— Ну, книга у меня пока только одна, — призналась я и протянула сборник Айдзаве. — Держите! Взяв у меня из рук книгу, он со словами «Вот это да!» принялся рассматривать обложку. Взглянул на название на корешке, внимательно прочел аннотацию и высказывания критиков — и только после этого поднял голову. — Какая вы молодец. Я даже представить не могу, как это — написать книгу, — сказал Айдзава и подал книжку мне, но я ответила, что это подарок. — Вы уверены? — Да, — подтвердила я и несколько раз кивнула. Держа в одной руке стаканчик с кофе, а в другой книгу, Айдзава подвинулся вправо, приглашая меня сесть рядом. Продолжая суетливо кивать, я присела. Некоторое время мы оба молча разглядывали мой сборник у него в руке. Мне было неловко. Скосив глаза вбок, я увидела перед собой голову Айдзавы, который теперь склонился над книгой и, упираясь локтями в колени, перелистывал страницы. Его волосы, разделенные посередине пробором и зачесанные назад, лежали так же ровно, как во время нашей прошлой встречи. Вблизи они казались еще тоньше и мягче. Такие послушные. Я вспомнила свои жесткие, тусклые волосы, которые только что рассматривала в зеркале. — У вас сегодня хорошее настроение? — спросила я. — Что? — удивился Айдзава и поднял голову. Я растерялась. На самом деле я имела в виду только то, что он выглядит иначе, чем в прошлый раз, а получилась какая-то ерунда. Мои щеки горели. Хотелось объяснить ему, что я совсем не то хотела сказать, но я боялась ляпнуть еще какую-нибудь глупость. Айдзава тоже молчал. Через некоторое время я увидела на эскалаторе женщину лет шестидесяти в вязаной шапке с ушами. Она ехала вверх, точно чемодан в аэропорту по багажной ленте. Сойдя с эскалатора, она вышла в холл, где сидели мы с Айдзавой, и неторопливо прошествовала мимо. — Вы, наверное, не помните… — начала я, — тогда в лифте, после собрания… Кстати, еще раз прошу прощения за мое поведение на нем. В общем, я вам сказала, что собираюсь сделать AID. Айдзава на это только кивнул, и то не сразу. Он явно растерялся. Либо удивился, что незнакомый человек делится с ним настолько интимной информацией, либо испугался, что сейчас я ему выложу всю историю своей жизни. Абсолютно естественная реакция. Думая о том, что на его месте ощущала бы то же самое, я глубоко вдохнула, выдохнула, а потом продолжила: — Вы, может быть, скажете: и чего она ко мне с этим пристала… — Я сама не заметила, что перешла на осакский диалект. — Нет, — возразил Айдзава. — Я редко выступаю на публике, но все-таки состою в обществе, и такие разговоры для меня не в новинку… Нацумэ, вы что, из Кансая? — Да. Из Осаки. — Я сначала не понял. Вы пользуетесь диалектом осознанно? — Обычно это происходит нечаянно. Когда я слежу за собой, получается ближе к стандартному варианту языка. — Понятно, — кивнул Айдзава. — У меня тоже похожий механизм. — Похожий механизм?.. — Это я про то, что вы назвали «хорошим настроением». Сегодня тут много народу, потом еще будет банкет, и какое-то время мне предстоит общаться с людьми. Вот я и нервничаю. — И от нервов у вас улучшается настроение? — Нет, просто я изображаю приятного человека, — рассмеялся Айдзава. — А тогда, на Дзиюгаоке… кажется, на Рождество? Тогда я этим не занимался. — Мне показалось, что вы в тот день думали о чем-то своем. — О, так вы семьдесят восьмого года рождения. Значит, мы с вами ровесники, — заметил Айдзава, взглянув на клапан обложки, где была напечатана справка об авторе. — Нет, все же это потрясающе. Может быть, для вас в этом нет ничего особенного, но представить только — взять буквы и составить из них целый мир… Знаете, я впервые в жизни разговариваю с писателем. — Вряд ли меня можно назвать настоящим писателем… — втянув голову в плечи, пробормотала я. Между нами повисло молчание. Пытаясь чем-то его заполнить, я хотела спросить, кем работает Айдзава, и уже даже начала: «Айдзава, а чем вы…» — но осеклась. Ладно бы он сам решил мне об этом сообщить, но выспрашивать у него такие подробности, пожалуй, невежливо. Почему я подарила ему свою книгу? Потому что мне показалось несправедливым, что из интервью и выступлений я знаю об Айдзаве, о его происхождении довольно личные вещи, а о себе ничего не рассказываю. Однако, по сути, это были мои внутренние проблемы, которые Айдзавы не касались. Впрочем, он догадался, о чем я хотела спросить, и сообщил, что по профессии он терапевт. — Так значит, вы врач? — Да, — подтвердил Айдзава. — Впрочем, в штате я нигде не состою. — Вы не работаете? — не поняла я. — Можно и так сказать, но если я совсем не буду работать, то не на что будет жить, — снова засмеялся он. — Сначала я работал в больнице. Но возникли некоторые обстоятельства… и теперь я скитаюсь по разным местам. — То есть по разным больницам? — Да. Регистрируюсь и приезжаю, когда вызовут. В начале семестров провожу осмотры в школах, университетах. Иногда преподаю на подготовительных курсах, где готовят к государственным