– Не надо. Оставьте как есть, я не люблю света. Жюльетта Понселе ютилась в тесной квартирке на юге Парижа. На три четверти закрытые ставни погружали гостиную в холодный полумрак. Мо Ван устроился на неудобном металлическом стуле и, сложив руки на коленях, внимательно разглядывал собеседницу. – Вы собирались вот-вот переехать в квартиру Аннабель Леруа, я правильно понял? Жюльетта была накрашена а-ля Мерилин Мэнсон, и лицо ее выглядело болезненно-белым. Когда Ван посмотрел ей в глаза, у него возникло впечатление, что он проваливается в две мрачные пещеры, выдолбленные в меловой скале. Странно, но это создание, с повадками и макияжем го?тов, не пролило ни одной слезы, узнав о смерти подруги. – У нас все было серьезно. Мы познакомились в январе, и Анна сразу на меня запала. Ван не смог скрыть удивления, и его выпуклый лоб перерезали три недобрые морщины. Жюльетта это заметила: – Вас поражает, что девушка с ее внешностью обратила внимание на такую жирную корову, как я? – Это уж кому что нравится… Жюльетта наморщила нос: – Это от вас так воняет? – Из китайского ресторана, – парировал Ван. Стоя позади него в полумраке, Вик едва заметно улыбнулся. Краем глаза он изучал обстановку в гостиной. Преобладали кожа, металл и винил. Имелись CD-диски «Gradle of Filth», «Paradise Lost», «Opeth»[10], много «дет-метала»[11]. Но не было в этом логове никаких признаков того, что его хозяйка снималась в садомазохистских порно. – А вы? Вы тоже на нее запали? – поинтересовался Ван. Стоило ей отвести глаза, как сыщик буквально впивался в нее взглядом, стараясь уловить каждую деталь: неподвижно стиснутые руки в кожаных перчатках, движения плеч, напряженную шею, трепетание век. – Поначалу Анна была не в моем вкусе. – А какой он, ваш вкус? Жюльетта наклонилась и провела рукой в перчатке по его лицу, словно давая понять, что с ее вкусом и так все ясно, и кресло при этом движении скрипнуло под ее необъятной тушей. – А как по-вашему? Ван обернулся к Вику и приглашающе постучал пальцами по соседнему стулу. Тот уселся и вытянул ноги. – Тогда зачем вам была Аннабель, если она не в вашем вкусе? – продолжал Ван. Жюльетта ответила не сразу. – У нее водились деньги. И эти деньги позволили бы мне вылезти из дерьма, в котором я живу. У Вана нарастало чувство, что он разговаривает с холодным куском мяса. Холодным и алчным. Под густым слоем макияжа лицо ее было довольно-таки безобразно. – Разве ваше занятие не приносит дохода? – А какое такое мое занятие? Для допроса Ван, по его словам, выбрал форму «no limit», иными словами, «никаких границ». При таком допросе можно было, как в покере, идти ва-банк. – Я тут немного пошарил по Интернету… Так вот, вы связываете мужиков, мочитесь на них, а потом бьете ногой по яйцам. Я правильно излагаю? Видимо, слова Вана сработали, потому что Жюльетта адресовала тонкую улыбку уже не ему, а Вику. Молодого лейтенанта эта улыбка просто пронзила. Он сглотнул слюну и, силясь говорить решительным голосом, повторил вопрос коллеги: – То, чем вы занимаетесь, не приносит дохода? – Это к делу не относится. – Как это «не относится»? – снова вступил Ван. – Анну убили, а вы меня спрашиваете о вещах, которые не имеют к этому никакого отношения. Пользуетесь случаем, чтобы удовлетворить свое нездоровое любопытство? – Ну вы же знаете, каковы мужчины. – Ищите засранца, который ее убил, а меня оставьте в покое. Я тут ни при чем. – И это все, что вы почувствовали, узнав о ее смерти? – Ну вот зачем вы так говорите? – Не знаю. Обычно люди плачут, узнав о смерти того, кто им дорог. – Слезы – для кого другого, но не для меня. – Плачут все, даже самые стойкие, самые богатые, даже те, у кого и слез-то уже не осталось. Даже камень разревется, если умело его заставить, уж поверьте мне. Жюльетта пожала жирными голыми плечами, сплошь покрытыми татуировкой. На сильно подведенные брови упали пряди волос. – А я не из тех, кого можно разжалобить. Анна хотела меня приютить у себя. Она давала мне деньги. Мы трахались, и это было здорово. Она встала, налила себе текилы и залпом выпила. На ней была какая-то ужасающая черная хламида и сапоги с молнией, на платформе. Вик разглядел татуировку в виде кельтского креста с обвившейся вокруг змейкой, идущую от затылка вдоль по позвоночнику. Сыщики обменялись вопросительными взглядами, а Жюльетта снова уселась в кресло. Низко опустив голову, она замкнулась в молчании. Ван это молчание нарушил: – Перед тем как познакомиться с вами, Аннабель видела ваши шедевры? – Видимо, мои фильмы и привели ее к сближению со мной. Мы не на ступеньках Каннского фестиваля познакомились. – Ее привлекал стиль soft в садомазо? Она стиснула руки коленями: – Нет. – Почему же тогда она любовалась на ваши «подвиги»? – Да так, по чистой случайности… – Странная случайность, – заметил Ван. – Со мной, например, бывает, что хочется посмотреть мультик. А с вами не бывает? – Только манги. Про Альбатора, Гольдорака[12]… Обожаю мультики про пиратов. Так, значит, ваши «внебрачные» отношения ее не смущали? Жюльетта с недовольным видом уставилась в потолок. Вик не знал, как реагировать, а потому просто слушал. – А она-то сама? – злобно бросила толстуха. – Спала с кучей мужиков, сосала все, что торчало, она-то чем лучше? – Ну, с той только разницей, что предварительно не дробила им яйца острым каблуком. – Грязный козел, – прошипела она. Вику все больше и больше становилось не по себе. Эта женщина его завораживала, леденила. А Ван, пропустив мимо ушей ее выходку, очень профессионально продолжал: – Когда вы видели Аннабель в последний раз? Жюльетта слизнула с губ капли текилы. – Позавчера вечером. – Где? – У нее. – А вчера? – Я всю ночь была занята. Мы снимаем фильм для интернет-сайта. Ван спросил себя, какой смысл она вкладывает в слово «занята». – Отлично. И где снимаете?