Тогда Покровский никак не предполагал, что по прошествии времени их втянут в шпионскую историю, за которую его представят к ордену, который он будет стесняться надеть. За последние месяцы его отношение к своей роли в деле со Славинским ничуть не изменилось. Он по-прежнему с некоторой неприязнью относился ко всему происходящему, считая свою деятельность недостойной звания русского офицера, что бы ни говорили ему Щукин и Духонин. Однако, желая приблизить скорую победу своего народа, Покровский шел на это. Сегодня, идя к портному, он должен был передать сведения о скором наступлении на Юго-Западном фронте. Хитрая комбинация была задумана Щукиным таким образом, чтобы у противника не было времени что-либо предпринять и вместе с тем сохранилась бы вера в подполковника как в правдивый источник информации. Появление в своей мастерской Покровского господин Славинский воспринял, как и подобало коммерсанту средней руки при виде богатого заказчика. – Здравствуйте, господин офицер! – радостно воскликнул портной, едва Покровский приблизился к стойке. – Решили сделать новый заказ для жены? Правильно, правильно. Она у вас истинный ценитель всего прекрасного. – Да, господин Славинский, решил побаловать свою ненаглядную женушку новым платьем. Сюрприза, к сожалению, для нее не получится, поскольку я отъезжаю, и платье заберет она сама. Фасон вы знаете, вот аванс. – И Покровский выложил на столешницу несколько купюр, которые портной тут же убрал в карман жилета. – Когда вы отъезжаете, господин офицер? Может быть, наши портные смогут успеть сделать сюрприз госпоже Наталье? – Увы, господин Славинский, это невозможно. Мой поезд отходит сегодня вечером. – Жаль, жаль. Как мужчина, я вас очень понимаю, господин офицер, но служба превыше всего. Может, ваша жена захочет посмотреть новые парижские фасоны? У меня есть новый журнал прямо из Парижа. – Портной ловким движением извлек из недр прилавка журнал и с поклоном подал офицеру: – Берите, и пусть ваша жена получит маленькую радость этой жизни. Не оставляя офицеру выбора, Славинский моментально запаковал журнал в пакет и услужливо протянул его заказчику. – Вы окончательно разорите меня, господин портной, – горестно вздохнул Покровский и, взяв сверток в руки, произнес: – Всего доброго. – Всего доброго, господин офицер, всегда рады видеть вас снова. Так и закончилась короткая встреча двух людей, один из которых получил банкноту с приклеенной к тыльной стороне медом запиской, а другой – пакет с деньгами за свою шпионскую деятельность. В записке подполковник сообщал, что направлен под Проскуров, где в самое ближайшее время должно начаться наступление генерала Дроздовского на Тернополь с целью оказания помощи французам. Это сообщение очень взволновало Славинского, обычный способ передачи информации эстафетой здесь не подходил, и поэтому шпион был вынужден прибегнуть к самому экстренному способу передачи информации, заботливо приберегаемому им на крайний случай. Через час после визита Покровского портной отправился к одному малоизвестному в Могилеве голубятнику, из голубятни которого вскоре вылетел почтовый голубь, взявший курс на Минск. Птица благополучно пролетела весь отрезок пути, и по прошествии часа уже другая птица несла на своей лапке кожаный кисетик в сторону Вильно. Немцы начали обстрел Парижа еще с вечера 17 июля, едва только их пушки достигли черты старых фортов. Орудийная канонада длилась весь световой остаток дня и прекратилась поздним вечером, чтобы обязательно возобновиться следующим утром. Северо-восточные кварталы города уже во многих местах пылали в результате попадания термитных снарядов. Клемансо угрюмо смотрел за реку из окон своей резиденции, где в темном небе отчетливо виднелись огненные сполохи пожаров. Столица едва-едва оправилась от огненной бури воздушных монстров, и вот она горит снова, теперь от артиллерийского огня. Личный секретарь президента тихо вошел в зашторенный кабинет и, осторожно ступая, положил на стол Клемансо пачку вечерних газет. Прекрасно зная своего патрона, Жан-Клод с первого взгляда на сутулую спину, застывшую возле окна, точно определил его состояние и поспешил ретироваться. Президент еще некоторое время созерцал невеселую картину фронтового города, а затем, резко задернув штору, подошел к столу. Его взгляд зло пробежал по заголовкам вечерних изданий, заботливо разложенных секретарем. Гневная гримаса исказила рот первого человека Франции. «Грязные писаки, – думал Клемансо, – только и знают, что хаять в трудную минуту и восхвалять после победы. Сколько вреда они принесли стране своими статьями, будоража умы простых обывателей, сея в их душах