Однако я не стала об этом говорить. Я не хотела доставлять ему удовольствие. Я прищурилась. – Правда или игра? – спросила я. – Что? – Это правда или это просто часть игры? Ты снова пытаешься вести себя мило, чтобы заставить меня в тебя влюбиться? – А ты как думаешь? – спросил он. Наши глаза встретились, и его взгляд показался мне таким искренним. С другой стороны, он мог просто дурачить меня, пытаясь пробраться в мои мысли. Если да, то у него получилось. Черт возьми, у него и правда получилось. Время от времени он отпускал грубые комментарии, но затем вставлял несколько приятных и нежных слов, и мое сердце таяло как масло. На секунду я чуть не влюбилась, едва не поддавшись его напускной доброте. Но знаете, что бывает, когда ваше сердце превращается в растаявшее масло? Закупорка артерий. Вот, что сделал со мной Лэндон, – закупорил мои чертовы артерии. * * * Спустя неделю мистер Таймс утвердил окончательный список актеров. Каждый день ожидания ощущался как бомба замедленного действия, и я была уверена, что в конце концов провалюсь. К моему удивлению, все получилось. Несмотря на то, что мое выступление показалось мне недостаточно сильным, Лэндон оказался прав – я стала его Джульеттой. И, как бы трудно ни было это признавать, он был идеальным Ромео. Узнав об этом, я поспешила домой, задыхаясь от радости. Я знала, что это глупо, но сыграть Джульетту было моей сбывшейся мечтой. Я вложила в это всю душу и первым делом хотела поделиться новостями с человеком, который помог мне подготовиться к прослушиванию. – Папа! Папа! – закричала я, ворвавшись в дом и бросив рюкзак на пол. Обыскав все комнаты, я поспешила вниз, в его писательский чулан, где он сидел за своим компьютером и лихорадочно печатал. – Папа… – Я сделала паузу и приподняла бровь. – Ты снова пишешь? Он обернулся, чтобы посмотреть на меня, провел ладонью по голове и одарил меня глупой улыбкой. – Да, пишу. – Я думала, ты прекратил писать, потому что… знаешь… Казалось, что ты не способен писать без сигареты в руке и без стакана виски. – Я знаю, но я почувствовал вдохновение, а когда художник вдохновлен, он должен творить. Ты знаешь это лучше, чем кто-либо другой. Это правда. Без искусства творец обречен на пустую, одинокую жизнь. – Не хочу отнимать у тебя слишком много времени, но я прошла! – закричала я, не в силах сдержать волнение. – Я получила роль Джульетты! – Конечно, – сказал он спокойным голосом. – Было сразу ясно, что ты получишь роль. Ты проделала большую работу, потратила время, и это принесло свои плоды. – Без тебя я бы не справилась. Спасибо, что помог мне с репетицией монолога. Он дважды мне кивнул. Он гордился мной. Он не говорил, но я это видела. Мои чувства все еще бушевали от волнения, и я подбежала к отцу, чтобы его обнять. Когда я заключила его в свои объятия, он слегка отвернулся от меня, но было уже поздно. Я почувствовала запах. Виски. Мое сердце мгновенно упало, и я сделала несколько шагов назад. Широко улыбаясь, я пыталась сдержать рвущиеся наружу слезы. – Больше не буду тебя отвлекать. Я просто хотела сообщить тебе хорошую новость. – С нетерпением жду возможности снова увидеть тебя на сцене. Ты со всем справишься. Виски. Виски. Виски. Может, мне показалось? Это ошибка? Или он вернулся к старым привычкам? – Спасибо. Спокойной ночи. Увидимся утром. Я поспешила в свою спальню, закрыла дверь и выключила свет. Забравшись в кровать, я натянула одеяло на голову, и слезы сами собой потекли из моих глаз. Папа снова взялся за старое… Я почувствовала запах – или, по крайней мере, мне так показалось. Достаточно скоро мама и Мима тоже это заметят. Начнется война. Будут крики. Будет ненависть. Будут слезы. Будет драма. Будет боль. Так. Много. Боли. Я так