Когда Духонин доложил эту новость Корнилову на дневном докладе, хитрая улыбка появилась на лице главкома: – А что, Николай Николаевич, – спросил он Духонина, – не пора ли пускать в дело орлов подполковника Дрожинского? По-моему, самое время им расправить свои крылья, а заодно проверим изобретение господина Григорьева. – Может, для большего успеха по отражению атаки стоить перебазировать часть сил под Гельсингфорс? – Нет, оставим все как есть, лучшее враг хорошего. Боюсь, что летчики не успеют приготовиться к новым условиям базирования, я верю в наших орлов. Что собирается предпринять Щастный для отражения атаки германских линкоров? Выдержат ли укрепления Свеаборга их калибры? – Адмирал предполагает постановку новых минных полей на подходе к Ревелю и Свеаборгу, а также задействовать все наши подводные силы. Немцы очень боятся субмарин, а в водах Финского залива им негде будет укрыться. Корнилов внимательно рассматривал карту будущего сражения: – Будем надеяться, что Балтфлот с честью выдержит испытание. Как идут дела на Западном фронте, как противник? – Согласно утреннему донесению начштаба фронта, воздушной разведкой замечено большое скопление войск и вооружения врага под Белостоком. Гофман явно наращивает ударный кулак из перебрасываемых с запада дивизий против сил 2-й армии. Учитывая потери, которые понесла армия Миллера при прорыве фронта и на марш-броске, встречный бой будет очень тяжелым. Однако мы можем существенно помочь, если пустим в дело отряд летчиков Сафронова. Капитан давно просит разрешения на массовый налет его бомбардировщиков на расположение врага. Вооружение «Ильи Муромца» это вполне позволяет. Думаю, стоит рискнуть, Лавр Георгиевич. Ведь в случае успеха можно будет пускать в прорыв корпус Краснова с целью выхода на Осовец и недопущения проникновения в него полевых войск противника. Хотя крепость и сильно пострадала в 15-м году, она занимает важное место в звене обороны Польши. – Да, думаю, вы правы, выгоды от риска большие. Кстати, Краснов знает о своем награждении за взятие Ковно Георгием третьей степени? Когда будете поздравлять, не забудьте объявить выговор за излишнюю храбрость. Его корпус не предназначен для штурма крепостей, это слишком дорогая вещь. Хотя, по сути дела, Петр Николаевич сделал все правильно. Что еще? – Как мы и предполагали, едва передовые силы Сергея Леонидовича приблизились к Бресту и произвели его фланговый охват, а конница Каледина смогла переправиться через Буг и вышла в тыл, противник начал спешный отвод частей из крепости. Кирзенхоф не понадеялся на крепость кирпичных сводов и предпочел не рисковать. – Как наступают Дроздовский и Каледин? – Корпуса Келлера и Крымова успешно продвигаются вперед, основательно перемалывая на своем пути войска противника. Правда, потери корпусов возросли, но о приостановке их движения и выводе в тыл не может быть и речи. До карпатских перевалов рукой подать, а там Венгрия. – Не увлекайтесь, Николай Николаевич. Противник уже отошел от первого удара и готовит ответный, и, очевидно, под Перемышлем. Вспомните его осаду в 14-м. – Я ее прекрасно помню, и ее длительность была обусловлена нехваткой снарядов для осадных орудий. Думаю, на этот раз все будет проще, артиллеристам Дроздовского не придется скучать. Да, Каледин прислал наградной лист на нашего Покровского. Алексей Михайлович не захотел отсиживаться в штабе и принял самое действенное участие во взятии Станислава. Вначале вместе с Каширским полком он первым ворвался в город, захватив железнодорожную станцию. В этом бою полк понес ощутимые потери среди офицерского состава, в частности, был серьезно ранен командир каширцев полковник Зубов, и Покровский был вынужден принять командование на себя. До подхода основных сил полк трижды отражал контратаки противника, но станцию удержал. Генерал Каледин представляет его к ордену Анны 2-й степени, думаю, стоит поддержать его представление. – Да, не сидится нашему подполковнику в штабах, не сидится, – усмехнулся Верховный, – я согласен с генералом. И отзовите его назад, это просьба Щукина, он ему здесь очень нужен. А пока давайте займемся Балканами. Как дела у Слащева? Перед решающим броском в Финский залив германская эскадра скрытно сосредотачивала свои наступательные силы в Мемеле и Либаве. В Мемеле расположились корабли контр-адмирала Рейтера, в Либаве – эскадра линкоров под командованием вице-адмирала Бенеке. Первому кайзер доверил командование отрядом линейных крейсеров в составе «Мольтке», «Гинденбург» и «Фон дер Танн», в помощь которым были выделены старые