Позже, в тот же день. «Снова „даём кругаля“ с Сергеем Мироновичем по дорожке вдоль Кремлёвской стены от Спасской башни к Боровицкой. И снова после награждения. И снова на распутье. Наконец-то потеплело (столбик термометра едва перевалил за +20)… Едва дождался лета! Наверное, всё-таки, у меня сложилось не совсем правильное представление о климате, вынесенное из аномалий 90-х, нулевых и десятых. Сейчас подумал об этом и вспомнил своё детство и юность: начало 60-х-70-х. Морозы за минус тридцать- обычное явление, лето кончалось с последними днями августа». — Говорили недавно о тебе с товарищем Сталиным… — Неспешно, в ритме нашей прогулки, начинает фразу мой собеседник. «Вот сейчас и решится моя судьба. Да, они- вершители судеб, не получившие это право по наследству или по стечению обстоятельств, а завоевавшие его в длительной борьбе с царизмом, „временными“, иностранными интервентами и своими бывшими соратниками. Когда твоя судьба определяется на таком высоком уровне, то это хорошо и плохо: хорошо, что она решается наиболее компетентными людьми в стране, а плохо, что это решение уже не оспоришь». — Не разрешил он взять тебя ко мне в секретариат. — Продолжаем мерить дорожку поскрипывающими сапогами. «Да я двумя руками за, аппаратные интриги меня не очень привлекают. Хотя без овладения этим искусством, во власти, конечно, делать нечего, даже если занесёт тебя попутным ветром на вершину». — Я смотрю, ты не слишком-то и расстроен, — смеется Сергей Миронович. — вот только рано радуешься. Короче, решили мы посмотреть на что ты годен как руководитель. Никаких там заместителей, помощников: на тебе полная ответственность за результат и за людей. «Нормально так, только я переходить дорогу Паше не хочу». — Не волнуйся, — по своему истолковал сомнения, выразившиеся на моём лице, Киров. — дадим тебе время до осени закончить свои дела по «Подсолнуху». Съездите с Ощепковым в Америку, купите оборудование… будешь, конечно, помогать ему в свободное время, но это будет его планида. — А меня куда? — Есть у меня задумка, — Сергей Миронович подходит к лавочке и садится приглашая меня. — но хотелось бы послушать сначала тебя. «Так это что, мне дается карт-бланш? И кому, инженеру неделю назад получившему диплом? Ну положим, Павел дал мне хорошую характеристику на СтиО. Не думаю, однако, что руководители государства станут в своих решениях полагаться на мнение одного человека. Интересно, как далеко они зашли в своих проверках? Не думаю, что далеко. Автобиография моя умещается на половинке тетрадного листа. Весь на виду. В оппозиции не состоял, как впрочем и в партии… Ягоде топить меня нет никакого резона, себе дороже. О Ежове, что-то вообще в последнее время ничего не слышно: без ключевого поста секретаря ЦК он в этой истории лишь бледная тень того Ежова, а после скорого завершения партийной чистки в Комиссии Партийного Контроля станут разбирать лишь пьянку и аморалку. Отсюда следует что? А то, что ничего компрометирующего на меня не найдено, и совсем даже наоборот, попал я в кадровый резерв, и хотят испытать меня на серьёзном деле. Не сказать, что я совсем не задумывался над тем, что буду делать после сдачи „Подсолнуха“. Для сопровождения, усовершенствования и внедрения радиоуловителей на земле, в авиации и на флоте наше ОКБ не годится, а нужен крупный институт, такой как НИИ-9, недавно созданный на базе ЛЭФИ, который и поглотит всех, занимающихся этой тематикой. Поэтому я уже стал подумывать как за год, оставшийся до сдачи радиоуловителя выделить тему кристаллического детектора из числа передаваемых и создать свою организацию, которая будет заниматься исключитерьно полупроводниками. Сейчас же получается, что надо спешить, так как времени остается только до осени. Но как предложить идею создания такого института… Резонный встречный вопрос- а что теперь для каждой детали из радиоуловителя будем создавать свой особый институт? Тут должно быть что-то такое, за что обеими руками ухватились бы и военные, и гражданские, и, конечно, органы внутренних дел. Шифровальная техника для проводной и беспроводной связи! Это, пожалуй, была последняя крупная тема, которую мы наметили с Олей для передачи и до которой пока не дошли руки. Понятно, конечно, что работы над этой важнейшей государственной темой ведутся повсюду давно, в том числе и в СССР, но результатов, удовлетворяющих правительство, пока нет. Что бы я мог „нового“ предложить в этой области? Вокодер с системой „Сигсали“ 1942 года, в которой голос человека препарируется по частотам и превращается в последовательность импульсов, а они уже в две тональные частоты (как в модеме) ноль и единицу. На приёмной стороне эти частоты преобразовываются в обратном порядке и из динамика звучит вполне различимый синтезированный голос человека. Чем хороша эта система? Да тем, что может быть использована как для проводной так и радиосвязи, легко поддаётся шифрованию, так