устала оттого, что эта история повторяется каждые несколько месяцев. Я так устала от этого уставать. Я ненавидела себя за то, что часть меня все еще верила, что папа изменит свое поведение, но, судя по всему, даже после тюрьмы он остался прежним. Возможно, люди не меняются. Может быть, это возможно только в сказках. Я лежала в постели и оплакивала своего отца, который был все еще жив. Я оплакивала того человека, которым он однажды мог стать. Я оплакивала свои мечты о его будущем. Я оплакивала потерю доверия. Может быть, когда-нибудь и мама начнет его оплакивать. * * * В последующие дни я убеждала себя в том, что не чувствовала запах, который, как мне казалось, я почувствовала. Мама и Мима ничего об этом не говорили, и в последнее время мы жили довольно мирно, так что я не хотела раздувать новую драму. Может быть, я ошиблась. В конце концов, я не видела, как он пил. Я не видела, как алкоголь попадал в его тело. На его столе не стояла бутылка, его речь была внятной, и мы спокойно поговорили. Это были действительно хорошие знаки. Поэтому вместо того, чтобы зацикливаться на вещах, которые я не могла контролировать, я сосредоточилась на своих основных целях: «Ромео и Джульетте» и Лэндоне Харрисоне. С каждой репетицией талант Лэндона становился все более и более очевидным. Меня поразило то, как легко и естественно он выглядел на сцене. Поначалу я думала, что он бросит театральную студию, как только поймет, какой это труд, но Лэндон не уклонился от вызова – он его принял. Когда его не было на сцене, он сидел в зале, просматривая сценарий пьесы. Он выучил свои реплики уже в первую неделю. Ко второй неделе он точно знал, когда ему следует выходить на сцену и как вести себя в каждом эпизоде. Но тем не менее он с жадностью впитывал знания так, словно его талант требовал усовершенствования. Часть меня ненавидела то, как легко ему это давалось. Другая – большая – часть меня была тайно восхищена его способностями. Я была человеком, ценившим необузданный талант. Необузданный талант – такой, как у моего отца, – всегда меня поражал. Однако мне самой это было не дано. Мне приходилось зубами и когтями бороться за каждую капельку своего мастерства. Никто не знал, сколько бессонных часов я провела, пытаясь улучшить свой монолог для прослушивания. Никто не знал о том, как я передвигала мебель в своей спальне для того, чтобы воссоздать обстановку сцены, – так я могла отрепетировать свои движения. Никто не знал, сколько часов я стояла перед зеркалом, оттачивая мимику. Никто не знал, сколько ночей я проплакала, чувствуя себя бездарью, когда я выкладывалась по полной, а этого все равно было недостаточно. Каждый день мы репетировали по два часа, и Лэндон всегда старался сесть рядом со мной. Если его не было рядом, я чувствовала, как он смотрит в мою сторону. Когда он не штудировал сценарий, то штудировал меня – его второе любимое хобби. Он знал, что сумел проникнуть мне под кожу, но иногда я замечала, как он смотрит на меня с такой нежностью во взгляде, что я невольно задавалась вопросом – помнит ли он о нашей игре? Отлично. Пока мы вынуждены находиться рядом друг с другом, я тоже смогу постараться выиграть наше пари. Мне приходилось ежедневно напоминать себе о том, что ни одна из бабочек, порхавших в моем животе всякий раз, когда рядом был Лэндон, не была настоящей. Я мысленно произносила воодушевляющие речи, убеждая себя в том, что трепет моего сердца был обычной изжогой. Я должна была поверить в то, что все мои чувства были просто выбросом гормонов. В глубине души я знала, что никогда не смогу влюбиться в Лэндона. Он не из тех парней, которые могут вызвать настоящие чувства. Особенно у меня. У меня и у моего чувствительного сердца. * * *