– В чем дело? – Я, эм… – я отвернулся от нее и сжал кулаки. В голове звучал голос Моники. Она видела твои шрамы? – Просто… – Эй, все в порядке. Ты можешь со мной поговорить, – сказала она ободряющим голосом. Я кивнул, понимая, что она имеет в виду. Но словами это было не исправить. Об этом не нужно было говорить; это нужно было видеть. Я повернулся к ней спиной, поднял край футболки и стянул ее через голову. Я обнажил отметины, сверху донизу исполосовавшие мои руки. Следы моей прошлой боли. Результат работы моего испорченного сознания. Шрамы от моего израненного сердца. Она резко и громко вздохнула. – Боже мой, Лэндон. Что с тобой произошло?! – сказала она, подходя ко мне, чтобы осмотреть следы на моей коже. Каждый шрам соответствовал минуте, когда я терял себя. Каждый шрам отражал боль, вырезанную на моей коже. Раны зажили, но все же выделялись на моем теле. Все они были направлены в разные стороны. Вдоль, поперек, наискосок – вот они, выставленные на всеобщее обозрение. Я закрыл глаза, зная, что, вероятно, я ее испугал. Каждый день, когда я принимал душ, мои пальцы касались следов моего прошлого. Она, вероятно, думала, что я худший из всех испорченных товаров, недостойный любви, недостойный никого и ничего. Разве есть кто-то, способный полюбить настолько темный, сломанный разум, как мой? Разве есть кто-то, кто захотел бы касаться этих уродливых отметин? – Я, эм… – вздохнул я, все еще не в силах произнести свою правду. – Послушай, я пойму, если ты не захочешь заниматься со мной сексом после того, как это увидела, после того, как узнала, насколько я ненормальный, но я решил, что должен показать их тебе заранее, чтобы… Когда ее пальцы скользнули по шрамам на моих предплечьях, по моей спине пробежал холодок. Я сгорбился, и она аккуратно провела рукой по следам порезов. Опустив голову, я закрыл глаза. Я никогда не чувствовал себя таким слабым, таким незащищенным… таким настоящим. – Тебе грустно? – прошептала она. – Да. – Насколько? – Очень сильно. – Как часто? Я тяжело сглотнул. – Всегда. Сказать эту правду было труднее всего. – Моему дяде тоже было грустно. Он держал свою боль при себе. Иногда я это видел. Видел, но ничего с этим не делал. Конечно, это было не в моих силах. Но я должен был стараться сильнее. Если бы я старался сильнее, возможно, он бы не… – я перевел дыхание и опустил голову. – Я нашел его дневники после того, как он скончался. Его посещали мрачные мысли. Он был так одинок… Но самое страшное было то, насколько его мысли совпадали с моими собственными. Это меня напугало. Напугало то, насколько мы похожи. – Ты не он, Лэндон, – прошептала она, и я медленно кивнул. – Да… но что, если я хуже? Что, если мое сознание настолько испорчено, что я никогда не смогу излечиться? Что, если я закончу так же, как он? – Этого не случится. – Откуда ты знаешь? – Потому что я этого не допущу. Я закрыл глаза. Я пытался подавить свои эмоции. Я пытался понять, почему она еще не сбежала оттого ужаса, которым я был. – Могу я задать тебе вопрос, который задавала раньше? – прошептала она низким и спокойным голосом. – Да. – У тебя депрессия? По моим щекам катились слезы, но я даже не пытался их вытирать. Я медленно кивнул, чувствуя, словно в моей груди находится бомба, готовая вот-вот разорваться. – Да. – Хорошо. – Она вздохнула и подошла ближе. – Хорошо. Это все, что она сказала. Она не убежала. Она не сказала мне, что со мной что-то не так. Она не спряталась. Это было именно то, в чем я нуждался. Чтобы кто-то остался рядом со мной. Ее губы коснулись моих шрамов, и она покрыла их легкими поцелуями. Она поцеловала каждый из них, прежде чем перейти к щекам