Рядом с моим коллегой стоит молодая девушка, приветливо улыбаясь нам. — Разрешите представить мою жену Оксану Москвину. — Немного развязно продолжает он, не заметив у нас особой радости от неожиданной встречи. «Москвина… странно, очень на Бокия похожа лицом. Ну, конечно, предупредили же меня, что он зять Бокия». — Анна Мальцева, — спохватываюсь я, нарвавшись на недоумённый взгляд Разгона. — моя знакомая. — А о вас я всё знаю, — смеется Оксана, показывая белые ровные зубы. — от Лёвика только и слышу: Чаганов то, Чаганов сё… — Спасибо за сигнал, товарищ Оксана, — жму хрупкую кисть девушки своей пропахшей бензином лапищей. — Завтра же доложу начальнику отдела. Симфонический оркестр, с трудом расположившийся на невысокой маленькой сцене, заиграл «Венский вальс». Предлагаю Оле руку и мы неожиданно слаженно начинаем кружить на начищенном жёлтом паркете. Неподалёку от нас, но не так складно танцевали Разгоны. — Почему она Москвина? — спрашиваю Олю улучив момент. — По отчиму. До недавнего времени он занимал высокие посты в партии, был членом оргбюро ЦК, но после семнадцатого съезда пошёл вниз. Сейчас работает в Совете Народных Комиссаров на незначительной должности. — Откуда знаешь? — Недоверчиво заглядываю ей в глаза. — Изучаем в институте материалы партийных съездов… ну и так помню кое-что из истории спецслужб. «Дела… Лёва-то у нас, оказывается „враг народа“ в квадрате, удачно женился- нечего сказать». На следующий тур вальса мы, по предложению Разгона, поменялись партнёршами, затем Олю пригласил какой-то лётчик. В итоге через час мы повели наших раскрасневшихся дам в буфет на второй этаж выпить чего-нибудь и закусить. — Здравствуйте, Евгения Соломоновна, — слышу звонкий голосок Оксаны, возвращаясь от прилавка нагруженный бутылками лимонада и бутербродами с колбасой. — С наступающим Новым годом! «Женя- жена Ежова, а это кто рядом с ней? На её мужа не похож, с тем я имел честь»… — С Новым Годом, Ксюша, — нервно бросает Ежова, собираясь уйти, но, переменив решение, останавливается. — здравствуй, Лёва. Как здоровье Ивана Михайловича и Софьи Александровны. — Привет, Женя! — раскладываю на высоком круглом столике угощение. Мучительный вопрос отражается на её лице. — Крым, парк «Чаир», этим летом, — прихожу я на помощь женщине. — вы ещё с Зиной были с подругой… — Чаганов, Алексей, — протягиваю руку её спутнику, невысокому мужчине лет тридцати в галифе, сапогах, шёлковой косоворотке и чёрном пиджаке наброшенном на плечи. — Шолохов, Михаил. — В тон мне отвечает он и улыбается, показывая жёлтые прокуренные зубы. «Вот это встреча! Как? Почему с ней»? — Наш журнал готовит материал о творчестве Михаила Александровича. — Начинает лепетать Женя, покусывая нижнюю губу. «Это, конечно, всё объясняет… может и не зря тогда писали в бульварных журналах, что Николай Ежов из этих… вот жена и пошла по рукам». — Так, непорядок… — Шолохов живо окидывает взглядом наш стол и несётся в буфет, откуда возвращается через минуту с бутылками коньяка и шампанского в руках. — Белую не держат, — как бы извиняется он, отдаёт шампанское Разгону, который начинает умело разливать его женщинам по бокалам, а сам занялся залитой сургучом коньячной пробкой, ловко справился с ней и наполнил рюмки, появившиеся из карманов его пиджака, маслянистой коричневой жидкостью. Со своей рюмкой подошёл к Оле и Оксане, узнал их имена, чокнулся с ними, что-то сказал им весёлое и, не отрывая от них взгляда, пожал руку Лёве. Теперь понятно, что писатель на самом деле имел ввиду, когда говорил о себе: «Я и с тремя бабами под одной крышей уживусь»… — Со знакомством. — Шолохов делает серьёзное лицо и медленно не глотая выпивает коньяк. Морщины на его обветренном смуглом лице разглаживаются, он поворачивается ко мне и… — Скажите, Михаил Александрович, — встревает Разгон. — когда будет продолжение «Поднятой целины»? Шолохов, вздохнув, вежливо рассказывает о своей занятости правками «Тихого Дона», подготовкой его к новому изданию. Их диалог, подогреваемый новыми вопросами Лёвы, всё больше переходит на околоиздательские темы, пошли фамилии Фадеева, Серафимовича, Киршона, Тавского и я потерял нить. На женской половине стола Женя держа левой руку Оли, будто боясь что та вырвется и сбежит не дослушав её историю, правой