Мо оперся о письменный стол. Под татуировкой с иероглифом Вик различил у него на руке еще одну, более старую, которую явно сводили лазером. Изображение дракона. – Кажется, я начинаю что-то просекать, – сказал Ван. – Ну конечно, я кое-что понял. – Он присвистнул, а потом добавил: – Этот тип, конечно, сама доброта. В горящих глазах обоих своих коллег Вик различил блеск сообщничества и полного согласия. Сколько же дел они распутывали вместе, сколько наполучали тумаков, сколько бессонных ночей провели, прежде чем достигли такого согласия? Жоффруа снова заговорил: – Оставалось четверть часа, Матадор свое дело закончил. Леруа он доконал. И вот морфин внезапно перестает действовать. Тело жертвы просыпается. Эффект фейерверка. Он руками изобразил что-то вроде взрыва. Вик, стоя в сторонке и держась подальше от дымного облака, сказал: – Он не желал, чтобы страдание усиливалось постепенно. Лицо его при этих словах стало жестким. – А у него есть мозги, у этого V8! Жоффруа пошарил рукой, нащупывая сигаретную пачку Мо, но не нашел и вытащил свою из кармана кожанки. Однако не закурил и обратился к Вану: – С недавнего времени я задаю себе вопрос. И вопрос этот уже все нутро мне прожег насквозь. – Что за вопрос? – Можно ли умереть от боли? Просто от боли, до того как откажут жизненно важные органы? Ван посмотрел ему в глаза, и взгляд его помрачнел. – Можно, мать твою… Гарантирую, что можно. После его слов в комнате словно холодом повеяло. Сквозь стекло проникал отсвет работающих газовых горелок. Жоффруа смял в кулаке свой стаканчик: – Этот гад довольно много времени провел со своей жертвой. Он развлекался вовсю, притащил кучу кукол и выстроил из них этакий карточный домик. И никаких следов! Один-единственный смазанный отпечаток на крошечном кусочке мела. На куклах ни одного отпечатка, и никаких свидетелей! Ну пока никаких. – А есть надежда, что появятся? – Есть. Там, напротив, на парковке таможенного склада, нашли много пустых бутылок. Работники соседней киношки утверждают, что их натаскал какой-то бомж. Его сейчас ищут. – А что насчет слегка обгоревших волос Леруа? – Полная тьма. Может, она сама их сожгла феном? А может, этот садюга поработал зажигалкой. Кто знает? – А что нового о тех клочьях чьей-то шкуры, что были у нее в руке? – Исследуют. Экспертам лучше лишних вопросов не задавать, когда речь идет о ДНК… Жоффруа уселся перед своим компьютером и полез проверять почту. Вик кивнул на термос с кофе: – Можно? – Ты что, сдурел или как? Довольный произведенным эффектом, Жоффруа буркнул: – Ладно, так и быть. Не хочу прослыть врединой, вроде того, кто сунул тебе в стол мокрый пипифакс. Но в следующий раз приноси свой термос. Да, кстати… Мо мне говорил о твоей жене. Можно взглянуть? – На что взглянуть? – На фото. Ты же наверняка таскаешь его с собой? Между коллегами есть правило: всегда показывать друг другу фото своих жен. Вик достал из портфеля маленькое фото на документ. – Ох, ни фига себе! – воскликнул Жоффруа. – Теперь я понимаю, почему Мо с тобой закорешился. Не надо было тебе идти в полицию, мой мальчик. – Почему? Жоффруа достал сухарик и открыл баночку с карамельками. – Телки ее типа обычно больно заботливые. Это она заставила тебя в день свадьбы бросить курить? Вик испепелил Мо взглядом: – Мы оба так решили. – Закуришь опять, и достаточно быстро. – Мне это не грозит. – Закуришь как миленький. Вик Маршаль налил себе кофе и заявил: – А я сегодня ночью нарыл немало интересного. – На какую тему? – Я докопался до интересных вещей и понял, при чем тут уксус. А наутро один знакомый врач мою догадку подтвердил. Жоффруа поднял бровь: – Ну-ка, ну-ка, давай выкладывай, на что способен наш юный герой. Кто его знает? – В общем, рыл я, рыл и нарыл трактат 1839 года «Медицина и хирургия для бедных». Чтобы не заразиться чумой, надо окуривать себя парами алкоголя или неразведенного винного уксуса. И этим уксусом надо протирать газеты, дверные ручки – в общем, все, что соприкасается с кожей. Там еще сказано про «уксус четырех воров». Банда злоумышленников во время эпидемии ухитрялась грабить зараженные дома, натирая себе тела винным уксусом. Слегка оттолкнувшись пятками, Жоффруа отъехал в кресле назад. – Чума? Ты что, Варгас[23] начитался? Ван нахмурил брови: – Варгас? А это что? Лекарство? – Ты не знаешь Варгас, Мо? Это писательница! Детективы! – Вот-вот, это самое я себе и сказал, – снова вступил в разговор Вик. – Это не роман. В том мире, где мы живем, неправильно представляют себе, что такое чума. Ну, в общем, я заинтересовался винным уксусом как таковым. Уксус, которым все пользуются чуть не каждый день, имеет множество химических свойств. А ты знаешь, почему он помогал от чумы? – Чуме не нравился винный уксус? – Вот именно, лучше не скажешь. Винный уксус – мощный антисептик, он убивает все бактерии на внешней поверхности тела или хотя бы препятствует их размножению. Египтяне бальзамировали умерших, чтобы замедлить процесс разложения, поскольку он, несомненно, зависит от увеличения количества микробов. – Я давным-давно школу окончил. И дальше что? – Можно предположить, что, покрывая тело уксусом, Матадор хотел отсрочить процесс разложения, чтобы… ну, не знаю… сбить нас с толку в определении времени смерти. – Ну да. Вот только вонища на месте преступления исходит вовсе не от жертвы. – Именно! Значит, Матадор притащил ее на себе. – Мо, да это сенсация. Ну и?.. – То, что я хочу сказать, может показаться странным. Но во Франции насчитывается около тридцати шести болезней, порождающих такой запах у живого человека. Жоффруа прищурился: – Ты имеешь в виду гангрену? Вик кивнул: – Гангрена, ампутация, акротомофилия… Улавливаете связь? – Ага, улавливаем, парень! – загорелся Ван и принялся прощелкивать себе суставы кистей. Вик впервые ощутил себя на месте среди коллег. Он с гордостью продолжил: – Связь невелика, но она существует. Когда я читал материалы о так называемых поклонниках, я набрел на информацию, что некоторые фетишисты доходили до того, что добровольно становились ампутантами ради удовлетворения своих фантазий. – Ну известно же, что лучше себя самого не удовлетворишь, – включился Ван. – Но я плохо себе представляю, чтобы кто-то явился в больницу и сказал: «Здравствуйте, вы не ампутируете мне руку? Прошу вас. Это меня заводит». Он выбросил окурок в окно.