– Давай, красавица, позволь отвезти тебя обратно. Ты же не хочешь получить еще одну небольшую травму ноги, – усмехаясь, произносит Бретт, наклоняясь, чтобы погладить длинную, широкую шею лошади. Джеймс направляется к своей лошади, а я смотрю на седло, пытаясь понять, куда мне садиться. – Или поедешь с Бреттом? – спрашивает он. И вот я просовываю ногу в стремя, и он помогает мне подняться, одновременно удерживая на месте лошадь. Я представляю, как должна выглядеть моя огромная задница, пока я балансирую между падением и подъемом. Почему лошади такие чертовски высокие? – Садись вперед, – велит он, а затем одним быстрым движением поднимается, садится позади меня, обхватывает руками, берется за поводья, и мы едем обратно. Если бы я хотела сделать хоть что-нибудь, чтобы разлюбить Джеймса, мне не следовало садиться на эту лошадь. Это настолько сексуально, что даже смешно: большая лошадь у меня между ног, крепкие руки Джеймса обнимают меня, его грудь чуть касается моей спины, мы ритмично покачиваемся, проезжая по тропинке. Время от времени он указывает на какую-то птицу: скопу, коршуна или беркута. Я усиленно веду светскую беседу, чтобы не концентрироваться на восхитительной близости с этим человеком, такой болезненной, интимной и лихорадочной. Когда мы подъезжаем к конюшне, я измотана. У меня болят ляжки, и я просто хочу заползти обратно в постель и отдохнуть перед вечерним обслуживанием столиков. Джеймс помогает мне сойти с лошади, и я шучу, что от меня, должно быть, воняет, а он качает головой: – Я не мог понять, кто это – ты или лошадь. – Это шутка или ты серьезно? Он смеется, а я чувствую, как в заднем кармане что-то жужжит. Достаю телефон и обнаруживаю, что пропустила четыре звонка от Ирен. Четыре звонка. Явно что-то серьезное. – Джеймс, тебе звонила мама? – спрашиваю я, нажимая на значок набора номера. Он проверяет телефон и кивает, и тут Ирен берет трубку. – Хизер. О, слава богу. Мне плохо, дорогая. Плохо, – причитает она, закашлявшись сразу после этих слов. – Мне тоже, Ирен. Таков эффект двойных джин-тоников. – Нет, дело не в этом. Это какой-то грипп или что-то вроде того. У меня температура. – Вот дерьмо! – восклицаю я. – Тебе что-нибудь нужно? – Я прикрываю трубку рукой и говорю Джеймсу: – Твоя мама заболела. Он хмурится. – Ты можешь приехать в коттедж? Мне нужно провести инструктаж на сегодняшний вечер. – Сегодняшний вечер? – Вечеринка в честь съемок фильма, Хизер. Тебе придется встать за руль. Я не могу доверить это Биллу. – Встать за руль? – Да. Мне нужно многое тебе сказать. Ты можешь прийти прямо сейчас? Глава 23 Я не отдохнула, но кому это, черт возьми, нужно, когда ты на наркотике под названием адреналин? Я надела фартук поверх менее формальной, хотя и накрахмаленной до хруста белой футболки для вечеринки по случаю завершения съемок фильма. Мы в месте съемок, замке Киндорн. Величественные серые руины элегантно украшены большими венками из лилий цвета слоновой кости, английским плющом и массивными белыми свечами для освещения с наступлением вечера. Гости ужинают, сидя на скамейках, жаренным на вертеле молочным поросенком, молодым картофелем, фирменным яблочным соусом «Лох-Дорна» и сушеной зеленью. Из напитков два типа вина, которые по необъяснимым причинам были выбраны Расселом для этого случая; оба, по словам Билла, от поставщика приятеля Рассела. Вино не разливают, а ставят на длинные дубовые столы для самостоятельного обслуживания. По столбам шатра взбирается плющ, а вереск, сосна и чертополох украшают столы в деревенском стиле. Здесь великолепно. Теперь я понимаю, почему в подобных мероприятиях на открытом воздухе сомелье обычно не участвуют. Но я также понимаю, почему Ирен нужен кто-то, чтобы всем этим управлять. Тут нужно многое координировать. Вокруг страшная суматоха. Билл занимается баром и помогает мне открывать бутылки с вином, а несколько официантов бегают туда-сюда, добавляя в мероприятие последние штрихи. – Они прибудут в шесть, – говорю я, вынимая телефон из кармана фартука, чтобы проверить время. – Да, ты мне уже несколько раз говорила. – Билл вытаскивает пробку из бутылки красного и аккуратно вставляет ее обратно. – Все выглядит отлично, и теперь ты