— Я? — Да. — За эти два месяца… — начала я, — моя жизнь никак не изменилась, но у меня такое чувство, будто бы произошло очень много всего. Мы еще немного помолчали. — Знаете, я сейчас в своем старом доме, — небрежно сообщила я. — Старом доме? — Да. Я вам рассказывала весной. Дом, из которого мы с мамой и сестрой сбежали под покровом ночи. А сейчас я вдруг взяла и приехала сюда. — А, в порту? — Да, — засмеялась я. — И знаете что? Он такой крошечный! Даже не верится. Я сейчас сижу на лестнице этого дома, и все вокруг маленькое-маленькое. С тех пор прошло уже тридцать лет. Тут теперь вообще ни души. Впрочем, это нормально. — То есть вы сидите там на лестнице одна? — Да. И лестница тоже такая узенькая. Все, как и положено, состарилось, но при этом осталось таким же, как и раньше. Только никто здесь больше не живет, поэтому кажется, будто я сижу на руинах. — Нацумэ. — Да? — Все эти два месяца я думал, как бы с вами встретиться. Во время нашего последнего разговора вы упомянули, что будете в Осаке тридцать первого числа, поэтому… Я кивнула. — Поэтому я решил: если я приеду в Осаку и если вы ответите на мой звонок, то, может быть, вы согласитесь и встретиться со мной, хотя бы на десять или двадцать минут, — продолжал Айдзава. — Просто больше я ничего не знал… кроме того, что в этот день вы собираетесь в Осаку. — Только не говорите мне, что вы… — ахнула я. — Вы что, сейчас в Осаке? — Всего на полчаса, — попросил Айдзава. — Пожалуйста, давайте встретимся и поговорим. Меня снова окружила тишина. Я все так же сидела на лестнице, крепко сжимая лямки рюкзака. Затем медленно поднялась и снова внимательно посмотрела на дверь. На местами отклеившуюся пленку, на цифры 301 на табличке, покрывшейся коричневым налетом. Приложив ладонь к шероховатой стене, в последний раз окинула дверь взглядом и выдохнула. Потихоньку, ступенька за ступенькой я спустилась с лестницы и вышла в коридор. Там остановилась, выпрямилась и посмотрела в сторону выхода. Узкий прямоугольник входа был залит солнечным светом. Я глядела на этот свет распахнув глаза и не смаргивала слез. 17. Не прощаясь Ветер со стороны порта окатывал меня невидимыми волнами, оставляя на коже запах морской воды. Айдзава появился на станции пятьдесят минут спустя. Я стояла там же, где в детстве ждала бабушку Коми, и, завидев его возле турникетов, почувствовала что-то вроде головокружения — у меня даже ноги подкосились. Отыскав меня взглядом, Айдзава слегка наклонил голову в поклоне, а потом, когда миновал турникеты, поклонился еще раз. Я поклонилась в ответ. С тех пор как мы виделись в последний раз, прошло четыре месяца. Айдзава был в белой рубашке с длинным рукавом и бежевых брюках. Не сговариваясь, мы спустились вниз и зашагали по большой улице, влившись в людской поток. Некоторое время мы шли молча, я слева, он — справа. Я смотрела исключительно себе под ноги, но потом подняла глаза, и наши взгляды встретились. Я тотчас отвела взгляд и снова уставилась в асфальт. — Правда, мне очень неудобно, что я вас так внезапно вытащил, — тихо сказал Айдзава. — Навязал вам эту встречу… Вы, наверное, на меня сердитесь. — Нет, — покачала головой я. — Просто все это так странно. Словно за гранью реальности. Что мы с вами гуляем по этим местам. — Да, я понимаю, — виновато кивнул Айдзава. — Простите меня еще раз. У вас наверняка были другие планы. — Я только что связалась со своими, и мы решили встретиться в семь, так что никаких проблем, — сказала я. — Но послушайте… что вы собирались делать, если бы я не приехала сегодня в Осаку? — Ну… — смутился Айдзава. — Наверное, снова сел бы на синкансэн и вернулся в Токио. — Логично, — рассмеялась я. Айдзава тоже робко усмехнулся. — Чувствуете? Пахнет морем, — сказала я и показала рукой в сторону океанариума. — В той стороне порт, совсем близко отсюда. Меньше десяти минут пешком. А это здание — океанариум. Довольно известный и большой. Смотрите, там даже колесо обозрения есть. — Об океанариуме я слышал. Кажется, там можно посмотреть на редких рыб. Вы там не были? — Нет. Я в этих краях вообще лет тридцать не была. — С тех пор здесь все изменилось? — Местами да, изменилось. Но что-то осталось как было. Вот эта улица, например. И некоторые заведения все еще работают, — ответила я. — Видите, там лапшичная? Раньше она принадлежала родителям моего одноклассника. Название сохранилось то же самое. Может быть, поколение сменилось, и теперь уже он сам там заправляет. Хотя сейчас мне даже неловко о нем вспоминать. — Почему? — Мы были очень бедными. Иногда дома не было вообще никакой еды, — усмехнулась я. — В супермаркет не сходишь — денег нет, в овощной лавке уже долгов выше крыши, бабушка, наша палочка-выручалочка, тоже приехать не может… В таких случаях мама отправлялась звонить в эту лапшичную. Из автомата, потому что домашнего у нас не было. Она звонила и заказывала у них две порции удона без всего. С доставкой на дом. А когда приходил доставщик, дверь открывала я и говорила: «Мамы сейчас нет дома». Айдзава кивнул с явным интересом. — «Мама отошла и денег не оставила. Когда вернется, я ей передам». — А доставщик? — Недоумевал, конечно. Говорил: «Странно, она же нам только что звонила… Как же теперь быть…» Но удон мне всегда оставлял. По словам мамы, рестораны никогда не забирают еду обратно, раз уже привезли на дом. Лапша в бульоне быстро разбухает, и другие клиенты все равно не будут ее есть — она просто пропадет, и все. Поэтому горячие блюда всегда оставляют. Мама нам объясняла, что это не очень честно, но сегодня мы мысленно пошлем лапшичной свои извинения и поедим, а с зарплаты она обязательно вернет деньги. Когда приходил курьер, мама пряталась на крыше, а увидев, что он ушел, спускалась и говорила нам: «Кушайте досыта, девочки». Но ведь у хозяев этой лапшичной был сын, мой ровесник, мы потом учились в одном классе… Сейчас, конечно, немного неудобно перед ним. Но тогда я еще мало что понимала. Хотя мальчик он был добрый. Не знаю, знал ли он про мамину хитрость, во всяком случае он никогда об этом не упоминал и вообще хорошо ко мне относился. — Какая замечательная у вас мама, — восхищенно проговорил Айдзава. — Это да, — рассмеялась я. — Еще она умела сама включать электричество, газ и воду, когда их отключали за неуплату. Это нас часто спасало. — Серьезно, замечательная мама! — Да, я вот сейчас вспоминаю и тоже так думаю, — со смехом подтвердила я. — До какого возраста вы здесь жили? — До семи. До летних каникул первого класса[23][В японских школах учебный год начинается с апреля, а летние каникулы — с конца июля.]. — Школа тоже была где-то неподалеку? — Школа… да, отсюда надо пройти два квартала вон туда, повернуть, а дальше прямо, — вспомнила я. — Помню, в первый школьный день меня сфотографировали возле ее ворот. Хотя сейчас уже никаких фотографий не осталось. — Мне хотелось бы на нее посмотреть, — сказал Айдзава. — На школу, где вы учились. Пробираясь сквозь поток туристов, идущих в океанариум, мы направились к зданию моей начальной школы. Наш путь лежал через маленькую торговую улицу, где почти все магазины были закрыты ставнями. По пути я делилась с Айдзавой воспоминаниями. Вон там, например, был магазин канцтоваров, в котором нам рекомендовали закупаться, и возле кассы там всегда лежала пожилая белоснежная кошка. А вот здесь, где сейчас пустырь, заросший сорняками, раньше стоял ресторанчик такояки. Всегда битком набитый. На доске с меню красовалась Лам из аниме «Несносные пришельцы». Ее рисовала