Сергей Миронович тоже доволен, машет мне чтобы я подошёл поближе, и начинается экскурсия по предприятию. Переходим из цеха в цех: на монтажных столах бытовые приёмники, как СИ-235, сменяют военные радиостанции, как дивизионная 6-ПК и танковая 71-ТК. Молодые весёлые сборщицы бытовой аппаратуры сменяются серьёзными средних лет сборщиками военной продукции. — Как вы, Пётр Кузьмич, собираетесь расширять производство? — Спрашивает Киров директора на выходе из цеха. Пожилой руководитель предприятия в потёртой рабочей спецовке стирает со лба носовым платком выступивший, несмотря на прохладную погоду, пот. — Помещения нам не хватает, — грустно вздыхает он. — кругом дома, некуда нам расти- тока вверьх. Вот отремонтировали бывшую дирекцию, перевели нормировщиков, учётчиков и бухгалтеров к конструктарам, да что толку: один только малый сборочный участок впихнём туда и только. Пойдём-те глянем. «Шикарное место… Потолок три с половиной метра. Большая комната- метров двести пятьдесят- идеально для лаборатории. Две маленькие- по пятьдесят метров». Киров замечает мои горящие глаза, хитро подмигивает и продолжает молча ходить с озабоченным видом выдерживая паузу. «Мне тоже, пожалуй, сейчас лучше помолчать»… — Мне бы десятин эдак восемь по Москвой, — первый не выдерживает директор. — так я бы с удовольствием всем заводом туда перехал. «Заметьте, не я это предложил»! — Вчера на совещании по плану реконструкции Москвы, — ни к кому не обращаясь начал Киров, — рассматривали Москворечье и новую магистраль от Садового кольца до Южного порта. Так вот, недалеко от Кожухово есть большой пустырь… — Очень даже нам подходит, — горячо включается, кажется, профорг. — многие рабочие оттудова с Угрешской и Заставы Ильича. Каждое утро на трамвай по часу уходит. — Поезжайте, посмотрите… — хитро щуриться Мироныч. — пока только Автозавод на это место глаз положил. — Сегодня же поедем, Сергей Миронович. — Забеспокоился директор, почувствовав в словах хозяина Москвы «но». — Если понравится вам участок, то помогу, обещаю, — продолжает Киров. — только и вы мне, Пётр Кузьмич, помогите. Очень нужно этот особнячок для важнейшего государственного дела. Я незаметно киваю в ответ на его вопросительный взгляд. Пока директор лихорадочно соображал чем грозит заводу эта потеря, на передний план выступил парторг. — Наша партийная организация и весь коллектив, — он заметно волнуется и очень громко произносит слова. — почтут это за честь. Товарищ Киров, просим выступить перед рабочими. «И кто это наговаривает на него, мол, готов часами выступать по самому незначительному поводу»? В столовой, в обеденный перерыв за четверть часа вручил переходящее знамя МГК партии, поздравил коллектив и даже успел сфотографироваться с собравшимися (как раз подоспели корреспонденты «Рабочей Москвы»). Ещё десять минут ушло на наше с Сергеем Мироновичем фото с комсомольцами (в основном комсомолками) завода. Не мог отказать в этом румяной девушке, которая запинаясь и пряча глаза пригласила сесть рядом. — Миша, мы пройдёмся с Алексеем до моста подышим воздухом. — Крикнул Киров начальнику охраны. Тот отдал знаками команды подчинённым и вот уже в десятке метров впереди, сзади нас и на противоположной стороне улицы, оказались охранники, а машины заблокировали движение по дороге. — Ну рассказывай, что у тебя там стряслось? — Чиркнула спичка о коробок. — Сначала не был уверен, рассказывать об этом или нет, думал кажется это мне, но всё-таки решил, что стоит. — Понижаю голос почти до шопота. — Дело в том, что переводчик Амторга, Гольдман, тот, которого потом убили попросил меня отнести конфеты в гостиницу, где жил Седов. Даже адрес написал на записке: «Бельведер, номер 302». Я потом в газете прочитал, что это и был номер Седова. Попросил и