сомнение и неуверенность в правильности принимаемых мною решений. Ах как легко строчить на бумаге новую сенсацию или обличительную статью, требуя правды и справедливости сейчас и немедленно. Попробовали бы они принимать одно правильное решение из множества других без права на ошибку. Хотя зачем это им. Газетчики живут только одним днем, и самое главное для них – это тираж их газеты и оплата за статью». Клемансо гневно швырнул на пол газеты и, обхватив голову руками, задумался. Его желтые тигриные глаза злобно блистали на усталом лице, выдавая сильное напряжение их владельца. «Да, Фош прав, черт его побери! Париж не продержится более суток. Версальцам понадобилась неделя для покорения его сорок лет назад, а германцам хватит и 36 часов, чтобы превратить город в руины, особенно с помощью своих монстров. Когда подойдет помощь и мы выбьем бошей из столицы, она будет лежать в развалинах. Французы мне этого не простят никогда. Значит, нужно просить русских и платить им золотом. Господи, как было хорошо с Николаем, он всегда покупался на слова о союзном долге и, как верный рыцарь, спешил к нам на помощь, ничего не требуя взамен. И такого человека мы променяли на Керенского, а затем на Корнилова. Какая глупость эти поспешные действия, которые предпринимаешь, идя на поводу у англичан. А эти газетчики всегда требуют верного решения, попытались бы, сволочи, сами угадать». Клемансо с горя закрыл глаза и попытался успокоиться, крепко сжав пальцы. «Спокойней, спокойней, – говорил он сам себе, – сейчас нужно принять решение». В этот момент громко зазвонил телефон, напрямую соединяющий президента с Фошем. – Да, Фош, что у вас нового? – быстро спросил Клемансо и по тому, как собеседник протянул с ответом, понял, что ничего хорошего тот сообщить ему не может. – Говорите, Фош! – Мне только что сообщили данные воздушной разведки, господин президент. Наши летчики засекли новые причальные мачты противника, возле одной из которых пришвартован монстр. Сейчас он только один, но, скорее всего, завтра их будет больше. – Что с подкреплением? Вы сможете ускорить его переброску? Париж горит! – Я прекрасно вижу это, господин президент, но ничего не могу поделать. Четыре часа назад кронпринц возобновил свои контратаки под Реймсом, начался мощный артобстрел Вердена. Все это связывает мне руки в оказании помощи столице. Если фронт рухнет, то потеря Парижа будет малым злом по сравнению с нашим отступлением к Сене. – Неужели ничего нельзя сделать, Фош?! – Мною уже отдан приказ о конфискации всех частных грузовиков и такси для нужд фронта, но это мало к чему приведет. При хорошем положении дел часть войск сможет прибыть в Париж через 18 часов, но это только пехотные части, и ими придется затыкать дыры под огнем врага. Вы не обращались к русским, господин президент? – осторожно спросил собеседник. – Я спрашиваю это лишь потому, что сейчас самый последний момент просить их помощи для спасения столицы. Завтра утром будет уже поздно, если учесть, что они смогут начать свое наступление через сутки. Это самый минимальный срок для подготовки операции такого масштаба. – Я вас понял, фельдмаршал, – саркастически произнес Клемансо, – всего доброго. – До свидания, господин президент, – квакнула трубка, и Фош отсоединился. Клемансо вновь попались заголовки газет, и он содрогнулся, представив, какой грязью обольют его газетчики, если падет столица. Как нормальный политик своего времени, он научился не бояться этого, выработав за годы своего пребывания во власти стойкий иммунитет к душевным мукам. Холодный ум Клемансо прекрасно понимал, что падение Парижа резко ухудшит не только его положение как президента, но и нанесет огромный урон государственному престижу Франции, особенно при разделе победного пирога. С государством, потерявшим столицу, не считаются как с равноправным партнером и всячески стремятся ущемить его права. Это волновало президента гораздо больше, чем все остальное вместе взятое, и поэтому после продолжительного размышления Клемансо решился. – Пусть проигравший платит за разбитую посуду, – с горькой иронией прошептал он и взялся за телефонную трубку. Вскоре его соединили с русским посольством. – Господин посол, я хотел бы, чтобы вы сообщили генералу Корнилову о готовности Франции взять на себя полное погашение займов, сделанных царским правительством перед войной. Полное погашение, – выдавил из себя Клемансо. – Взамен мы требуем немедленного начала наступления на Восточном фронте, не позднее двух часов пополудни по парижскому времени. В противном случае данное соглашение будет аннулировано. Вы хорошо поняли меня, господин посол? – Да, господин