сама хозяйка, и я часто видела, как легко и проворно она это делает. Мне даже казалось, что она и есть создатель этого аниме. Рядом находился магазин спальных принадлежностей, куда однажды забрались воры. Целое событие, вся округа сбежалась поглазеть, и тогда я впервые увидела, как с помощью серебристого порошка снимают отпечатки пальцев. А теперь я рассказывала об этом Айдзаве, и еще о том, что даже сейчас иногда вспоминаю, как следователь, взмахивая аппликатором, наносил порошок на опоры дома. Айдзава кивал, внимательно разглядывал дома, на которые я показывала, и места, где от них уже ничего не осталось. Дойдя до конца улочки, мы увидели здание школы на другой стороне. — Вот моя школа, — объявила я. — Хотя я туда и ходила-то всего несколько месяцев. — Для ребенка несколько месяцев — это много. — Айдзава окинул взглядом школьные ворота. — Надо мной часто издевались, потому что я из бедной семьи, — проговорила я. — Но одна девочка со мной дружила. Тоже из бедных. Из-за этого нас обеих часто подкалывали, зато мы друг дружку поддерживали. — Ну, понятно. — Наверное, она очень удивилась, куда я пропала. Я же ее даже не предупредила. Я потом долго еще переживала, что вот так ее бросила. Айдзава кивнул. — Сейчас есть электронная почта, Line и куча других способов связи, но в моем детстве ничего такого не было. Да и сбежали мы из этого района тайком. Я не могла ей написать письмо и предупредить. — Ясно. — Я часто думала о ней. Надеялась, что у нее все хорошо. Айдзава понимающе кивнул и промокнул платком лоб. Несмотря на невероятную жару и духоту, волосы у Айдзавы лежали все так же ровно, плавно опускаясь от пробора вниз и немного назад. Перейдя через дорогу, мы подошли к воротам. Сквозь окна вестибюля была видна сверкающая на солнце спортивная площадка. Потом мы, опять не сговариваясь, пошли дальше и влились в людской поток, устремленный к морю. Народу становилось все больше, и вскоре за углом показалось здание океанариума. Оно оказалось таким огромным, что я не удержалась от восторженной улыбки. — А раньше тут были сплошные склады, представляете! Даже не верится, что все так изменилось. — Да он просто гигантский! Поднявшись по широкой лестнице, мы вошли внутрь. Пот на коже моментально высох, и мы с Айдзавой выдохнули. — Вот это кондёр! — не выдержав, воскликнула я. — Ой, точно, сейчас так уже не говорят. В общем, я имею в виду, что тут прохладно. — Есть такое, — засмеялся Айдзава. — Но слово «кондёр» мне нравится. Народу в океанариуме было не то чтобы очень много, но прилично. Семьи, парочки. Дети носились между кафе и магазином сувениров. Мы с Айдзавой взяли кофе со льдом и, усевшись на скамейку в холле, наблюдали за окружающими. Перед большой схемой океанариума несколько парней и девушек весело обсуждали маршрут, что-то показывая на ней друг другу. Тут же стоял нарядный стенд с рекламой специальной экспозиции и пластмассовый пингвин с вырезанной дырой в голове, и две девчушки по очереди в нем фотографировались. Возле стойки, где можно было поставить оригинальную печать океанариума, сгрудились младшеклассники и после каждого удара печати о лист бумаги издавали восторженные крики. У входа в сувенирный магазин покачивались воздушные шарики в виде морских звезд, морских коньков, черепах и палтусов. Пожилая женщина, держащая за руку совсем еще маленькую девочку, вероятно внучку, объясняла ей, кто это и чем они отличаются. — Вы вообще бывали в океанариумах? — спросила я у Айдзавы. — Практически нет, — ответил он. — Сама идея мне нравится, но все никак не складывалось. Интересно, в какое время года вообще принято ходить в океанариум? Наверное, приятнее всего в такие жаркие летние дни, как сегодня? Хотя зимой тут тоже должно быть хорошо.