германские линкоры «Ганновер» и «Шлезвиг-Гольштейн». Этого, по мнению морского штаба, вполне хватало для уничтожения всего русского минного отряда и крейсеров вместе со всеми портовыми сооружениями Ре-веля. В распоряжение Бенеке были выделены более солидные силы кригсмарине для уничтожения четырех линкоров Балтфлота. В составе адмиральской эскадры находились линкоры «Кениг Альберт», «Байерн», «Кайзерин», «Фридрих Великий», «Принц-регент», недавно вернувшиеся в строй «Маркграф» и «Кениг», «Рейнланд», «Нассау» и «Тюринген». Вместе с ними в поход выступил отряд эсминцев, миноносцев и тральщиков. Из-за тесноты вод Финского залива Вильгельм не решился отправлять подводные лодки, посчитав, что и этих сил вполне хватит для одержания победы. А она для рейха была очень необходима. Прорыв центральных позиций русских минных полей был начат под покровом короткой балтийской ночи 18 августа. Едва стало светло, как германские тральщики принялись за работу. Прекрасно зная места постановки мин, они слаженно работали под прикрытием корабельной мощи линкоров, готовых уничтожить всякого, кто только рискнет помешать их работе. Было 5:54, когда прорыв минных полей состоялся, но прошло еще сорок минут, прежде чем был полностью расчищен проход для основных сил эскадры. Действуя, подобно хорошо отлаженному механизму, корабли моментально разделились на две походные колонны, которые разошлись в разные стороны. На месте прорыва остались дежурить три миноносца, которые должны бы известить Бенеке и Рейтера о любой опасности со стороны русских. Линейные крейсеры плавно рассекали морскую гладь просыпающегося моря, с каждой минутой сокращая расстояние до Ревеля, а русских все еще не было. От гладкости, с которой развивался поход, у контр-адмирала рейтера неприятно сосало под ложечкой, он не любил гладкостей, а в особенности сегодня. В отличие от кайзера, Шеера и Шмидта, Рейтер считал русских серьезными противниками и предпочитал держать с ними ухо востро. – Усилить наблюдение за морем! – приказал он штаб-офицеру «Мольтке», и по прошествии двух минут распоряжение адмирала было передано на корабли, идущие вслед за флагманом. Дозорные корабли, и так внимательно следившие за морем, теперь с особым рвением разглядывали каждый морской бурун или точку на горизонте, желая выполнить приказ командующего. Однако все было напрасно, горизонт оставался чистым, а за бурунами не скрывались перископы вражеских подлодок. Следуя приказу адмирала, корабли двигались небольшим уступом в сторону суши. Ближайшими к берегу шли «Ганновер» и «Шлезвиг» с отрядом эсминцев, а чуть впереди двигались линейные крейсеры. Флагман «Мольтке» шел головным, за ним – «Фон дер Танн» и «Гинзбург». Первое появление врага в виде русского патрульного самолета состоялось на траверсе мыса Пакри в получасе хода от самого Ревеля. Идущий со стороны моря аппарат пересек траверс движения эскадры и, распознав врага, спешно пошел на посадку. Один из младших офицеров «Мольтке» приветливо помахал аэроплану рукой и прокричал: – Ты опоздал, дорогой, мы все равно будем в Ревеле раньше! Эти слова вызвали хохот у всех рядом стоявших моряков. Действительно, пилот уже никак не мог предупредить русский миноносный отряд о приближающейся к ним угрозе, эскадра Рейтера успевала ранее. Этот инцидент сразу снял с людей напряжение и моментально улучшил настроение от осознания полного бессилия врага перед собой. Незаметно мелькнул мыс Сауэ, и дорога к Реве-лю была открыта. Не изменяя своего построения, германская эскадра стала приближаться к порту, полностью перекрывая возможность выхода из него кораблям минного отряда. Прекрасно зная расположение защитных заграждений, Рейтер приказал остановиться и начал подавление береговых батарей из своих 11-дюймовых орудий, одновременно выслав вперед отряд тральщиков для расчистки подхода к Ревелю. Появление врагов было уже замечено, и навстречу эскадре вышли три крейсера – «Баян», «Рюрик» и «Адмирал Макаров». Огнем своих орудий они пытались остановить работу тральщиков, но сами немедленно попали под огонь двух линкоров. Воспользовавшись тем, что линейные крейсеры заняты дуэлью с береговыми батареями, русские крейсеры храбро атаковали старые германские линкоры, которые по своей огневой мощи их значительно превосходили. Неизвестно, пели ли в отсеках кораблей перед выходом на неравную схватку гордого «Варяга» или нет, но русские крейсеры с честью вышли умирать. Глядя сквозь прорезь орудийного прицела, командир носовой башни крейсера «Рюрик» молодой офицер лейтенант Владимир Пан подбадривал