– Пожалуй, да. Женатому человеку не годится появляться в таких местах. Она коротко и нервно рассмеялась: – А вот меня это ничуть не удивляет. Стефану нравятся всякие детективные истории, все странное и необычное, он любит пугать и сам пугаться. Он постоянно пребывает в поиске вдохновения для создания своих чудовищ. И далеко не всегда базируется на собственном воображении, а черпает из ресурсов человеческой природы, со всеми ее отклонениями. И если ему понадобится спуститься в ад, чтобы увидеть истинное лицо дьявола, уверяю вас, он туда полезет. – Сильвия вытерла руки полотенцем. – Дождитесь, пока он вернется. И он, разумеется, все вам объяснит. – А где он? – Понятия не имею. Она вернулась к столу и принялась быстро разгружать пакеты. Ей было необходимо чем-то занять руки. – Я не знаю, зачем вы сюда приехали, но мой муж ничего такого не сделал. И меня ничуть не удивляет, что он бывал в тех местах, о которых вы говорили. Это связано с его работой. И заметьте, не он вторгся на вашу территорию, а вы – на его, понимаете? – Прекрасно понимаем, – заметил Ван и поскреб себе затылок. – А чем занимался ваш муж в ночь со среды на четверг, то есть со 2 на 3 мая, примерно около полуночи? Сильвия задумалась, и лицо ее внезапно прояснилось. – Признаюсь, мы со Стефаном редко где бываем вместе, но в тот день мы ужинали в ресторане. В Шантийи, в «Серебряном хлысте». Она еще порылась в пакетах и, видя, что сыщики не двигаются с места, резко бросила: – Видимо, вам нужны подробности. Так вот, мы приехали туда в десять вечера, а уехали… о, ну не раньше половины второго ночи. Мы тогда очень серьезно поссорились. Что же до свидетелей, то их вы найдете десятки. Ресторан был полон. Она посмотрела Вику прямо в глаза: – Вас интересуют подробности? – Нет, этого достаточно. – У вас есть еще вопросы? Тогда, если позволите… – Дело в том, что мы хотели бы познакомиться и с вашим мужем, чтобы услышать его версию событий и уже окончательно оставить вас в покое. – Повторяю: я не знаю, где он! – У него наверняка есть мобильник, и вы могли бы попытаться связаться с ним, верно? – К сожалению, мобильники внушают мне ужас. Сильвия распаковала две прелестные фарфоровые статуэтки и повернулась к сыщикам: – Видите ли, эти сайгонские парные статуэтки тоже имеют отношение к поискам моего мужа, к его мечтам и фантазиям, и я их купила… В другое время я бы не обратила на них внимания, но теперь, когда он мне столько о них рассказывал… Она вошла обратно в холл, полицейские за ней. Одной из статуэток сразу нашлось место на полке из черного дерева. Стефан не ошибся: такое место соответствовало ей как нельзя лучше. Другую статуэтку он поставила в угол за сундук. Вик подошел к одной из фарфоровых вьетнамок и погладил ее. – Вы говорите, ваш муж изготовляет муляжи всяких монстров. Может быть, мы его найдем в мастерской? – Не думаю. Его мастерская здесь, в подвале. – А можно нам туда заглянуть? Буквально на несколько минут? Сильвия была в нерешительности. Эти типы хуже лишая. – Хорошо. Заодно и поймете, почему мой муж наведывается в музей врожденных болезней и во всякие необычные места. Может, это снимет с него обвинение, правда не знаю в чем. Ван подбодрил напарника, подмигнув ему, а Сильвия уже направилась к двери. – А почему он решил заняться монстрами? – спросил Вик, догнав ее. Все трое спускались по темной лестнице. – Мой муж приехал в Париж без гроша в кармане и нанялся в группу миманса в тайной надежде стать актером. У него настоящий дар. Но в этой среде так трудно пробиться… Он бегал по кастингам, и ему едва удавалось выживать, пока наконец он не получил место руководителя группы, который набирал артистов. И в это же время он начал работать в бутафорском цехе при киностудии и понял, что у него в этом истинный талант. – А если поточнее, что за талант? – Талант создавать необычные фигуры. Существа, которых на земле никогда не было, разве что в людском воображении. В своем ремесле Стефан непревзойденный мастер. Вик вдруг резко согнулся, ухватившись левой рукой за правое предплечье и сжав зубы. Ван