– Нет, надо поехать. – Но он же в самом центре Парижа! Напоминаю, у меня в половине седьмого парикмахер. – У тебя еще куча времени. Поехали. Сильвия взяла себя в руки, чтобы не взорваться: – Ладно, едем. Но поклянись, что после этого оставишь меня в покое со своими кошмарами! У Стефана потемнело в глазах. – Ты больше о них не услышишь. 13 Пятница, 4 мая, 09:54 Придя в то утро на работу, Вик первым делом открыл ящик стола. Исключительно ради того, чтобы удостовериться, не засунул ли туда этот шут гороховый «тампакс» или еще какой предмет личной гигиены. Но все было в порядке, если не считать, что из клавиатуры вытащили клавиши и переставили их таким образом, чтобы получилось: V8 БЛАТНОЙ. За все три недели, что он служил в дивизионе, хуже еще не было. Начинающий полицейский повесил кобуру на вешалку для пальто, аккуратно положил «зиг-зауэр» на место и налил себе воды из кулера. У него еще не выработалась привычка носить с собой термос. Здешний кофе из автомата пить было невозможно. Вик вернулся в кабинет, который делил с Жеромом Жоффруа – судя по постерам на стенах, горячим поклонником Памелы Андерсон и футбольной команды «Париж-Сен-Жермен» – и Ваном, предусмотрительно занявшим место у окна. Лучшего места, чтобы смотреть запрещенные видео, не придумаешь. Ван вскорости появился. Вик поздоровался. – Ты не в курсе, что с клавиатурой моего компа? Ван с ходу бросил пальто на вешалку, и оно, как всегда, зацепилось и повисло с первого броска. – Ты о чем? – Этот остряк-самоучка перемешал клавиши. Ты вроде бы возвращался сюда вчера вечером. Ничего, случаем, не видел? – Похоже, это кто-то из наших. – Тоже мне новость. Ван приступил к ежеутреннему ритуалу: убедился, что корзина для бумаг на месте, выровнял рамку с рекламной фотографией аэролиний Макао с птичьего полета, разобрал свою мышку и прочистил ее длинным ногтем, а потом прохрустел всеми косточками с ног до головы. – Ты не знаешь, что делают в соседних кабинетах какие-то типы, вооруженные газовыми горелками? – спросил Вик. – Как, ты еще не в курсе? Да уже недели через две должны все закончить в новом здании, километрах в двух отсюда. Эти кабинеты отойдут Министерству юстиции. А мы неплохо устроимся, вот увидишь, там будет круто. Он закурил сигарету, затянулся и выпустил колечко дыма. – Ну, как вскрытие? Вик пожал плечами: – Я неплохо выстоял для первого раза. А сначала думал, что… – Меня интересуют результаты. А все остальное, знаешь… – Результаты… Да, конечно. Вик уже закончил отчет, когда вошел Жоффруа с делами под мышкой: – Первые результаты токсикологии, парни. Он бросил документы к себе на стол, снял косуху, достал термос и налил себе маленькую чашечку черного кофе. За термосом последовала пачка сухариков, из которых он сейчас сделает что-то вроде бутербродов с соленой бретонской масляной карамелью. – Ну что, V8, все выжал из трупа нынче ночью? Как спалось? Хорошо? – Сказать «хорошо» значило бы соврать. – Ну, милости прошу к нашему шалашу. Жоффруа был низкорослый, но повыше Вана – здесь все были выше Вана. Он почти полностью облысел, и у него не хватало нескольких зубов, выломанных соленой карамелькой. Жоффруа раскрыл принесенные папки, не обращая ни малейшего внимания на клавиатуру Вика. Если он и притворялся, то у него это здорово получалось. – Итак… В организме жертвы найдено два вещества. Во-первых, гемостатический гель, которым смазали каждую рану, чтобы остановить кровотечение. Этот говнюк хотел продлить удовольствие. Ван с наслаждением выпустил из ноздрей струю дыма. – Этот гель легко достать? Жоффруа вытащил сигарету из пачки Вана. – Ты меня удивляешь. Это как меркурохром, тот же бактерицид, только не такой мерзостный. А вот второе вещество, наоборот, достать гораздо труднее. Помнишь следы от уколов у нее на предплечье? – Лиловатые пятнышки на правом предплечье, – подал голос Вик. Жоффруа наконец удостоил его взглядом: – И как по-твоему, что это такое? – Наркотик? – Морфин. Отсутствие его следов в волосах говорит о том, что инъекция была разовая и недавняя. Ты знаешь, для чего главным образом используется морфин? – Ну, прежде всего его прописывают больным в больницах. Думаю, как обезболивающее. Жоффруа ткнул пальцем в листки экспертизы: – Правильно думаешь. Это анальгетик, который воздействует на центральную нервную систему. Его вводят умирающим пациентам или тем, кто попал в серьезную аварию… Он обезболивает, облегчает страдания. Комната, окутанная дымом, походила теперь на турецкую баню для кандидатов в раковые больные. Вик открыл окно и взял свой стакан с водой. – Ты хочешь сказать, что наш убийца… – Матадор. Пока что назовем его Матадор. – Матадор? Жоффруа оперся рукой на стол: – Знаю, что это глупо, но это идея шефа. И не ищи в этом прозвище ни малейших признаков гениальности. – Ладно, договорились. Так, по-твоему, этот Матадор вколол ей морфин, чтобы ей не было больно, когда он всаживал ей иглы в нервные узлы и мышцы? Лейтенант, которому угрожало полное облысение, загасил только что выкуренную сигарету. Ван быстро сунул пачку обратно в карман. – Да нет, вовсе не для того, чтобы она не страдала. На этот раз побиты все рекорды садизма. – Слушай, уже утро, а потому кончай со своей манерой напускать загадочности, прошу тебя. Жоффруа обвел пальцем кривую графика в досье: – Смотри. Вот точная дозировка морфина в соответствии с весом пациента и с длительностью действия. Вик и Мо подошли к столу. – Морфин начинает действовать через пять минут после инъекции, а максимальный эффект наступает примерно через полчаса. И еще три часа действие продолжается. А потом… Жоффруа схватил Вика за руку и крепко ее стиснул: – Ну вот представь, V8: я тебя обездвижил, к примеру привязал, а потом вколол тебе от десяти до двадцати кубиков морфина. Через пять минут ты будешь под кайфом, но полностью в сознании. Ты догадываешься, что я собираюсь с тобой сделать, ты видишь, как я достаю инструменты. Скальпели, хирургические ножи, иглы. Сотню здоровенных иголок. И я медленно вожу ими у тебя перед глазами, словно это свечки. Твои погребальные свечки. Жоффруа все сильней и сильней сжимал руку, Вик снова почувствовал, как по ней поднимается жар, и попытался ее выдернуть. У офицера в потертой косухе была репутация драчуна. Он пригвоздил коллегу ледяным взглядом и продолжал: – Все эти приготовления длились минут, может, двадцать. Минут десять мерзавец с ней говорил, рассказывал в подробностях, что собирается сделать, и это его заводило. Действие морфина достигло пика. И тогда он начал спокойно вводить иглы. Торопиться он не любил, все делал с оттяжечкой. Как он их вкалывал? Ходил ли вокруг жертвы? Заглублял и снова вытаскивал их по одной или всаживал в тело сразу по нескольку? Потом отрезал пальцы, губы, вырезал язык, а раны смазал гелем, чтобы кровь не хлестала и жертва не умерла бы прежде, чем он закончит свою… работу. И все это время, находясь под действием морфина, жертва ничего не чувствовала. Она просто видела, как от ее тела отрезают по кусочку, словно делят апельсин на дольки, и понимала, чем это закончится.