как имеет дело с цифровым представлением звукового сигнала и слабо чувствительна к помехам (частотная модуляция). На строительный же кирпичик „Сигсаля“- операционный усилитель я уже давно положил глаз. Лакомый кусок… Многие захотят взять такой (институт??), скажем скромнее, такое КБ к себе под крыло. А что выгодно мне? Куда идти? К военным, в Трест Слабых Токов или остаться в НКВД? Неминуемое столкновение Сталинской группы и „оппозиции“ уже на пороге… везде можно попасть под раздачу. Наркомат тяжёлой промышленности вскорости будет полностью расформирован, участь Тухачевского, даже если он и не решится на путч, незавидна: кто-то должен отвечать за безобразия с вооружением и растрату государственных средств. Ягода… может быть в этот раз на его место придёт кто-то другой, не Ежов, ведь его карьера забуксовала». — Надо подумать. — Откидываюсь на спинку скамейки рядом с Кировым и бросаю взгляд на Москва-реку с высоты кремлёвского холма. За Большим каменным мостом сереет двенадцатиэтажная громадина «Дома на набережной» по проекту Бориса Иофана, но Сергей Миронович смотрит не на неё, а напротив, на противоположный берег реки, на то место, где несколько лет назад стоял Храм Христа Спасителя, а сейчас несколько экскаваторов в облаке пыли начали выемку грунта под котлован фундамента Дворца Советов, грандиозного здания высотой более четырёхсот метров, того же архитектора. — Ну думай… — протянул Киров задумчиво и вдруг встряхнувшись продолжил. — Ты знаешь, когда мы на Первом Всесоюзном съезде предложили построить Дворец Советов, то совершенно не представляли себе насколько трудна эта задача. Мы поняли это только когда приступили к проектированию: небывалые нагрузки на грунт потребовали потребовали необычную конструкцию фундамента, железный каркас дворца- новых марок стали, огромные помещения- новое оборудование для освещения и вентилляции, высота здания- новые скоростные подъёмники. Дворец Советов станет сосредоточием всего нового и передового в науке и технике, школой для архитекторов, инженеров и строителей, это, кстати, тебе наука- не бойся ставить перед собой большие задачи, но не это главное- он станет зримым символом ума и силы советских народов, покажет нашим недругам что мы, «полуазиаты», мы, на которых до сих пор продолжают смотреть сверху вниз, способны украшать землю такими памятниками, которые им и не снились. «Но некому оказалось подхватить красное знамя из слабеющих рук вождя, к власти пришли партийные чиновники, привыкшие мыслить другими категориями и на месте будущего Дворца Советов, в его фундаменте, построенном в тщательно „битумизированном“ грунте, и уже готовом принять на себя вес в полтора миллиона тонн, организовали открытый бассейн, утопив в нём будущее своей страны. А я всё думаю об очередной „инновации“… но спасёт ли это страну… не уверен. Хотя, быть может, своё главное дело в жизни я уже сделал- спас Кирова, а это, по крайней мере, ещё лет десять-пятнадцать сталинского курса… есть время на выполнение решений девятнадцатого съезда… что ж, будем посмотреть, а пока надо ковать железо не отходя от кассы». — Придумал, — предсказуемая реакция лёгкого на улыбку Кирова. — мы с ребятами во время работы над «Подсолнухом» задумали одно устройство для шифрования голоса и последующей его дешифрации. Его можно будет подключать и к телефону и к рации, а тот, кто захочет подслушать этот разговор услышит только гудение. — Нужная вещь, — серьезнеет Киров. — выпускают такие у нас в Ленинграде. «Такие, да не такие. Только ведь не скажешь, что эти устройства могут работать только на ВЧ-связи и требуют хорошей частотной характеристики канала при отсутствии помех. Это сейчас совершенно секретная информация, даже то, на каких заводах („Красная Заря“ и завод имени Кулакова) эти шифраторы выпускаются». — Сергей Миронович, — пробую обходной манёвр. — я могу описать как будет устроен наш прибор, а компетентные товарищи дадут заключение стоит ли игра свеч. — Хорошо, — легко соглашается Киров. — я хоть и не картёжник, но что-то мне подсказывает, что заключение будет положительным… только включи в свою записку также примерный штат своей группы и примерные расходы на оборудование, чтобы не терять времени. — Завтра же будет готова. — Встаю вслед за поднявшимся собеседником. — Что и спать не будешь? — Двинулись в обратную сторону. — Бессоница. «Пока, вроде, бессонница особо не досаждает, достаточно ночью посидеть в кресле или полежать на диване в лаборатории несколько часов и чувствуешь прилив сил, как после хоршего сна, но кто его знает как будет дальше». — Думал- это наша стариковская болезнь. «А ведь ему, всего лишь, чуть за пятьдесят… И уже- старик. Впрочем, если взять современную продолжительность жизни: около сорока лет, то да- старик». — Так выходит, Алексей, что тебе совсем неинтересно знать как я вижу твоё будущее. — Киров останавливается, снимает фуражку, откидывает