своих комендоров такими словами: – Не робейте, братцы, перед супостатами германскими. Сегодня обязательно будет наш день, и даже если суждено сегодня погибнуть, так умрем как герои. Мертвые сраму не имут. Матросы охотно слушали своего командира и соглашались с его простыми и вместе с тем праведными словами, которые поднимали отвагу и смелость со дна людских сердец. Людвиг фон Рейтер с азартом наблюдал, как разворачивается сражение. Находясь на грани зоны ответного огня, линейные крейсеры энергично забрасывали русские батареи своими огромными снарядами, неся при этом минимальные потери. Адмирал прекрасно видел в бинокль, как огромный столб дыма взвился высоко в небо над одной из позиций противника. Адмирал механически взглянул на часы, было 8:03. – Прекрасный результат, скоро мы подавим все остальные огневые точки и спокойно займемся крейсерами, думаю, старые банки еще продержатся полчаса, – радостно подытожил адмирал. – Каковы наши потери? – Два попадания в «Фон дер Танн», одно – в «Гинденбург», – бойко доложил флаг-штурман Боссе, – плюс два пожара на тральщиках. – Дайте им сигнал к отступлению, они свою роль уже сыграли. В пылу азарта уничтожения русских батарей немецкие наблюдатели слишком поздно заметили появление новых действующих лиц в этом сражении. Со стороны моря к немецкой эскадре приближались четыре больших русских самолета. Немецкие наблюдатели еще не встречались с подобными типами аэропланов, привыкнув в основном к легким юрким истребителям. В отличие от них, они шли на предельно малой высоте, что было очень необычным для самолетов тех лет. Каждый из самолетов шел целенаправленно к одному из кораблей германской эскадры. Между кораблями оставалось расстояние около 600 метров, когда по кораблям была объявлена воздушная тревога и зенитные расчеты приготовились к отражению атаки противника. Вся прежняя тактика нападения самолетов на корабли сводилась к обстрелу из пулеметов и сбросу летчиком гранат или бомб на палубы судов. Судя по размерам аэропланов, это были русские бомбардировщики «Илья Муромец», хорошо зарекомендовавшие себя на сухопутных полях сражений. Видимо, недалеко у противника была воздушная база, и заметивший эскадру патрульный самолет сел именно на их аэродром. Только так объяснялась та расторопность, с которой вышли на эскадру русские самолеты. Зенитные расчеты с нетерпением ожидали того момента, когда бомбардировщики врага начнут набирать высоту для сброса бомб на корабли, и поэтому не переводили стволы своих орудий в горизонтальное положение, боясь потерять время из-за малого расстояния. Однако русские упрямо не желали подниматься вверх, продолжая приближаться. Оставалось 500, 400, 300 метров, а четырехмоторные бипланы противника упрямо шли над кромкой моря. В этот момент один из пулеметчиков с «Гинденбурга» не удержался и открыл огонь по приближающемуся самолету, и вслед за ним ударили пулеметы и с других кораблей. Пули роем неслись к аэропланам, но в это время с крыльев самолета что-то разом упало в море, и вскоре, поднимая высокий бурун воды, две торпеды устремились к бортам германского крейсера. Лишившись груза, биплан моментально начал разворот с набором высоты, стремясь поскорее покинуть опасную для себя зону. Одна из пулеметных очередей, пущенных с крейсера, попала в левый крайний мотор, и в нем вспыхнуло яркое пламя. Бомбардировщик предательски качнулся вбок, но летчик твердой рукой выровнял машину, продолжая свой полет. Опомнившиеся зенитчики корабля поспешили открыть торопливый огонь вдогонку улетающему самолету, но все их внимание было приковано к стремительно несущейся смерти. – Атака, атака! – пронеслось над палубой беззащитного крейсера, сотни глаз с мольбой и страхом пытались оттолкнуть прочь белые буруны, но все было напрасно. Два сильных взрыва потрясли корпус судна, и оно только чуть заметно накренилось на поврежденный борт, но немецкое качество постройки с честью выдержало опасное испытание. Было затоплено одно машинное отделение, и в угольной яме левого борта начался пожар. Примерно та же ситуация была на головном «Мольтке»: получив два попадания, крейсер остался на плаву, хотя и принял большое количество забортной воды и лишился хода. Это, впрочем, не помешало ему дать дружный залп из всех орудий в сторону береговых батареей противника. Однако с двумя другими кораблями эскадры Рейтера дела обстояли, увы, не столь блестяще. Линкор «Шлезвиг-Гольштейн» дал сильный крен на левый борт сразу после попадания в него вражеских торпед, который очень быстро увеличивался. Минуты шли за