– Прости, – пробормотала она, вытирая глаза. – За мои сопли и весь этот беспорядок. Глаза у нее были красные и опухшие, а слезы все еще продолжали течь по щекам – она действительно выглядела как полная развалина. Разрушенная, опустошенная и… – Ты красивая, – честно сказал я ей. – Ты очень красивая. Честно говоря, я никогда не видел Шей настолько красивой и настоящей. Ее боль была так прекрасна, что мне хотелось защитить ее от всего мира. Я хотел снова обнять ее, успокоить и дать ей понять, что ее эмоции делают ее настоящей. – Пора ехать. Она слегка всхлипнула, потирая усталые, покрасневшие глаза. – Да, пора. Я наклонился, чтобы подобрать ее ключи, и, прежде чем передать их обратно Шей, подошел к дереву и стер остатки инициалов ее родителей. Если на этом дереве лежало проклятие, я хотел покончить с ним ради нее. Я хотел разрушить чары вечной любви, которые обрушились на ее семью. Я хотел освободить ее, чтобы однажды в будущем она встретила настоящую любовь. Она тяжело вздохнула и взяла связку ключей из моей руки. Ее пальцы коснулись моей ладони, и частица моей души, о существовании которой я не подозревал, вспыхнула. Что это было? Что это за чувство, и как ей удалось его разбудить? – Спасибо, Лэндон, – прошептала она. – Всегда пожалуйста, – ответил я. Именно это я и имел в виду. Всегда. Мы вернулись к дому ее кузины, и, когда я поставил машину на стоянку и повернулся, чтобы пожелать ей спокойной ночи, я нашел ее губы. Ее губы. На… Моих губах. Ее руки легли на мои щеки, и она притянула меня к себе. Я почувствовал вкус соленых слез, смешанных с персиковой гигиенической помадой, и, как ни странно, это стало моим новым любимым вкусом. Сперва я не ответил на поцелуй. Сперва я застыл, думая, что, если я двинусь, этот мираж исчезнет и больше никогда не повторится. – Лэндон, – прошептала она, закрыв глаза и прижавшись лбом к моему. Мне это нравилось. Мне нравилось, когда она произносила мое имя. Не Сатана. Не козел. Лэндон. Мне нравилось, когда эти два слога слетали с ее уст. Я почувствовал себя увиденным. Уже долго время никто не видел мою душу так ясно, как она. – Да? – выдохнул я. Мое теплое дыхание коснулось ее губ – ее мягких, пухлых губ. – Поцелуй меня в ответ, – приказала она, и я так и сделал. Мои губы. На… Ее губах. Сначала я поцеловал ее нежно, пытаясь не обращать внимания на то, как тесно стало у меня в джинсах. Мой член моментально отреагировал на то, что я целую девушку, – и не просто девушку, а ту самую. Я целовал Шей Гейбл, и каждый раз, когда наши губы соприкасались, она забирала часть моего сердца. Затем я поцеловал ее сильнее и глубже, слегка приоткрыв ее губы, чтобы проскользнуть языком в ее рот. Я хотел целовать ее так сильно, чтобы ее стоны были единственным, что давало бы мне силы существовать. Я хотел переплести свой язык с ее языком, хотел, чтобы мои руки блуждали по ее телу, исследуя каждый его дюйм. Я хотел ее. Я хотел ее до боли. Но потом она остановилась. Она отстранилась, и ее щеки порозовели – как всегда. Она провела пальцами по волосам и смущенно мне улыбнулась. – Вот, – прошептала она, медленно проводя большим пальцем по нижней губе, прежде чем нервно ее прикусить. Боже, Цыпа. Укуси ее еще раз. – Вот твой поцелуй, Ромео, – сказала она, открывая дверь и вылезая из машины. – Спасибо, Джульетта, – ответил я, затаив дыхание. По крайней мере, мне показалось, что я что-то сказал. Мой разум был настолько затуманен, что я не до конца понимал, что происходит. Я поправил джинсы в области промежности и наклонился в ее сторону. – Думаешь, нам стоит продолжать репетировать? Только ради спектакля. Хочу показать наилучший результат. Она рассмеялась, и этот звук заставил меня захотеть ее еще сильнее. Заметка: не носить джинсы рядом с Шей. Отныне – только спортивные штаны. – Спокойной ночи, Лэндон. Она закрыла дверцу машины. Лэндон. Скажи это снова. Она пошла к дому, а я все еще тянулся к ней, как отчаявшийся щенок, жаждущий внимания хозяина. Я поспешно опустил окно. – Прощай, прощай; минуты расставания исполнены столь сладкого страданья, – крикнул я ей вслед. Она оглянулась в мою сторону, широко улыбнулась и прижала руки к груди. – …Что я тебе до самого утра готова бы желать спокойной ночи. Мы цитировали Ромео и Джульетту. Я начал реплику, а она ее закончила. Что… За хрень… Происходит? И кто я… Черт возьми… Такой? Я с трудом узнавал себя. Вот я сижу в машине в полвторого ночи, цитируя Шекспира девушке, которую когда-то ненавидел. Ненавидел – в прошедшем времени. По правде говоря, я и сам не знал, когда в последний раз испытывал к ней неприязнь. Может быть, когда год назад она сидела в моей спальне, а может быть, никогда. Единственным, что я знал наверняка, было то, что мои губы покалывало от одной мысли о нашем поцелуе и мне нравился ее вкус. Я немного подождал, убедившись, что она благополучно дошла до дома, а затем плюхнулся на водительское сиденье. Прижав ладонь к груди, я почувствовал, как бешено стучит мое сердце. Она это сделала. Она заставила мое сердце воскреснуть. Ее поцелуй вернул меня к жизни. Я сидел, ухмыляясь от уха до уха, как обкуренный придурок. И все это только потому, что я процитировал девушке Шекспира, а она процитировала его мне в ответ. Возможно, все это было частью игры. Может, она просто залезла мне в душу, чтобы я что-то к ней почувствовал. Может быть, все это было обманом, но в тот момент мне было все равно. Это было так реально и так хорошо. Да пошла ты, Шей Гейбл! За то, что снова заставила меня чувствовать. 20