и поцеловать мои слезы. – Ты больше, чем история, которую рассказывают эти шрамы, Лэндон. Ты больше, чем твой дядя. Ты больше, чем твоя депрессия. Ты добрый. – Она поцеловала мою грудь. – Ты сильный. – Она поцеловала мою шею. – Ты умный. – Она поцеловала мои ладони. – Ты талантливый. – Она поцеловала мои руки. – Ты красивый. – Она поцеловала уголки моих глаз. – И ты нужен этому миру. Я знаю, что это всего лишь слова, и, возможно, ты даже в них не поверишь, но я все равно скажу. Я буду повторять это каждый божий день, чтобы ты всегда об этом помнил. Она продолжала говорить обо мне, целуя каждый уголок моего тела. За каждый шрам она произносила пять вещей о том, каким человеком я являюсь. За каждое болезненное воспоминание она обещала мне лучшее будущее. Она целовала мои шрамы и называла их прекрасными. – Лэнд? – тихо позвала она, прижимаясь своим телом к моему. – Да? – Ты отдашь мне себя этим вечером? Да… да… тысячу раз да. – Да, но настоящий вопрос в том, готова ли ты отдать мне себя? – Полностью, – пообещала она. – Я твоя. Она кивнула без тени сомнения, и от этого мои глаза снова наполнились слезами. Однако я не позволил им выйти наружу, потому что теперь мои мысли были о лучшем подарке на день рождения, которого я мог желать, – о ней. Я выключил свет, все еще чувствуя неловкость из-за своих шрамов. Теперь комнату освещала только луна, сияние которой пробивалось через оконное стекло. Сначала я раздел ее, а она поспешила снять с меня джинсы. Трудно описать свободу, которую ощутил мой освобожденный член. Она изучала его почти с изумлением, словно до сих пор не понимая, что с ним делать. Ее палец скользнул по ткани моих боксеров, и я вздрогнул от ее прикосновения, закрыв глаза. – Для тебя, – пробормотал я. – Только для тебя. Она стянула мои боксеры и начала опускаться на колени, но я ее остановил. – Нет, – остановил ее я, разворачивая ее и укладывая на кровать. – Сперва ты. Я опустился на колени, раздвинул ее ноги и вернулся к своему новому любимому занятию – заставил колени Шей дрожать от удовольствия. Она скручивала простыни, хватаясь за ткань, пока я наслаждался ею, стонала, пока я ласкал ее языком, кричала от желания, пока я доставлял ей удовольствие. Каждый раз, когда она поднимала бедра к моему лицу, я впивался в ее клитор. Каждый раз, когда она пыталась вырваться, я прижимал ее еще сильнее. Я не собирался останавливаться до тех пор, пока она не кончит так, как не могла представить в самых смелых мечтах. Я хотел чувствовать ее вкус на своем языке. Я хотел утонуть в ней и больше не всплывать на поверхность. – Лэндон! Она выкрикнула мое имя в мою подушку, дрожа всем телом, и я жадно вылизал ее дочиста, в то время как мой член неистово пульсировал у меня между ног. – О боже, Лэндон, это было… это было… Она не могла договорить, и я ухмыльнулся. – Хорошо? – подсказал я. – Так. Чертовски. Хорошо. Тяжело дыша, она притянула меня к своим губам. Я навис над ее телом, мои глаза скользили по ее фигуре – я наслаждался каждым ее дюймом. Она прижалась своим лбом к моему. – Теперь я хочу почувствовать тебя – всего тебя – внутри. На мгновение я заколебался, понимая, как много это для нее значит. – Ты уверена? – Да, но… Она замерла и посмотрела на меня напряженными, полными чувств карими глазами. В ее взгляде чувствовался трепет. Она лежала обнаженная в моей постели – такая уязвимая, такая настоящая. Для нее это было непросто – позволить мне видеть ее в таком состоянии. Я чувствовал, что к этой стороне своей личности она допускала лишь немногих. – Ты можешь сделать кое-что для меня? – прошептала она, прижимая руки к моей обнаженной груди. – Да. Что угодно.