Спрятав меч-трость под шелковой накидкой, я вышла на веранду и уже собралась сбежать вниз по каменным ступенькам, но тут вспомнила о Мэволь и остановилась. Нет, в том, что я заподозрила шаманку Ногён, не было никакой ошибки. Мне и сейчас многое в ее рассказе казалось странным. Ошибку я сделала, когда не рассказала Мэволь о своих подозрениях, лгала ей, посчитала, что справлюсь с расследованием в одиночку. Я бы с радостью постучалась сейчас к ней и сказала бы все это, но она так обиделась, что не станет слушать. Я сбежала вниз по ступенькам и оглянулась в последний раз на комнату Мэволь. Уже почти стемнело, нельзя было терять ни минуты. Черные каменные хижины тонули в красновато-оранжевом тумане, лучи закатного солнца окрашивали небо в тот же оттенок. Грязь хлюпала под копытами пони, пока я не спеша добиралась до дерева, у которого мы с Мэволь в прошлый раз подглядывали за домом Пэка. Я привязала пони к ветке и пересчитала бревна в воротах чоннана. Два бревна. Ссыльный Пэк ушел и вернется не скоро. Но с улицы было видно, что в одном из окон горит свет. Скрипнула дверь, и в проеме появилась Кахи с бельевой корзиной на голове. Одной рукой она придерживала корзину, в другой несла лопатку, которой отбивают мокрую одежду. Мой взгляд скользнул по изуродованному шрамами лицу Кахи. Раньше кроме шрамов я ничего и не видела, но в этот вечер, возможно, заходящее солнце светило как-то по-особенному, и я заметила, как гармоничны и изящны черты ее лица. Какой красивой, должно быть, она была когда-то. «Насколько большой должна быть взятка, чтобы красавицу не тронули?» – Вот еще одна красавица, – прошептала я, и тут меня осенило, будто яркая вспышка молнии осветила четкую картинку. Семь лет назад похитили Сохен-Ынсук, дочь шаманки, и в то же время Ссыльный Пэк решает исполосовать ножом лицо дочери. Кахи не вырастет красавицей, и эмиссар не увезет ее с собой. Семь лет назад Кахи было двенадцать. Большинству девушек, которых увезли в империю Мин, было от одиннадцати до восемнадцати лет. Догадка будто подтолкнула меня вперед. Я откинула чангот, сжала покрепче меч-трость и пошла прямо ей навстречу. Кахи неприветливо покосилась на меня. – Чего тебе? Она не сильно мне обрадовалась. – Стираешь белье в темноте? – спросила я. Она помолчала, но выражение ее лица немного смягчилось. – Вечером к ручью никто не ходит, никто не прогонит меня. Я не сразу поняла, что она имеет в виду. Днем крестьянки стирали белье в ручье, и они бы не очень обрадовались, если бы дочь Ссыльного Пэка стирала вместе с ними. – Если ты пришла поговорить с отцом, – сказала Кахи, – тебе это не удастся, он ушел. Я не знаю куда, но пока он не вернется, мне запрещено беседовать с кем бы то ни было, особенно с тобой. Некоторое время я молча шла рядом с ней. У ручья Кахи поставила корзину на землю и начала полоскать одежду в бурлящей прохладной воде. – Твой отец искал Поксун. – Я сняла чангот и перекинула его через руку, меч-трость я по-прежнему держала наготове. – Я нашла ее. Она рассказала нам, что и ее похищали, просто ей удалось сбежать. Снова мужчина в белой маске. Кахи схватила лопатку и, бросив одежду на гладкий камень, начала по ней колотить. – Не хочу ничего знать. – А еще в Новоне теперь новый судья. Он будет председательствовать на повторном рассмотрении дела. – На самом деле он был тайным королевским инспектором, но мне не хотелось вдаваться в пространные объяснения. – Я со многими в деревне разговаривала, все подозревают Ссыльного Пэка. Судья, конечно, тоже обратит на него внимание, особенно теперь, когда… – Легкий холодок пробежал у меня по спине. Я откашлялась. – Особенно теперь, когда нашли труп моего отца. Лопатка замерла в воздухе. Кахи уставилась на меня, и какое-то странное чувство отразилось в ее темных глазах. Страх? Раскаяние? – Твоего отца нашли? – Его отравили, – прошептала я. – А потом закололи. Кахи все глядела на меня, будто не могла понять, о чем это я говорю. Потом моргнула и отвела взгляд. – Твой отец был добрым человеком, – тихо сказала она. – Он знал, чья я дочь, и все равно… Я почти не встречала добрых людей. Твой отец был одним из них. – Ты разговаривала с ним? – Да, я сказала ему… рассказала… Кахи покачала головой и вернулась к работе. Доброта. Вот как он заставил Кахи заговорить. Не пугал, не угрожал ей. Отец понимал, что добротой он добьется большего. У него было два подхода. Он бывал осторожным и ласковым, вел себя с подозреваемым, как с несчастной птичкой, у которой сломано крыло. А мог проявить жесткость, стать несгибаемым, как наточенный топор, и добиваться поставленной цели. – Что ты рассказала моему отцу? – спросила я. – Он мертв и не может мне ответить, а мне важно понять, что он узнал перед смертью. Кахи сильно скрутила одежду, выжала из нее воду. – Говоришь, в Новоне теперь новый судья? – Да. – Наверняка скоро так и будет. – И чувствую, скоро мы доберемся до истины. Отец часто говорил, что какой бы убедительной ни казалась ложь, правда всегда выплывает наружу. Потому что ее не остановить, она будет стремиться к свету год за годом. Кахи молчала, безучастно таращась в бурлящий ручей. Ее пальцы покраснели от ледяной воды. – Я выросла с мыслью, что никому не остановить моего отца, – сказала она в конце концов. – Никто не помешал ему замучить мою мать до смерти, разбить ей сердце. Никто не помешал ему… порезать мне лицо. – Она прижала к себе мокрую одежду, явно пытаясь заглушить воспоминания. Потом она аккуратно расстелила белье на траве, чтобы высушить. – Он схватил меня за горло средь бела дня. Я кричала, звала на помощь. Люди останавливались у ворот… они просто смотрели, как отец исполосовал мне лицо, приговаривая, что я не должна выделяться, иначе меня увезут отсюда навсегда, как дань императору. Я с ужасом разглядывала шрамы на лице Кахи, мои подозрения подтвердились. Три темные уродливые борозды пересекали ее щеки, а от уголков рта в разные стороны разбегались кривые морщинки. Отец изуродовал ее. То же самое проделывали с собой и некоторые девушки на материке. Я читала в дневнике отца, что девушки расцарапывали себе лицо или поджигали его палочками мокса [29], лишь бы не попасть в гарем императора династии Мин. Они сильно рисковали, потому что наказание за такое поведение было весьма суровым: семью лишали имущества, а отца семейства – должности. Кахи присела на корточки перед разложенной на траве одеждой. – Отец сказал, что, если я вырасту красавицей, меня постигнет участь госпожи Мун. Язык у меня окаменел, я смогла лишь что-то промычать в ответ. – Он говорил, что красота – это проклятье, – продолжала Кахи. – Потому что он только что видел, как деревенский старейшина безуспешно пытался подкупить императорского посланника. – Вместе со словами изо рта у нее вылетал пар, и Кахи поднялась. – В тот же вечер я вышла на задний двор и увидела, как старейшина разговаривал с отцом. Не знаю, о чем они говорили… Неужели старейшина Мун как-то связан с этими преступлениями? Мне трудно было в это поверить, и все же я представила, как он шепчет Пэку: «У меня есть для тебя работка. По рукам?» Он мог щедро заплатить Пэку, чтобы тот нашел для эмиссара кого-нибудь взамен его дочери. – Потом отец вернулся в дом, – рассказывала Кахи, – и сказал, что теперь мы станем богатыми, что еды всегда будет вдоволь. А на следующий день он куда-то ушел, и его не было несколько недель. Ходили слухи, что он ездил по всему Чеджу, искал красивую девушку. Думаю, это он нашел Сохён, потому что, когда она потом вернулась в Новон – удивительно красивая была женщина, – отец очень испугался, ходил весь бледный, будто увидел привидение. Я слышала, как он пробормотал как-то, что зря он согласился помочь деревенскому старейшине. Я оцепенела от ужаса, не могла пошевелиться, вцепилась в отцовский меч так, что на ладони у меня отпечатались все неровности бамбуковой ручки. – Когда начнется суд, пообещай мне кое-что. – Кахи наконец подняла голову и посмотрела на меня через плечо спокойным беззастенчивым взглядом. – Обещай, что отец не вернется домой. Если он узнает, что я все это тебе рассказала, мне не жить. И моя кровь будет на твоих руках. Мы молча смотрели друг на друга. Я внезапно ощутила всю тяжесть ее просьбы. – Если он виновен, он не вернется. – Меня трясло, как в лихорадке. Я сжала покрепче меч. – Это я могу тебе обещать. Из рассказа Кахи я узнала две важные вещи. Скорее всего, именно ее отец похитил Сохён, а деревенский старейшина Мун подкупил его, чтобы он это сделал. Продрогшая и испуганная, я стояла в одиночестве у ручья – Кахи давно ушла. Что мне теперь делать? Кому