обернулся: – Эй, Маршаль! Что с тобой? Вик выпрямился, лицо его сразу осунулось. – Нет… ничего… – произнес он, не разжимая зубов. – Рука разболелась. Я в последнее время много занимался греблей и, видимо, повредил мышцу или связку. Идите, я догоню. – Вы уверены? – спросила Сильвия. – Абсолютно. Когда они отвернулись и пошли дальше, он раз десять с силой сжал кулак. Жестокая боль утихла, и он догнал остальных. – Что за запах? – спросил он. Сильвия зябко потерла плечи: в подвале было холодно. – Это аммиак, стабилизатор латекса. Я его уже не замечаю. – Подвал просто огромный. Сколько здесь помещений? – Пятнадцать. Вы идете сейчас по старинному охотничьему дому. В былые времена здесь располагалась интендантская служба для приема целой семьи аристократов. Прачечные, кухни, а также помещения, куда свозили дичь, а потом ее свежевали и коптили. Отсюда и крюки для туш на потолке. Затем лет сорок этот дом арендовали для киносъемок. Некоторые комнаты наверху и здесь все еще приспособлены для этого. Она открыла одну из дверей. Вик попятился. В окровавленные стены, изрезанные трещинами, были вделаны когти. Пол усеян клочьями волос, прилипших к какой-то коричневой жидкости. – Зачем все это нужно? – резко спросил Ван, сразу насторожившись. Сильвия вошла в комнату. – Уверяю вас, кровь ненастоящая. Это просто старая кинодекорация. Но мы сделаем ремонт и все это постепенно ликвидируем. Все двинулись дальше по коридору мимо деревянных дверей. На одной из них Вик заметил нарисованного ребенка с изуродованным тельцем. Он остановился и приготовился войти. Сильвия быстро подошла к нему и накрыла ладонью его руку: – Нет, только не сюда. Вик застыл на месте, удивившись. Сильвия отдернула руку и постаралась оправдаться: – Мы с мужем… не можем иметь детей, он страдает… Нет, не надо туда входить, Стефан был в не лучшей форме, когда разрисовывал стены. Это очень, очень мрачное видение… человеческого рождения. Это не составит у вас хорошего представления о нем. Вик ощутил, как по спине пополз холодок. На послезавтра у Селины назначена амниотическая пункция. – Но мне все же хотелось бы взглянуть, прошу вас. Сильвия нехотя кивнула: – Тогда без меня. Это единственное место, куда я… не могу заходить. Выключатель слева. Полицейские один за другим вошли в помещение. Вик закрыл дверь и включил свет. Лампочка потрескивала и гудела. На стенах, от пола до потолка, развертывалась огромных размеров фреска. Сотни и сотни рисунков, сделанных углем. – Да этот парень – псих, – прошептал Ван. – Если позабыть об алиби в ресторане, его надо задерживать. Вик не ответил. Они стояли перед целым комплексом огромных чудовищных рисунков. На каждом был изображен ребенок-урод, а внизу стояла подпись с названием аномалии, которой ребенок страдал. Были тут и аномалии относительно простые: гемитексия, гермафродитизм, сиамские близнецы. Попадались и аутозиты[54], такие как сирены, экзенцефалы, отоцефалы, циклоцефалы с одним глазом посередине лба[55]. Чем дольше они вглядывались в рисунки, тем более тяжкие уродства им открывались. Омфалозиты, соединенные своим крошечным телом с плацентой аутозита, то есть паразиты двойные… Ван подошел к изображению сирены: – Ты видел? Странное совпадение, правда? Вик встал между двух зеркал и наблюдал, как множится в бесконечности его отражение. – Да у нас тут с самого начала было полно совпадений, и, на мой взгляд, мы чересчур увлеклись, выискивая их. Я хочу сказать, что все эти сирены и прочие уродцы – еще не признак его виновности. Его мир вполне логично соответствует миру «Трех парок» или музея Дюпюитрена. Как говорит его жена, мы просто вломились на чужую территорию. Заметь, вломились мы, а не он. Ван пристально вглядывался в рисунки своими маленькими черными глазками. – А как тебе показалась жена? Как думаешь, она что-то скрывает, а? – Похоже, у этой пары полно проблем. Она не знает, где он, и вообще говорит о нем как о чужом человеке. Знаешь, люди иногда поселяются в больших домах, чтобы избегать друг друга. Слушай, пошли, а? Что-то мне здесь не по себе. – Я побуду еще минутку.