можешь расслабиться. – Кто-нибудь из знаменитостей будет, не знаешь? – Мама Энди Мюррея точно приедет. И все остальные шотландские знаменитости. – О, я мечтаю познакомиться с мамой Энди Мюррея. А что за фильм? – Исторический триллер, судя по всему. Главный актер играл в одном из детективных сериалов про маленький городок. Не могу вспомнить в каком. – Это может быть буквально любой актер в Британии. Мужчина или женщина. Кто-нибудь еще? – Честно говоря, я не знаю. – Он пожимает плечами. – Толку от тебя никакого. Должно же быть хоть несколько известных лиц. – Я потираю руки. – Лучше бы это была свадьба, – вздыхает Билл. – Намного веселее. – Обожаю свадьбы. Трудно не поверить во все это. В лучшее будущее… – Согласен, – говорит он. – Лучшее будущее, которое случится уже ночью. – Фу, – отвечаю я. – Не надо гнусностей. – О боже, Хизер, я бы не подумал, что ты романтик. Мы возвращаемся на склад, расположенный за шатром, и я с тоской смотрю на гравлакс, который готовит Анис. Джеймс остался в отеле, но, наверное, хорошо, что его здесь нет, и он меня не отвлекает. – Ну, классическим романтиком меня назвать сложно. – Я встряхиваю головой, дабы избавиться от мыслей о Джеймсе. – Брак моих родителей был ужасным. У папы были… проблемы, а мама суетилась, делая вид, что все в порядке. Как будто она жила в альтернативной вселенной. «Что случилось с моим кларнетом, мам?» – «О, ты, наверное, потеряла его. Это твоя вина. Потому что я никак не могу признаться, что твой отец продал его сегодня утром, чтобы заплатить долги. Потому что это означало бы, что мне придется признать, что у него проблемы с алкоголем, или что-то в этом роде. Нет-нет. Проще газлайтить мою девятилетнюю дочь и настаивать на том, что это она его потеряла». Билл останавливается и в ужасе хмурит брови. – Правда? – Да, я играла на кларнете, – сообщаю я. Это не первый раз, когда я так шучу. – Нет, про маму. Она делала такое? – Делала, – подтверждаю я, хотя сегодня и не испытываю того удовольствия, которое обычно получаю, шокируя людей этой историей. По причинам, которые я не до конца могу понять, после рассказа Биллу я чувствую себя выставленной на всеобщее обозрение. Я смотрю на него и вижу, что он все еще хмурится. – Мне жаль, что с тобой случилось такое, – произносит он, и у меня екает сердце. Я качаю головой и отмахиваюсь: – Ладно давай займемся делом. Я провожу ножом для разрезания коробок по ленте на следующем ящике вина, мысленно отмечаю, сколько их осталось, и мы возвращаемся из зоны подготовки в шатер, где я вижу сгрудившихся у главного стола дополнительно нанятых официантов. Я хмурюсь и поворачиваюсь к Биллу: – Пойду посмотрю, что происходит. Когда я подхожу, то замечаю, что один из молодых официантов прижимает к носу большой рулон кухонных полотенец с красными пятнами, а остальные слоняются вокруг, засунув руки в карманы, при этом один из них снимает парня с кровью из носа на телефон, а другой затягивается сигаретой. – Что тут происходит? Тот, что затягивается сигаретой, смотрит на меня с ухмылкой. – Фрейзер проиграл пари, – говорит он, ухмыляясь так, что мне хочется схватить его за шиворот и бросить в ров, окружающий замок. Да, там есть ров. – Что ты имеешь в виду? – спрашиваю я, уперев руки в боки. Они смотрят друг на друга, перетаптываясь на месте. О, сейчас я с ними разберусь. – Что случилось? – спрашиваю я в лоб. – Я сказал, что у него не получится сделать селфи своего ануса, – фыркнул один из них, – и вот он, блин, попытался. Спустил штаны и упал вперед прямо на ножку стола. Тому, у которого идет кровь из носа, до смерти стыдно. Мне хочется рассмеяться. То есть я просто обязана рассмеяться. Это смешно. Но отчасти это выводит меня из себя, что для меня немного необычно. Мои мысли заняты Ирен, которая лежит дома с высокой температурой и сильным беспокойством из-за того, что ее нет рядом, чтобы присматривать за каждой мелочью. Я знаю, что времени на безделье совсем нет. Сегодняшний вечер очень важен для «Лох-Дорна», и я не могу допустить, чтобы эти придурки испортили его. Это для Ирен. Для нас. – Ребята, вы же знаете, что пришли работать, верно? – Да, – говорит тот, который с телефоном, и убирает его в карман фартука.