минутами, но корабль упорно продолжал бороться за свою остойчивость. Уже показалось, что опасный крен остановлен и худшее позади, как неожиданно внутри линкора прозвучал глухой взрыв, и корабль провалился в морскую пучину, заваливаясь набок. Не менее трагична была судьба и линейного крейсера «Фон дер Тана». Его атаковал ас морской русской авиации штабс-капитан Нагурский. Не обращая внимания на зенитный огонь, поврежденный правый мотор и попадание в крыло, он довел свой самолет до самого верного момента и только тогда сбросил торпеды. Творение военного изобретателя Григорьева, торпеды с кумулятивными зарядами, стремительно рванули к красавцу германского флота «Фон дер Танну». Удачно направленная Нагурским, одна из торпед угодила прямо в район артиллерийских погребов. Огненный язык взрыва мгновенно прожег 150 мм крупповской брони и вызвал страшный пожар внутри корабля. Огромный линейный крейсер буквально сложился пополам от мощного взрыва. Мгновение, и от «Фон дер Танна» осталась небольшая груда обломков на поверхности моря, все 1007 человек экипажа погибли. Рейтер с ужасом озирал поле боя, за считанные минуты положение германской эскадры резко изменилось. В трюме флагмана «Мольтке» начался пожар, и команде корабля с большим трудом удавалось справиться с ним. Но адмирал недолго находился в прострации, и на мачте флагмана взвился новый сигнал: «Бить по крейсерам противника». Понеся потери, Рейтер решил добиться хотя бы минимального результата, уничтожить крейсеры Ревельского отряда. Одиннадцатидюймовые орудия позволяли обоим линейным крейсерам бить корабли врага, находясь вне зоны досягаемости огня их орудий. Для спасения своих душ русские суда могли только маневрировать, что они и делали, начав отход в сторону внутреннего рейда Ревеля под прикрытием батарей. Это лишь оттягивало час расплаты, поскольку главные калибры «Гинденбурга» и «Мольтке» доставали их и там. Медленно, но уверенно ринулись в погоню за противником поврежденные корабли Рейтера, намереваясь довести свое дело до конца. Германские снаряды все ближе и ближе ложились у бортов «Баяна», концевого из крейсеров. Он уже поставил дымовую завесу, но пока она смогла полностью скрыть корабль от глаз немецких комендоров, неприятель добился попадания. Два черных столба взрывов, один за другим, выросли на крейсере, обрекая корабль на скорую смерть. И в этот момент увлекшаяся погоней эскадра кригсмарине получила новый сюрприз. Уходящие крейсеры сумели заманить своих преследователей на новые минные поля. Их специально выставили этой ночью в тех местах, что были отмечены на прежних картах как свободные. Головной «Мольтке» сразу налетел на целый букет русских мин, отчего стал быстро тонуть, морская вода с новой силой устремилась в истерзанные трюмы корабля, и ничто уже не могло спасти обреченное судно. Идущий в кильватере «Гинденбург» наскочил только на одну мину, но и этого хватило, чтобы превратить грозный крейсер в инвалида. С большим креном на нос крейсер дал задний ход, а затем стал осторожно разворачиваться, боясь столкнуться с новой рогатой смертью. Адмирал Рейтер был успешно снят с тонущего флагмана вместе со всем своим штабом эсминцем «Эмден», который находился ближе всех из немецких кораблей к «Мольтке». Не спустив своего флага, флагман германских линейных крейсеров ушел в холодные воды Балтики. Едва адмирал ступил на палубу, как отдал приказ срочно возвращаться в Либаву, этот этап операции кригсмарине бесславно закончился. С большим трудом «Гинденбург» дошел до курляндского порта, где встал на срочный ремонт, надолго выбыв из рядов кригсмарине. Все время перехода крейсер ежеминутно рисковал потерять остойчивость из-за сильного волнения на море. Старый линкор «Ганновер» лишился орудий в носовой башни, но более не пострадал. С русской стороны в результате боя был потерян крейсер «Баян», который из-за пробоин затонул на мелководье вблизи берега. Кроме этого, самолету Нагурского пришлось совершить вынужденную посадку на море в результате повреждения топливных баков у мыса Пакри. Сам герой был спасен проходившим мимо миноносцем и доставлен на берег. В это время на противоположном берегу Финского залива разворачивалась другая битва. Направляясь к Свеаборгу, Бенеке выстроил все свои линкоры в две колонны. Головным первой линии шел «Кайзерин», затем – флагманский «Байер», «Кениг Альберт», «Принц-регент» – и замыкал строй «Маркграф». Вторую колонну возглавлял «Фридрих Гросс», на котором держал свой флаг контр-адмирал Краузе, затем двигались «Кениг», «Тюрин-ген», «Рейнланд» и «Нассау». