой. – Итак, что у вас с Лэндоном? – спросила она, скрестив руки. Жевательная резинка у нее во рту лопнула самым драматичным образом. На ее губах, как и всегда, была красная помада, и она улыбнулась мне совершенно неискренней улыбкой. Это больше напоминало угрозу. – О чем ты? – Похоже, что после той вечеринки вы двое… не знаю. Похоже, между вами что-то происходит. Я видела, как вы, ребята, болтались у шкафчиков несколько дней назад. Вы казались… близкими. – Ничего не происходит. Я взглянула на часы на стене, отчаянно ожидая начала урока. Падение Римской империи было более приятной перспективой, чем разговоры с Моникой. Моника продолжала смотреть прямо на меня. Интересно, она вообще моргает? Ее глаза всегда были бдительны и сосредоточены на добыче, словно она была готова напасть в любую секунду. Она заправила волосы за ухо. – Ты говорила так и насчет той ситуации в шкафу. – Ничего не происходит. Как я уже сказала, между мной и Лэндоном нет никаких отношений. – Тебе необязательно это скрывать, Шей. – Она рассмеялась, перекинув волосы через плечо. – Я его бросила, и почти о нем не думаю. Что ж, лгать она не умеет. Она вытащила тюбик помады и поправила макияж. – Я просто хочу убедиться, что ты в порядке. Знаешь, эта история с твоим отцом… Я подняла бровь. – О чем это ты? – Ну… – она понизила голос и наклонилась. – Он ведь сидел в тюрьме за наркотики. У меня в животе образовался узел – я не представляла, откуда она это знает. В этом была вся Моника. Она многое знала. Она знала все. Я прочистила горло. – Какое это имеет значение? – Причина в Лэндоне. Конечно, это не мое дело, – раньше это никогда ее не останавливало, – но ни для кого не секрет, что у него есть трудности. В последние несколько месяцев у него начались проблемы с наркотиками. Вот почему мы расстались. Я не могла справиться с тем, как он себя уничтожает. Я приподняла бровь, в то время как узел в моем животе нестерпимо сжался. Я могла смириться со многими вещами, но наркотики не были одной из них. Это был мой предел. – Что? Но я не видела никаких признаков… Слова оборвались, и я замолчала. Я не видела причин продолжать этот разговор, потому что, в конце концов, все это не имело значения. Я не хотела выслушивать полуправду Моники. Я знала, что она была самым мстительным существом в мире. Доверять ей было все равно что доверять политикам: это всегда заканчивалось большим скандалом. Когда она не могла добиться своего, она начинала действовать. Она закатывала истерики, устраивала сцены. Меньше всего мне хотелось погружаться в ее мир – ее и Лэндона.