уехал, а затем позвонил Боев и стал интересоваться моими планами: что, мол, ты собираешься вечером делать. — Вон оно что… — Киров загнал папиросу в угол рта. — В общем, подумал я потом, что заодно они были. Специально хотели меня с Седовым свести. Думаю, хотели сфотографировать меня с ним: в полицейском отчёте было написано, что в номере обнаружена фото камера. — Ясно, молодец, что сказал, — поднимает правую руку. — только больше никому… По знаку к нам подбегает Михаил и открывает тяжёлую дверь, подъехавшего «Паккарда». — Тебя подвезти, Алексей? — Привычная улыбка исчезла с лица Кирова. — Нет не надо, я пройдусь. Спасибо за всё, Сергей Миронович. Жму руку охраннику, захлопнувшему заднюю дверь машины и провожаю взглядом тронувшийся с места кортеж. «Чёрт его знает… правильно ли я поступил не рассказав Кирову всей правды». Не хотелось оправдываться по поводу потраченных денег: по бумагам видно, что за все товары было заплачено по безналичному расчёту. Выходит двадцать тысяч долларов я присвоил. Если начать рассказывать про Питера МакГи, то тоже ничего хорошего: он наверняка откажется подтверждать- зачем ему проблемы, если об этом вдруг узнает налоговая полиция или работодатель. Да и сам я как буду выглядеть в лице наших: поддерживаю связь с беглым преступником, даю взятки. Но самое, пожалуй, неприятное объяснять связь с ФБР, которое я навёл на Седова. «Надо бы с Олей посоветоваться… Забыл позвонить секретарю Бокия, доложиться. Тот любит держать всех под контролем. Придётся возвращаться на проходную»… Москва, Всехсвятское, ВИЭМ, позже, то же день. «Ну и вытянется, подозреваю, физиономия у профессора Лурии, когда он сравнит результаты двух моих тестов. Придётся констатировать почти полное совпадение. Это было совсем не трудно с моими-то приобретёнными способностями. Не будет никакой реакции ни на слово деньги, ни на слово конфеты». В пустом хорошо освещённом коридоре вдруг раздались звонкие девичьи голоса. С лестничной клетки выпорхнула стайка девушек в белых халатах и полетела в мою сторону. — А ты, малявка, куда со взрослыми? — Пренебрежительно роняет высокая фигуристая медичка обращаясь к Оле, идущей слева чуть сзади от неё. — Иди учи латынь. Ермольева тебя ни в жисть к себе в кружок не примет. — А лучше… анатомию…. кости и связки. — Поддакнула справа запыхавшаяся худенькая подружка, самая маленькая в группе. — Здравствуйте, красавицы! Явление небожителя с обложки журнала студенткам произвело на последних, кроме одной, впечатление грома среди ясного неба вплоть до столкновений остановившихся передних с неуспевшими затормозить задними. — Ань, можно тебя на минутку? — Второй удар для девушек в белых халатах был даже посильнее первого. Оля с недовольным видом хватает меня за рукав и тянет в сторону к окну. — Ты что не можешь без представлений? — Недовольно шепчет подруга. — Два дня не могу до тебя дозвониться, — начинаю оправдываться как мальчишка. — нужно срочно пошептаться, ты понимаешь о чём. — Сейчас у меня кружок по инфекциям, — приосанилась Оля, заметив вытаращенные на нас глаза медичек, пытающихся понять кто я ей. — потом с шести до десяти анатомка. Зайду в одиннадцать. — Договорились. — С готовностью киваю я. — Пока. — Оля грациозно проходит мимо так и не сумевших прийти в себя девушек и уже им. — Ну, вы идёте? Стайка послушно двинулась за новым лидером, изредка оглядываясь на меня. Москва, ул. Большая Татарская, 35. 30 ноября 1935 года, 23:00. — Хорош, гаси горелку! Девятьсот пятьдесят градусов. — Кричит Олег мне и щёлкает тумблером включения высокочастотного генератора. Только вчера, в последний рабочий день шестидневки, закончили установку оборудования из пашиной лаборатории: осциллограф, установку вытягивания кремниевых стержней из расплава, рентгеновскую установку для ориентации слитков по плоскостям кристалла, установку для измерения их удельного сопротивления… «Хм, как обросли мы оборудованием за неполный год. Впрочем это для лаборатории он неполный, а для меня лично завтра годовщина новой светлой жизни». То-то сегодня Киров звонил и спрашивал как дела, мол, устроились ли, а в конце сообщил, что нашёл (удивительное это слово «нашёл») для нас миниатюрный швейцарский прецизионный фрезерный станок пилить наши стержни. «Это ж он так благодарность мне выражал, а я замотанный переездом и не сообразил. Если уж так рассуждать, то оба мы должны быть благодарны Оле, надо будет ей завтра позвонить». Недели три от неё ни слуху ни духу, с тех пор как заявилась ко мне в двенадцатом часу ночи и предложила проводить её до дома, а по пути рассказать что у меня стряслось. Внимательно выслушила меня, уточнила некоторые детали и произнесла сакраментальную фразу что новичкам везёт. Что я- авантюрист и что за кучку баксов мог бы запросто сложить свою буйную голову. Что сделал правильно умолчав о своём агенте Питере МакГи и что в свете грядущих событий лучше не сознаваться в контактах с иностранной разведкой. Сказал о своих подозрениях Кирову и молодец, сами пусть думают и решают что да как, ты у них не единственный источник информации. После этих слов и думать забыл об Америке и полностью переключился на текущие дела. Лосев без мамы, которая наотрез отказалась покидать «столицу», пока остановился у меня, но всё время проводит в лаборатории (даже иногда ночует) составляет мне компанию. Установили хорошие контакты с радиозаводом: помогли в ремонте десятка радиостанций, забракованных военной приёмкой. Олег дал несколько ценных советов конструкторам как упростить конструкцию бытовых приёмников, что сильно ускорило их сборку. Пётр Кузмич осознал ценность нашего соседства и с готовностью откликается на наши просьбы. Третьего дня завершили доработку генератора «Вестингауз», но решили не начинать эксперименты с бестигельной зонной плавкой до выходного. Ни о какой очистке кремния речь, конечно, не идёт: установка ещё не готова, просто хотим расплавить узкую зону одного из наших кремниевых стержней (99 % чистоты), чтобы проверить работоспособнось генератора. С наскока получить точечный расплав кремния не удалось омическое сопротивление стержня было слишком велико и пришлось разогревать весь образец. — Кажется есть, — кричит Лосев. — видишь вон там под обмоткой утолщение. Действительно посередине стержня, закреплённого на раме из прямоугольного швеллера стоящей на металлической плите, точно под толстым медным витком индуктора, стал отчётливо виден наплыв. — Сейчас точно узнаем… — Отвечаю я и поворачиваю ручку поворотного механизма, в котором был закреплён нижней конец стержня. Механизм легко провернулся: феерическое зрелище, нижняя часть стержня, выглядещего цельным, вращается вокруг своей оси, а верхняя намертво закреплена. «Есть бестигельная зонная плавка»! — А с чего ты взял, что это будет чистить кремний? — сомневается Олег. — Я, перед тем как строить большую установку, просто измерил бы удельное сопротивление стержня до и после плавки. — Так не годится, — выключаю генератор и опускаюсь на стул. — при температуре плавления кремний ведёт себя как губка, впитывает газы и примеси, не считая окисления. То есть, чтобы увидеть эффект очистки, надо, по крайней мере, производить плавку в вакууме или в инертном газе. Второе, чтобы получить результат нужно экспериментально определить скорость движения расплавленной зоны вдоль стержня, при которой примеси успеют перейти из жидкой зоны в твёрдую или наоборот. — Почему ты думаешь, что примеси будут так себя вести? — тяжело опускается на стул рядом Лосев. «Тоже устал, а то я уж подумал, что он из железа».