– Что же, выходит, этот тип сам себе что-то отрубил? – Почему бы и нет? А без нужных инструментов и лекарств культя наверняка инфицируется, начнется некроз. Отсюда и гнилостный запах. – Но тогда зачем лить уксус на Леруа? – спросил Жоффруа, хрустя сухариком. Вик покачал головой: – Понятия не имею. Может, он к ней прикасался, ласкал ее этой… гангренозной клешней и не хотел оставлять следы для нашей аппаратуры. А винный уксус убил все бактерии, уничтожил все следы. – А может, он предпочел сохранить чистой свою жертву, – подхватил Жоффруа. – Желал прикасаться к незапятнанной поверхности, которую не тронула грязь. Может, ему самому была отвратительна гниль собственной гангренозной культи. – Вполне возможно, приятель. Запах, куски отмершей кожи, кукла с отрезанной рукой. И это объясняет, зачем ему был нужен морфин. И откуда он так хорошо знал дозировку. Он его колет себе, чтобы переносить собственную боль. Гангрена ведь должна здорово болеть. – Особенно газовая или влажная. Ткани распухают, образуется сочащаяся язва, а потом начинается разложение. Жоффруа бросился к термосу: – Я бы сейчас выпил чего покрепче, чем эта бурда. – А есть? – Я имел в виду алкоголь. Если ты недоволен, не пей. Вик залпом осушил свой стакан. – А у тебя есть какие-нибудь мысли о том, какого типа убийца тут поработал? – спросил он. Жоффруа натянул свою кожанку и кивнул Вану, чтобы тот шел за ним. – Есть. Псих, больной на всю голову, но с прекрасным чувством юмора. – Миленькое резюме. И теперь… что теперь делаем? – А тебе нянька нужна? Майор пока не пришел, надо пошевеливаться. Мы с Ваном обойдем клиентов Леруа. И допросим с пристрастием всех, с кем у нее были давние связи. В том числе и в среде порнокиношников. А ты возьми двух-трех парней и прошерсти все больницы, медицинские кабинеты, все аптеки. Твоя задача – морфин, но прежде всего – больные с гангреной. Ни один живой мертвец, либо воняющий, как падаль, либо тот, у кого рука вовсе уже лиловая, не должен остаться незамеченным. Перед тем как выйти из комнаты, Жоффруа в последний раз обернулся: – Эй, V8! Вик поднял голову: – Что? – Не посягай больше на мой кофе. Идет? 14 Пятница, 4 мая, 14:09 Стефан удивился, как легко удалось им проникнуть в Центр медицинских исследований Университета Пьера и Марии Кюри, что в Шестом округе. Они ожидали, что это закрытое заведение, по крайней мере с охранником у входа, а оказалось, что с улицы Медицинской Школы вход свободен для всех. Они с Сильвией прошли сквозь просторные аркады вдоль цветущего сада. На квадратную зеленую лужайку лился яркий свет, в котором сквозили холодные оттенки, отливающие синевой, как свет в операционном блоке. Пара остановилась перед табло с указателями: амфитеатры, Хирургическая академия, Институт врачебной подготовки… – Нам туда, – сказал Стефан, указав пальцем на название «Музей патологической анатомии Дюпюитрена». – Тебе знакомо это место? – Абсолютно незнакомо. – А должно бы. Не слишком отличается от твоей Страны Тьмы… Куда ни глянешь – всюду монстры. – Сожалею. Я бывал во многих музеях, но вот в этом не приходилось, могу гарантировать. Они молча пошли дальше, он впереди, она за ним. И тут Стефан вспомнил другую надпись. – Университет Марии Кюри… Джон Лейн, он же Эктор Арье, живет на улице Марии Кюри. Странно, правда? Оба места, как-то связанных с моими видениями, носят имя Марии Кюри. – Куда бы ты ни поехал, везде найдешь улицу Марии Кюри. Надеюсь, ты не принялся снова за свои совпадения. Она легонько толкнула его локтем: – А я все еще нравлюсь. Студент, что шел нам навстречу… – Это тот брюнет с горящими глазами? – Он самый. Он дважды на меня обернулся. – Если ты видела, как он обернулся, значит сама оборачивалась. – Ревнуешь? – Вовсе нет. – Пошли. А ведь раньше сказал бы «да». Стук их шагов по цементным плитам пола затихал. Они прошли мимо статуи в белом балахоне, изображающей Смерть: что ни говори, а медики обладали весьма своеобразным чувством юмора. И Сильвия, в который уже раз, спросила себя, зачем она пришла сюда, в это напыщенное, леденящее душу место. Под табличкой «Музей Дюпюитрена» виднелась самая обыкновенная деревянная дверь, а сбоку от двери была пришпилена афиша: «Выставка, посвященная Джону Меррику и фиброматозу[24]. Открыта со 2 апреля по 31 мая 2007 года». – Джон Меррик… Джон Лейн… – Джон Фицджеральд Кеннеди, Джон Малкович, Джон Леннон… Хочешь, еще наберу? Стефан не стал настаивать и толкнул тяжелую дверь. Выставка была открыта для посетителей. Они заплатили по пять евро за вход. Как и следовало ожидать, в ранний послеполуденный час по залам этого мрачного места, посвященного монстрам, бродили всего два-три студента. – В 16:00 будет демонстрация документального фильма, не вышедшего при жизни Джона Меррика, – «Человек-слон», – пояснил служитель музея, молодой парень в белой рубашке. – Мы пришли не затем, чтобы смотреть документальный фильм, – сухо заметила Сильвия. – Жаль. В фильме очень хорошо показаны две важнейшие вещи. Во-первых, тот факт, что природа, обделив этого человека, дала ему выдающийся интеллект. И во-вторых, монстров из людей делает не болезнь, а общество. Ашиль Дельсар, как было обозначено у него на беджике, протянул каждому по билету. Стефан сразу же принялся разглядывать свой билет и нервно вертеть его в руках: – Смотри! Точно такой, как я видел во сне! Желтый, со штампом музея Дюпюитрена! Не может быть! – Ты же сам сказал: этого не может быть. Сильвия снова подошла к хранителю, который раскладывал какие-то фотографии: – Скажите, пожалуйста, вы видели когда-нибудь вот этого человека, моего спутника? Парень в белой рубашке вгляделся в Стефана и пожал плечами: – Я здесь работаю всего два года, а музей посещает много народу. Особенным успехом пользуется выставка «Человек-слон». – Да, об этом все говорят. – А ваш спутник не может сам вам это сказать? – Благодарю вас… э-э… месье Дельсар. Стефан подошел к служителю и краем глаза взглянул на фото. – Сиамские близнецы-пигопаги[25], – с интересом констатировал он. – Срослись в области таза и позвоночного столба. Ашиль Дельсар посмотрел на него с любопытством, он был явно заинтригован: – А вы, как я вижу, заметно осведомлены. Стефан улыбнулся и указал пальцем на другой снимок: – Девочка с четырьмя ногами и четырьмя руками? Сдаюсь, не знаю.