назад волосы и несколько разочарованно снизу вверх смотрит на меня. — Интересно, конечно, Сергей Миронович. Спросить не решался. — Читал твою автобиографию, ты пишешь, что разговариваешь по-узбекски? — Год в Ташкенте на рынке с беспризорниками обитали: что-то подтащить, посторожить… научились довольно бегло говорить. — Отлично, товарищ Хрущев ищет себе помощника со знанием языка и местных обычаев… — Киров заливисто смеётся, заметив мои вылезшие из орбит глаза. — А если серьёзно, то «кадры, овладевшие техники»- это сейчас очень важно, но нельзя забывать о партийных и советских кадрах. Опасность «мелкобуржуазной стихии, захлестнувшей партию», о которой предупреждал Ленин, никуда не делась. Если не принимать решительных мер, то вскоре мы окажемся в меньшинстве. «Так, по сути, и произошло в той жизни, убеждать меня не надо»… — Да, не вешай, ты, нос, — моему собеседнику не понравился тот эффект, который произвели на меня его слова. — нас не так-то просто одолеть, но и плыть по течению не станем. Ты хочешь вступить в партию? «Первый раз за обе моих жизни я слышу такое предложение. В прошлой жизни- даже мысли такой у членов партии, работавших со мной в одном коллективе (пару лет на рабочей должности), почему-то, не возникало. Не потому, что я был каким-то антисоветчиком, вовсе нет: как все ходил на демонстрации, субботники, не опаздывал и не прогуливал. Просто, наверное, не умел скрывать своей, даже не брезгливости, а, скорее, своего отсутсвия зависти, к большой части „членов КПСС“ вступивших в партию за тем, чтобы монетизировать свою лояльность в повышение по службе или бонусы из общественных фондов потребления. Такой отрицательный отбор в партию, в конечном итоге, и привёл к такому отчуждению между народом и партией, народом и руководством страны, что вместе с партией равнодушно выплеснули и государство». — Хочу. — Не отвожу глаза под пристальным взглядом Сергея Мироновича. «Нельзя больше отсиживаться в стороне». — Хорошо. — Снова хрустит галька под нашими сапогами. — Одну рекомендацию я тебе дам, другую попроси у себя на службе. Москва, Докучаев переулок, квартира Ощепкова, 23:00, тот же вечер. Тихо, стараясь не шуметь, открываю своими ключами входную дверь, нащупываю в темноте и поворачиваю выключатель света в прихожей… и обнаруживаю в ней Олю… в белой нательной рубашке Павла, настолько короткой, что она не даёт шанса разыграться моему воображению. — А ты откуда здесь взялась? — Стараюсь строго смотреть ей прямо в глаза. — Я в отпуске со вчерашнего дня, в том самом, что ты подписал мне перед отъездом. — Мстительно расправляет плечи моя подчинённая. — А, ну да, прости, вылетело из головы. — Сворачиваю на кухню, беру графин и начинаю набирать воду в него из крана. — Поздравляю с наградой, — продолжает искусительница. — ну что, говорил с Кировым. На кухне разговаривать можно, ещё в прошлый приезд Оля методично обследовала всю квартиру, не найдя микрофонов. Решили поостеречься говорить только в гостинной вблизи телефона. — Говорил, — сажусь за стол. — хотят попробовать меня в качестве руководителя… слушай может ты оденешься, а то холостым парням… — Я не понял, Ань, я тебя жду-жду… — на кухне появляется взлохмаченный Павел в майке-алкоголичке и синих до колен трусах. — Нервные все какие, — фыркает она. — за мной. «Скорей бы в Крым». — Она и на службе себя так ведёт? — Ощепков достаёт из посудного шкафа стакан и усаживается за стол рядом со мной. — Как ты её терпишь? — Всё. — Наполняю водой из графина наши стаканы. — Теперь ты терпи, скоро переведут меня и, скрее всего, в Москву. «Странно, всё-таки. Сидят вдвоём за столом на кухне два мужика и пьют из стаканов воду. Хотя бы чай, что ли… Но тут есть проблема: надо дровами растапливать плиту, так газ на кухне ещё только начал появляться в домах новой постройки». — Киров сказал? Когда? — Стакан с водой в руке у Павла замер на полпути. — Осенью, думаю, что до октябрьских всё решится. — А Аню куда? — Волнуется друг. — Тебе придётся думать, с собой её взять не смогу. — Понятно…, а что с Америкой, «Подсолнухом»? — С Америкой- всё по прежнему, а с «Подсолнухом»- буду помогать в любом случае. — Успокаиваю Павла как могу. Он решительно отставляет стакан и, порывшись во внутренностях шкафа, возвращается к столу с початой бутылкой армянского коньяка и двумя маленькими стеклянными рюмками на ножках. Разливает тягучую маслянистую янтарную жидкость и на секунду замирает, собираясь с мыслями. Боковым зрением замечаю Олю в том же наряде и немедленно выпиваю, не дождавшись пашиного тоста. — Врачи рекомендуют перед сном: успокаивает нервную систему, расширяет сосуды… — готовая взорваться подруга начинает истерически хохотать, переводя взгляд с меня на ничего не понимающего Ощепкова. Глава 13 Крым, окрестности Ялты, 3 июля 1935 года, 9:15. «Какие-то несчастные десять километров от моего санатория в Кореизе до Ялты едем уже больше получаса»…