– В одной усадьбе, в Фонтенбло. Она повернулась к Вику и прибавила: – У меня есть фотки с той вечеринки, если тебе, конечно, интересно. – Я не люблю фото, – резко ответил Вик, вертя на пальце обручальное кольцо. – Назови нам точный адрес, и мне будет достаточно, – сказал Ван, укоризненно покосившись на коллегу. Жюльетта угадала слабину Вика и окрысилась: – Нельзя принимать людей в штыки, это нехорошо. Бери пример с китайца, он спокоен, что твой менгир. Вот только не пойму, трахался он уже или нет. Она нацарапала на листке бумаги адрес и протянула Вику. Когда он брал листок, она чуть коснулась его пальцев своей перчаткой. Он отпрянул. – Были у нее враги? – спросил Ван. – Враги? А у кого их нет? – Пожалуйста, отвечайте на вопрос. Она, казалось, задумалась. Вик не смог удержаться и представил себе эту женщину «в деле». Вот она, стиснув зубы, затянутая в виниловый костюм, склоняется над типом в наручниках, которого ведет на поводке, как собаку. – …Куча паскудных продюсеров, с которыми она раньше работала. Другие актрисы, что завидовали ее успеху. Потом еще все эти хреновы поклонники, кому удалось раздобыть ее адрес, и теперь они пишут ей и мастурбируют над письмами. Да еще богатые клиенты, которые не просекают, что путана – не супруга. – Поэтому она так часто и переезжала? – Думаю, да. – Она получала серьезные угрозы? – Она никогда мне не говорила. – А о чем вы разговаривали? – Мы вообще много не разговаривали. Ван и Вик украдкой переглянулись. – Были у вас общие друзья? – Нет. Никто не был в курсе наших отношений, мы их скрывали. Мы жили в разных мирах. – Речь идет о сексе. Тут круг поуже. Она ухмыльнулась: – Да ничего подобного, шире некуда. Секс затрагивает всех. И меня, и вас, и этого парнишку. Целой тетради не хватит, чтобы описать все извращения, которые кроются в каждом из нас. Стоит только копнуть… Она повернулась к Вику: – Самые скверные – не те, на кого ты думаешь. Открой глаза – и поймешь. Вик нахмурил брови. О ком это она? О нем? О Ване? Об Аннабель Леруа? Она встала и налила себе еще стакан. Мо похлопал Вика по плечу, словно ободряя и призывая активнее включиться в игру. Жюльетта сжала ладонь в кулак и заговорила, словно сама с собой: – Черт возьми, Анна… Как же тебя угораздило? Вик заметил, что вторая ладонь осталась раскрытой, напряженной и неподвижной. И он вдруг почувствовал, как живот обдало горячей волной. А девушка повернулась к Вану: – И что теперь с ней будут делать? Я имею в виду… с телом… – Мы пытаемся понять, как именно ее убили. – Короче, вы собираетесь разрезать ее на куски. – Можно и так сказать. Она залпом осушила стакан. По подбородку побежала прозрачная струйка. – Это довольно-таки смешно. – Не вижу ничего смешного. – Да вы просто не просекаете. Вик колебался, и верхняя губа у него дергалась от волнения. Наконец он решился: – Я… – Что – ты? – Я понял… Жюльетта в упор посмотрела на него и повела головой в сторону Вана, чтобы тот продолжал. – Потом прокурор или следователь выдаст тело родственникам… – У нее нет родственников. – В этом случае она останется в морге. Пока не отправится на кладбище. Жюльетта еще приспустила жалюзи, и свет в комнате совсем померк. – Может быть, она хотела бы, чтобы ее кремировали. Ван поднялся и с хрустом потянулся. – Мадемуазель Понселе, вас, возможно, очень скоро вызовут в полицию. Пожалуйста, не уезжайте из Парижа. – Почему? Сыщик заметил у нее за спиной трубку для курения опиума. – «Бенарес»? «Юнан»?[13] – Простите… – Я спрашиваю, вы курите «Бенарес» или «Юнан»? – Я вообще не курю. Это так лежит, для красоты. Ван длинным ногтем поскреб себе кончик носа: – Ну да, как рождественские елочные шары. Вик, не вставая со стула, потер себе щеки и спросил уже гораздо более уверенным голосом: – Если бы вам надо было оценить сексуальность мадемуазель Леруа в процентах, сколько бы вы ей дали? Скрестив руки на груди, Жюльетта смерила его вызывающим взглядом: – Что? Чего ты добиваешься? Хочешь выслужиться перед начальником? Произвести впечатление? Вы что, за сосунка его держите? – обратилась она к Вану. – Он вовсе не мой начальник, – парировал Вик. Она вдруг опустилась перед ним на колени: – Да ведь ты ничего этого еще и не нюхал, небось? Мерзость человеческую, мрак, сырые подземелья. Вот китаеза – он знает. Всеми потрохами знает… А ты – ты еще девственно-чистый. Не сводя с Вика глаз, она встала, скрипнув кожаными сапогами. – Интересно, что ты расскажешь про сегодняшний день своей благоверной? – Правду.