рассказать то, что я только что узнала? Бежать к инспектору Ю? Еще сегодня днем я обвинила во всем шаманку. Что подумает инспектор, если я заявлюсь к нему и скажу, что у меня новый подозреваемый? «Сначала пойми, – подсказал голос отца, будто мы вместе работали над делом, – как все это связано с «лесным делом» и с моим убийством». Я тыкала в землю чукчандо, пытаясь сообразить, что к чему. Кахи рассказала, что ее отец похитил Сохён, но, скорее всего, он причастен не только к этому преступлению. Инстинкт подсказывал мне, что Ссыльный Пэк сотворил еще множество злодеяний. «Думай, – подбадривал меня отец, – учти все мелочи, найди закономерность». Я присела на корточки, запустила руку в мокрую от росы, сочную травку и начала выдергивать ее горстями, будто с каждым рывком мне открывалось что-то новое, чего я раньше не понимала. Если Ссыльный Пэк похитил Сохён, возможно, он же и виноват в ее смерти. Он боялся, что Сохён расскажет, кто ее похититель. Он не хотел, чтобы деревенский старейшина узнал, что Сохён та самая девушка, которую он похитил взамен его дочери, и что она вернулась отомстить. Потому он и убил ее. Вот и возможная разгадка «лесного дела». В тот день в лесу Мэволь видела человека в белой маске с мечом. Если Ссыльный Пэк – убийца Сохён, то, возможно, это он прятался за белой маской. Маской, которую из раза в раз видели, когда исчезали тринадцать других девушек. Неясно, зачем Ссыльному Пэку понадобилось похитить еще и их, однако если он носил маску, то и с делом о пропавших он точно связан. Я высыпала вырванную траву на землю. Главный вопрос теперь был вот каким: «Что мне делать?» Я поднялась с земли и стряхнула с ладоней и юбки остатки травы. Потом взяла накидку и чукчандо. Отца рядом не было, но я знала, что бы он сказал, если бы был здесь. «Собери как можно больше информации. Важен каждый слух, каждое заявление, каждое подозрение». Ноги сами пустились в путь, сначала не спеша, потом все больше ускоряя шаг. Необходимо подкрепить рассказ Кахи доказательствами, иначе все это лишь досужие домыслы. Нужны настоящие улики, свидетельства того, что Ссыльный Пэк и Сохён как-то связаны. Мне нужно выслушать деревенского старейшину Муна. Я едва понимала, куда иду, но потом вдруг осознала, что вернулась в деревню и, чуть пошатываясь, шагаю по тропе, которая приведет меня прямо к Мехвадану, резиденции деревенского старейшины Муна. Я думала, что старейшина, как отец, будет помогать мне в расследовании, но теперь я сомневалась, что он, как и я, хотел раскрыть преступление. Я вспомнила то, что он рассказал мне о своей дочери, и теперь его слова обрели иной смысл. «Мою дочь тоже однажды чуть не похитили. – Только он не сказал, что ее хотели отправить в империю Мин. – Я построил для нее отдельный дом, в поместье Ёнхадан. Надеялся, что вдали от тревог ей станет лучше». Он построил для дочери отдельный дом, чтобы спрятать ее где-то далеко, в глуши, где ни один эмиссар не сможет ее найти. Чтобы все позабыли о том, как она хороша. Я взглянула на небо. Солнце уже почти опустилось за горизонт. Инспектор Ю вот-вот приедет за шаманкой, мне нужно быть дома, чтобы рассказать ему все, объяснить, как сильно я ошиблась. Но в первую очередь нужно поговорить с деревенским старейшиной. И вот я стояла перед поместьем старейшины. Сердце бешено колотилось, во рту пересохло. Я много слышала о Мехвадане. Это скромное родовое поместье было построено из лавового камня с соломенной крышей, и много лет оно переходило по наследству потомкам семейства Мун, от отцов к детям. В чоннане было одно бревно – значит, старейшина вышел, но он где-то неподалеку. Я остановилась перед воротами и накинула на голову шелковый чангот цвета азалии, чтобы прикрыть лицо и меч-трость, который держала в руках. Я уже собралась было окликнуть слугу, чтобы он провел меня к старейшине, но вдруг остановилась. Мне стало как-то неловко, даже лицо покраснело от стыда. Молодая незамужняя женщина пришла вечером требовать встречи с мужчиной. Тетя столько раз секла меня по икрам, я должна была уже выучить урок, отличать приличное поведение от непристойного. Нужно было взять с собой Мэволь. – И долго ты собираешься здесь стоять? – Я вздрогнула, обернулась и разглядела в темноте силуэт старейшины Муна. – Входи, раз уж пришла.