президент, все абсолютно ясно. У меня есть инструкция от Верховного правителя об обязательном подписании соответствующих протоколов. Если вы не возражаете, я буду у вас через сорок минут. – Голос русского был почтительно холоден. – Жду вас, господин посол. Через полтора часа все необходимые документы были подписаны, скреплены печатями, прошнурованы и переданы на хранение. Сопровождавший русского посла генерал Игнатьев заверил, что наступление против врага начнется не позднее полудня 18 июля. Об этом его заверил начальник штаба Ставки генерал Духонин в специальной телеграмме, недавно полученной. Клемансо слушал его с видом хозяина заведения, перед которым отчитывается его расторопный приказчик. – Будем надеяться, мсье, ваша помощь не опоздает, – сварливо буркнул президент на слова русского, – будем надеяться. Когда все было закончено и он остался один, Клемансо позволил себе немного расслабиться и закурить сигару. Вновь стоя у окна и созерцая ночное небо, правитель Франции с холодным равнодушием размышлял, на сколько тысяч человек уменьшится армия этого строптивца Корнилова после завтрашнего наступления. Клемансо совершенно не было жаль русских душ, которые лягут в землю ради спасения его родины – прекрасной Франции. Чего стесняться, ведь за все заплачено, пусть даже слишком дорогой ценой. Теперь очередь платить русских и немцев, а он, великий Клемансо, будет наблюдать за происходящими событиями, подобно древним олимпийцам. Оперативные документы Из срочной шифрограммы фельдмаршала Людендорфа начальнику штаба австрийской армии генералу фон Штрауссенбургу от 17 июля 1918 года: Прошу Вас срочно принять меры для отражения нового русского наступления, которое, по данным разведки, должно состояться в течение ближайших трех-пяти дней в районе Проскурова. Эти сведения получены службой полковника Николаи из очень важного источника с большой степенью достоверности. Наступление русских будет носить локальный характер, подобно майскому наступлению в Румынии. Его основная задача заключается в отвлечении на себя наших сил с Западного фронта. Просим принять все меры для отражения атак противника и не допустить прорыва фронта. Сейчас, когда падение Парижа – вопрос времени, спокойствие на Восточном фронте важно как никогда. Фельдмаршал Людендорф Срочная шифрограмма фельдмаршалу Людендорфу от генерала Штрауссенбурга от 17 июля 1918 года: Господин фельдмаршал, я благодарю Вас за предостережение, однако, согласно вчерашнему рапорту генерала Конрада, на нашем фронте нет признаков скорого приготовления русского наступления. Наземная и воздушная разведки не зафиксировали прибытие к линии фронта дополнительных сил пехоты и артиллерии врага. В районе Проскурова, где, согласно вашим данным, готовится наступление, отмечено лишь прибытие конной группировки противника общей численностью 30–32 тысячи человек, расположенных во втором эшелоне войск фронта. Появление других свежих частей не замечено. Возможно, по мнению генерала Конрада, в этом районе русские собираются провести отвлекающую демонстрацию своих действий с целью ввести нас в заблуждение относительно истинного места нанесения удара. Кроме этого, нельзя полностью исключить дезинформацию, которую враг вам осторожно предоставил. Что бы там ни было, еще раз благодарю за внимание к нам и заверяю со всей ответственностью, что буду лично следить за указанным Вами местом. С уважением, генерал Штрауссенбург Из шифрограммы из Копенгагена генералу Щукину от советника Скворцова от 19 июля 1918 года: Все ранее полученные от Вас материалы были переданы Варбургу через тайник в тот же день согласно Вашему приказу. В ответной записке, оставленной Варбургом в тайнике, говорится, что Парвус снабдил его всем необходимым для выполнения миссии. Согласно инструкции Парвуса, он отплывает сначала в Нью-Йорк, затем – в Гавану, откуда – в мексиканский порт Веракрус. Сам Варбург покинул Копенгаген вечером 18 июля на пароходе «Глория Скот». Советник Скворцов Срочная телеграмма маршала Фоша генералу Жоффру от17 июля 1918 года: Немедленно ускорьте отправку частей второго Марокканского корпуса, застрявшего под Лионом из-за нехватки железнодорожного транспорта. Все эшелоны, перевозящие эти части, пускать под литером «бис». Поезда должны идти в Версаль без остановок, всякая задержка в пути расценивается как саботаж в пользу врага и будет караться по законам военного времени. С целью быстрого отправления солдат легиона разрешаю привлечь пассажирские и дачные вагоны. Действуйте решительно и энергично, сейчас судьба столицы зависит от Вас. Маршал Фош Срочная телеграмма от генерала Жоффра маршалу Фошу от 17 июля 1918 года: