Алиенора положила руку на живот, который слегка округлился под поясом. Лицо Сугерия озарилось. – Это замечательная новость! Слава Богу, что Он услышал наши мольбы! Алиенора прикусила губу. – Я пока не сказала королю. Не хочу обнадеживать его после стольких лет и других наших потерь. Я не знаю, как он отреагирует, и буду благодарна, если вы подготовите его к известию. – Предоставьте это мне. – Сугерий коснулся ее руки в знак заверения. – Король непременно обрадуется. Алиенора улыбнулась, но ее сомнения и тревоги не развеялись. В последнее время она не знала, чего ожидать от Людовика. Людовик смотрел на Сугерия с едва скрываемым беспокойством. Он недавно вернулся с молитвы и пребывал в спокойном расположении духа, пока аббат не сказал, что хочет поговорить с ним наедине. Он готовился к новым известиям о придворных и церковных интригах. Дело в Бурже было завершено, и де ла Шатр самодовольно расположился в своем архиепископстве, значит, возникло нечто новое. – Королева попросила меня передать вам новость о том, что Господь услышал ваши молитвы и счел нужным благословить ваш брак. Ваша супруга одарена плодом и весной родит ребенка, – сказал Сугерий. Глаза Людовика округлились. Новость была настолько неожиданной, что никак не укладывалась у него в голове. Наконец-то. После стольких лет молитв, борьбы и сомнений. Наконец-то они добились успеха, следуя воле Господней. Если, конечно, на этот раз она родит живого ребенка. – Вы уверены? Сугерий кивнул. – Уверен, как и сама королева, – сказал он. – Она хотела, чтобы я сказал вам об этом, поскольку это произошло благодаря совету и вмешательству Церкви, а также чтобы подготовить вас к доброй вести. Людовик почувствовал, как его охватывает волнение. Ребенок! Наконец-то сын для Франции! – Королева удалилась в гостевой дом, – с улыбкой добавил Сугерий. – Я сейчас же пойду к ней, – заявил Людовик, но сначала решил вернуться в церковь, чтобы упасть на колени и поблагодарить Господа. Может быть, стоит отнести Алиеноре подарок? Первой его мыслью было, что она оценит изящную брошь или кольцо, но Людовик быстро отбросил эту идею. Он не должен поощрять тягу к украшениям, потому что это не по-божески, а они зачали ребенка, только избавившись от этой пошлости. Лучше сделать пожертвование церкви во славу Господа, а не украшать свою жену. Служанки Алиеноры как раз зажгли лампы в гостевых покоях, когда появился Людовик. Его бледное лицо раскраснелось, глаза блестели от слез, от него, казалось, исходило сияние, какого Алиенора не видела уже очень давно. – Это правда? – спросил он. – То, что сказал мне Сугерий, – правда? – Он крепко сжал ее руки. – Да, правда, – ответила она, улыбаясь, но все еще настороженно. Он подался вперед и поцеловал ее, но не в губы. – Ты все сделала правильно. Ты угодила Господу, и теперь пусть Ему будет угодно дать нам здорового сына. Он опустился перед ней на колени и прижался головой и ладонью к ее животу. Алиенора смотрела на его тонзуру и пыталась пробудить в себе прошлую привязанность. Что-то теплилось, но едва-едва. Он встал. – Тебе нужно отдыхать и не перенапрягаться. На этот раз я доверяю тебе родить сильного живого сына. С тобой всегда должны быть твои женщины, и нужно немедленно пригласить повитух. И еще, – добавил он, нахмурившись, – тебе не следовало ехать сюда сегодня верхом, так можно навредить ребенку. Алиенора почувствовала, как за ней закрывается тюремная дверь. Он посадит ее в клетку, чтобы защитить своего благословенного наследника. – Я знала, что со мной ничего не случится, – ответила она, – потому что мы возносили наши молитвы о ребенке здесь, в Сен-Дени. – Возможно, но тебе больше нельзя так рисковать, когда речь идет о нашем сыне. – Я обязательно прислушаюсь к мудрым советам, – ответила она. – Да, обязательно. Я не хочу, чтобы и на этот раз все закончилось ничем. Алиенора сжала кулаки. Возможно, в тюрьме ей было бы не так уж плохо. В конце концов он ушел, и Алиенора обессиленно, но с облегчением опустилась на скамью. От их брака теперь осталось так мало – лишь лохмотья некогда яркой ткани. Ее жизнь всецело зависит от одобрения супруга. Сейчас он был ею доволен, но все могло измениться. Она никогда не знала, как он поведет себя с ней в следующую минуту, и постоянно была настороже, что очень утомляло. 23 Париж, весна 1145 года Алиенора задыхалась и тужилась изо всех сил, а когда схватки стихли, упала на подушки. Роды начались накануне вечером; сейчас уже наступило утро, и раннее апрельское солнце заливало комнату, напоминая об Аквитании. – Осталось недолго, – успокаивала Петронилла, вытирая лоб Алиеноры салфеткой, смоченной в розовой воде. – Я знаю, тебе кажется, что ты вот-вот лопнешь, но ничего такого не случится, уверяю тебя. – Ты, похоже, очень в этом уверена, – пропыхтела Алиенора. Ее волосы были распущены, чтобы не задушить ребенка во чреве, и разметались по подушке тяжелым золотым веером. – Да. Я меньше тебя, и у меня получилось, – самодовольно улыбнулась сестра. Пройдя через испытание родами один раз и снова ожидая ребенка – у нее уже начали округляться грудь и живот, – она чувствовала себя вполне уверенно и давала советы. – Твоя Изабель родилась маленькой, – сказала Алиенора. – Ну, так и твой будет тебе по размеру. Рауль намного выше Людовика. Началась еще одна схватка. Алиенора скривилась и сжала в кулаке орлиный камень. Это был камень в форме яйца, внутри которого находился другой, и он должен был облегчать родовые муки. Это был подарок свекрови, проявившей редкое сострадание, – Аделаида уверяла, что он помог ей во время родов. Если камень действовал, то страшно было подумать, как проходят роды без него. Она снова принялась тужиться изо всех сил. Повитухи суетились вокруг нее, подбадривая, внимательно наблюдая, смазывая промежность маслом, чтобы уберечь от разрывов. Вот появилась головка, за ней выскользнули плечи и тельце. Вопли младенца заполнили комнату, усиливаясь с каждым вдохом, но молчание присутствующих сказало Алиеноре все, что ей нужно было знать. – Какая красавица! – Петронилла первой пришла в себя. – Алиенора, у тебя дочь, идеальная девочка! – Она наклонилась, чтобы поцеловать сестру в щеку. – И кузина для Изабель! Алиенора посмотрела на Петрониллу. Солнечный свет заливал пищащего младенца, все еще привязанного к ней пуповиной, и было в этом нечто святое. Повитуха перерезала пуповину маленьким острым ножом и забрала ребенка из-под солнечных лучей, чтобы искупать его в медной чаше с теплой водой – в той самой, с рисунком, которой не пользовались с ночи перед зачатием. Аделаида, присутствовавшая при родах, наблюдала, как женщины купают младенца. – Девочки всегда полезны для приобретения союзников через брак, – сказала она. – У меня тоже родилась одна дочь и семь сыновей. Лучше рожать сначала мальчиков, чтобы были наследники, но и здоровый живой ребенок – это повод для благодарности и основание верить, что в следующий раз у тебя получится лучше. Алиенора позволила словам литься на нее, представляя, что ее закрывает непроницаемый стеклянный пузырь, под защитой которого ничто не может причинить ей вред. Старшая повитуха поднесла к ней ребенка, завернутого в мягкое одеяло. Девочка была крошечной, совершенной и очень живой, ее ручки и ножки без конца двигались, а маленькое личико застыло. Алиенора взяла дочь на руки, и ее сердце расцвело. Она не хотела думать о том, что скажет Людовик или еще кто-нибудь. Не сейчас, потому что другого такого мгновения никогда не будет. Кожа малышки была нежной, а на каждом пальчике красовался миниатюрный розовый ноготок. – Как ее назовут? – спросила Петронилла. Если бы родился мальчик, его бы окрестили Филиппом, в честь деда по отцовской линии. – Марией, – сказала Алиенора. – В честь Святой Девы Марии, чтобы поблагодарить ее за милость. Людовик обедал с придворными в великолепном зале, построенном его предком Робертом II. Он знал, что у Алиеноры начались роды, но старался об этом не думать. И аббат Сугерий, и Бернард Клервоский возносили Господу горячие молитвы и мольбы о живом наследнике для Франции. Он сделал все, что было в его силах, теперь все зависело от Алиеноры. Он даже велел ей не выходить из спальни за две недели до срока, чтобы дать сыну покой перед появлением на свет. Прежде всего он думал о ребенке. Если Алиенора умрет при родах, он найдет другую жену, а мальчик имел первостепенное значение: помимо того что он будет его наследником, ребенок станет и наследником Аквитании. Церемониймейстер прошел по залу и обогнул высокий стол. Людовик тщательно вытер губы салфеткой и пригласил вестника подойти. Слуга наклонился, чтобы шепнуть новость королю на ухо. Приказав всем продолжать трапезу, Людовик покинул свое место и последовал за слугой из зала в небольшую прихожую, где его ждала мать. – Ну что? – выпалил Людовик с нарастающим беспокойством, когда она сделала реверанс и снова поднялась. – Какие новости? Мой сын родился? – Ребенок появился на свет благополучно, – сказала она. – Живой и здоровый. – Слава Богу! Пусть все церкви Франции возвестят об этом! Я должен… – Он посмотрел на руку, которую мать положила ему на рукав. Держала она его крепко, будто стальными пальцами, и он сразу вспомнил, как она его шлепала и приводила в порядок в детстве. – В чем дело? – Он подумал, что, возможно, Алиенора действительно умерла. Мать смотрела на него тяжелым взглядом. – Родилась девочка, – сказала Аделаида. – У тебя крепкая и здоровая дочь. Он резко выдохнул, будто его ударили. – Дочь? Ты уверена? Она подняла брови. – Я была там, я уверена. – Она убрала руку с его рукава. – Твоя жена хорошо перенесла роды. Как только она пройдет церковный обряд очищения, вы можете приступить к зачатию сына.