* * * После школьного дня фантастическая Четверка (и Рейн) пыталась уговорить меня потусоваться дома у Хэнка и отпраздновать мой день рождения. Я отказался, солгав, что уже запланировал встречу с отцом. В ту ночь мне не хотелось находиться среди людей. Меня оглушали мои же мысли, и я не желал становиться обузой для своих друзей. Я изо всех сил старался не думать о том, что моих родителей нет дома. Мама позвонила утром – в это время в Париже была поздняя ночь. Затем она звонила мне еще и еще. – Я люблю тебя, я люблю тебя, – повторяла она каждый раз. – Мне так жаль, дорогой, я обещаю, что скоро все объясню. С днем рождения. Пожалуйста, позвони мне. Пожалуйста, напиши. Пожалуйста. Я люблю тебя, Лэндон. Я скоро буду дома. Я тебя люблю. Я не отвечал на ее звонки, и мне не хотелось слушать ее оправдания, но я отправил ей сообщение, потому что, черт возьми, я был жалким слабаком и не хотел, чтобы она слишком обо мне беспокоилась. Я: Я в порядке. Надеюсь, ты тоже. Могу поспорить, что это сообщение заставило ее плакать. Вызвать у мамы слезы всегда было простой задачей. Папа вообще мне не звонил. Он даже мог ничего мне не желать – трудно быть счастливым в такой день, как сегодня, – но простое поздравление с днем рождения было единственной вещью, в которой я нуждался больше всего на свете. Я сидел дома, тусовался с Хэмом и играл в видеоигры. Что-то ударилось о мое окно, но я не стал раздвигать шторы. Я знал, что это Моника пытается привлечь мое внимание, но в тот день у меня не было на нее сил. У меня не было сил, чтобы отдать ей даже самую крошечную частичку себя. Когда около шести вечера в мою дверь позвонили, я с ворчанием пошел ее открывать. Я был на сто процентов уверен, что это Моника пришла наорать на меня за то, что я проигнорировал швыряние камней в мое окно, но, к моему удивлению, там стояла Шей с большой коробкой в руках. – Эй, ты. Она широко улыбнулась, и я не выдержал. Я влюбился в нее так сильно, что прямо в эту минуту наше пари должно было закончиться моим позорным поражением. – Что ты здесь делаешь? – спросил я, приподняв бровь. – Разве ты не наказана? – Да, но я сбежала. – Цыпа… – вздохнул я, чувствуя, как внутри меня что-то сжимается. Она была не из тех девушек, которые сбегают из дома. Она была не из тех девушек, которые нарушают правила, прогуливают школу или лгут. И теперь она делала все эти вещи. Почему мне казалось, что мои плохие качества слишком на нее повлияли? – Ты собираешься пригласить меня войти? – спросила она, все еще широко улыбаясь. – Или мне и дальше стоять здесь с коробкой в руках? Я отошел в сторону. Она вошла и направилась на кухню. – Что в коробке? – спросил я. – Сюрприз на потом, – сказала она, открывая холодильник и засовывая коробку внутрь. – Не подглядывай. Она развернулась ко мне, а я все влюблялся, влюблялся и влюблялся… – Я подумала, что мы могли бы потусоваться сегодня вечером, заказать пиццу и посмотреть «Друзей». Идеальный день с идеальной девушкой. Я в тебя влюбляюсь… – Конечно. Мой живот скрутился в узел, и я мог поклясться, что она слышала, как бешено бьется мое сердце. Мы сидели на диване в гостиной, и я был чертовски благодарен за то, что, в отличие от ее бабушки, она по достоинству ценила такое сокровище, как «Друзья». Каждый раз, когда она смеялась над словами Джоуи, я мысленно запечатлевал ее улыбку. Каждый раз, когда она жевала свою футболку, наблюдая за Россом и Рэйчел, я видел лишь ее прекрасные глаза. – Ты всегда втайне рассматриваешь людей? – пошутила она, снимая пепперони со своего куска пиццы. – Только тебя. Она повернулась ко мне, явно удивленная моими словами. Отложив пиццу, она вытерла руки салфеткой и пододвинулась ко мне. Едва касаясь пальцем моих губ, она внимательно изучала мое лицо. Затем она прижалась своим лбом к моему и закрыла глаза. Она о чем-то думала, но я не мог ее разгадать. – Пенни за твои мысли, – прошептал я. – Пятак за твое время… четвертак за твое сердце… – я глубоко вдохнул. – Доллар, чтобы ты стала моей. – Что мы делаем, Лэндон? – спросила она низким дрожащим голосом. – Я не знаю. – Это все еще игра? – Я не знаю… Это было правдой. Я не знал, что именно заставляет нас продолжать – пари или нечто большее, что начало зарождаться между нами. Я не знал, чувствует ли она то же, что и я. Я не знал, влюбляется ли она, влюбляется ли она, влюбляется ли… – Меня это немного пугает, – призналась она. – То, что происходит в моем сердце, когда ты рядом… это странно. – Меня тоже, но одно я знаю точно, – сказал я, приподняв ее лицо за подбородок так, чтобы мы смотрели друг другу в глаза. – Что? – Я буду наслаждаться любовью к тебе так же сильно, как наслаждался ненавистью. Она поцеловала меня, и последняя спящая частица моей души наконец проснулась. Я прикоснулся к ее раю, познакомив ее со своим адом. – Мы можем пойти в твою комнату? – спросила она, и я немного напрягся. – Цыпа, если мы окажемся в одной спальне, то я гарантирую, что… – Мы сломаем кровать? – она ухмыльнулась. Я усмехнулся. – В яблочко. А также… Она снова перебила меня, прижавшись к моим губам. Не прекращая поцелуя, она прошептала: – Мы можем пойти в твою комнату? Одни ее слова заставили меня возбудиться. – Ты уверена? – спросил я. – Да, – ответила она. Я поднял ее на руки и направился наверх. Когда мы подошли к комнате, я поспешил выгнать оттуда Хэма и закрыть за собой дверь. Бонус моей одинокой жизни? Я точно знал, что к нам никто не вломится. Я положил ее на свою кровать и встал перед ней. Она смотрела на меня широко распахнутыми от удивления оленьими глазами, а я наблюдал за тем, как она изучает мое тело. – Нервничаешь? – спросил я. – Да, – честно ответила она. – Ты еще не передумала? Она схватилась за край своей футболки и стянула ее через голову, швырнув в угол комнаты. – Нет. Почему, черт возьми, я снова надел джинсы? Мой член был готов вырваться из штанов в любую секунду. Она подошла, чтобы снять с меня кофту, но я отстранился. – Подожди, Цыпа… – замялся я. Я закрыл глаза. Я резко вдохнул, и она остановилась.