экзаменам… — А я думала, что все врачи работают в больницах, — сказала я. — Ну, я действительно работаю в больницах или при больницах. Когда работаю, — со смешком пояснил Айдзава. — Но я не прикреплен ни к одной на постоянной основе. На самом деле есть немало врачей, которым уже шестьдесят, семьдесят или даже больше, и они как-то выживают на одних профосмотрах. Это воодушевляет. — Получается, у вас почасовая оплата?.. — вырвалось у меня, и я тут же смутилась, почувствовав, что снова задала неприличный вопрос. — Простите… сначала насчет работы у вас выспрашивала, теперь вообще о деньгах. — Что вы, все нормально, — весело ответил он. — Я слышал, что в Осаке люди легче относятся к разговорам о деньгах. Это правда? — Хм, даже не знаю, — растерялась я. — Но, как бы так сказать, у нас действительно есть какое-то особое пристрастие к разговорам о ценах… вечно спрашиваем, что почем. — А, вот оно как. Ну, если говорить о том, что почем, то моя работа стоит в среднем около двадцати тысяч иен. А если ситуация критическая и рук совсем не хватает, то бывает и тридцать. — Это в день? — В час. — Да что вы?!! — воскликнула я, от изумления даже привстав с диванчика. — Двадцать тысяч за час? То есть можно поработать пять часов и получить сто тысяч иен? — Ну, это не каждый день. Плюс время работы всегда разное, да и гарантий никаких нет… — И все-таки… врачебная лицензия творит чудеса. Повисло молчание. Я понимала, что опять сказала что-то не то, но мысленно оправдывалась тем, что мой собеседник сам назвал эти цифры и никто его за язык не тянул. Айдзава отпил из стаканчика кофе, наверняка успевшего безнадежно остыть. Я тоже глотнула чаю из своей бутылки. — Видите ли, — наконец решилась я высказать то, что мучило меня на протяжении последнего месяца, — после того как я побывала на собрании и прочитала интервью в сборнике, у меня появилось много вопросов, и, наверное, мне следует самой найти на них ответы, но все же некоторые хотелось бы задать вам… — Как человеку, рожденному от донора? — уточнил Айдзава. — Да, — кивнула я. — Простите, я знаю, что это моя частная жизнь и к вам она не имеет отношения. Но это помогло бы мне решить, что делать дальше… Хотя, честно говоря, времени на раздумья у меня уже осталось немного. — Книги и статьи на эту тему вы уже почитали, да? — Не то чтобы прямо много, но да. — Я, кажется, уже это говорил, — сказал Айдзава, — но в этом и состоит одна из целей нашего общества — чтобы люди захотели узнать больше об AID и о чувствах детей, которые появляются на свет таким способом. Если захотите что-то узнать, я всегда на связи. — Спасибо большое, — с поклоном ответила я. — И вам спасибо за книгу, — мужчина взглянул на мой сборник, который держал в руке. — Нацуко Нацумэ… вам так нравится иероглиф «лето»? — Это мое настоящее имя. — Серьезно? — Серьезно. Двери зала распахнулись, и в холл хлынул шумный поток людей. Я обратила внимание на женщину в черном платье до колен, с волосами, собранными в хвост. Оглядевшись, словно ища кого-то глазами, женщина заметила Айдзаву и подошла к нам — миниатюрная и такая тоненькая, что за ключицы можно было ухватиться пальцами. Кожа у нее была белая, с облачками веснушек на щеках — одни потемнее, другие посветлее, — похожими на галактики. Мне показалось, что где-то я ее уже видела. Мы кивнули друг другу. — Это Нацумэ. Недавно… Хотя это было уже в прошлом году, в общем, она была на том собрании в Дзиюгаоке. — Кажется, это вы тогда выступили в конце обсуждения? — спросила женщина, глядя на меня. — Ах да, точно! — кивнул Айдзава. — Ты же тогда передавала микрофон. Значит, для вас это тоже не первая встреча. Знакомьтесь, Нацумэ, это Дзэн. Она тоже состоит в нашем обществе детей, рожденных от доноров. То есть мы с ней занимаемся одним делом. — Приятно познакомиться! — Я привстала. — И мне. — Женщина протянула мне визитку. Полностью ее звали Юрико Дзэн. — Представляешь, Нацумэ пишет книги! — Айдзава показал мой сборник. — Правда? — Юрико Дзэн чуть сощурилась, рассматривая обложку книги, а потом улыбнулась одними уголками рта. — Вроде того, но пока написала только одну, — смущенно кивнула я, будто оправдываясь. — На самом деле я, как и в прошлый раз, пришла, чтобы задать Айдзаве несколько вопросов. — Собираете материал? — чуть наклонив голову, спросила Юрико Дзэн. — Нет, я просто подумываю насчет AID и хотела поговорить на эту тему… Медленно-медленно моргая, Юрико Дзэн неотрывно смотрела на меня. Потом кивнула и улыбнулась, теперь и глазами тоже. В ее лице было что-то властное — глядя на нее, я чувствовала себя школьницей, которую вызвали к доске. — Тебе, наверное, пора возвращаться, — наконец сказала она Айдзаве, — выступающие уже собрались. И она, кивнув мне на прощание, удалилась. Взглянув на часы, Айдзава тоже встал. — Ну, я пошел. — Он поклонился. — Я напишу вам, можно? — спросила я. — В прошлый раз вы дали мне визитку, там был ваш электронный адрес. Я спрошу вас по имейлу?