рукой доливает остатки шампанского в свой бокал. — Как это мне всё надоело… — несётся по залу её прокуренный голос. На неё, не трогаясь с места и согласно кивая, глазами полными слёз смотрят Оля с Оксаной. Потом, видимо, ещё что-то пили, так что вкуса коньяка не осталось совсем… Холодный ветер пахнул в лицо, блестящей в свете уличных фонарей, порошей. Рядом размахивая левой рукой, зацепившись за меня правой, семенит Оля. «Где это мы? Похоже, Мясницкая… слева остался четырёхэтажный Дом номер 2 НКВД. Значит, возвращаемся домой с Новогоднего бала. Ничего не помню после того Кизлярского коньяка. Может палёный»? Поднимаю руку с часами к глазам. Два часа показывают фосфорецирующие стрелки. «Погуляли»… — Представляешь, он Оксане во время танца предложил навестить его в гостинице «Националь» ознакомиться с его творческой лабораторией. — Смеётся Оля, останавливается и заглядывает мне в глаза. — А тебе ничего не предложил? — Интересуюсь я. — Меня Женя ни на шаг от себя не отпускала, грузила своими семейными проблемами, — легонько стукнула мне по губам подруга. — теперь я- её лучшая подруга. — А кто у нас муж ты знаешь? — Делаю загадочное лицо. — Догадалась…, кое-что помнила. — А вот я, представь себе, не помню ничего после того чёртового коньяка. — С нетерпением жду новостей. — Вообще ничего? — Оля недоверчиво поворачивает ко мне голову. — Абсолютно. — А мне понравилось как ты доходчиво объяснил Шолохову стилистические особенности романа «Тихий Дон». — Начинает экзекуцию подруга. — а что, обычный трёп мужиков с бутылкой. — Это я бывшей подруге-литературоведу статью набивал на компьютере… — не пытаюсь сопротивляться я. — ты её помнишь. — Я то помню, — мстительно парирует она. — а вот тебе с этой минуты пить больше нельзя совсем. Укоризненно смотрит на меня, повиснув на моей руке. «Ну укуси меня если тебе от этого станет легче»… — Думаю наутро твои собеседники тоже ничего не вспомнят, — продолжает Оля, не дождавшись моей реакции. — под конец хороши были оба. Да не волнуйся, по тебе не заметно было… нормально себя вёл. «Глеб Жеглов в юбке, ни дать-ни взять… А с другой стороны посмотреть, где бы я сейчас был без неё? В небытие. К тому же, единственная родная душа»… Ленинград, ул. Приютская, Физико-Технический институт, 6 января 1936 года, 11:00. — Здравия желаю, товарищ Чаганов, — старичок-швейцар на входе «ест» меня глазами и с охотой принимает шинель, — Абрам Федорович ждут вас. «Узнал…. проникает культура в несознательные массы. Ждут, в этом и загадка, с чего вдруг»? Вчера утром позвонил на домашний телефон, чудом застав меня там, зашедшего умыться и побриться буквально на полчаса, и начал многословно и путанно приглашать подъехать на совещание по важному вопросу, который имеет отношение к моей работе. «Похвально, не ляпает по телефону всё подряд, как другие. Надо уважить человека, совещание в выходной, а если ехать на „Красной стреле“, то послезавтра утром буду на работе». Амалия Львовна, секретарь директора института, поспешно выдохнув дымом к потолку, молча открывает дверь, ведущую в кабинет шефа. «Что это с ними? Военную дисциплину ввёл академик или где? Хм… пусто, а как же совещание»? — Здравствуй, Алексей, — Иоффе появляется из-за двери, расположенной справа от его письменного стола и ведущей, видимо, в его квартиру, судя по женским голосам и звону посуды. — большое спасибо, что нашёл время для поездки. Присаживайся. — Здравствуйте. — Вопросительно гляжу на моего собеседника. — Тут видишь какое дело, — решается наконец он, напряжёноо глядя мне в глаза. — Яков Исидорович решил отказаться от постройки РВМ… «Перельман, значит, решил отказаться»… — …а наш институт приобрёл всё оборудование, что относилось к ней. «Приобрёл, говоришь, только вот интересно, как Яков Исидорович мог продать чужое „оборудование“? Формально оно уже принадлежит моему СКБ. Досталось при разводе с пашиным ОКБ»… Продолжаю держать паузу, наморщив лоб. — Но тут выяснилось, что это оборудование, — как о несущественном пустяке добавляет академик. — Дому Занимательной Науки и Техники не принадлежит. — Абрам Фёдорович, а зачем вам РВМ? — меняю направление беседы. — Что вы с ней собираетесь делать? — Амалия Львовна, — директор снимает трубку телефона. — приглашайте товарищей.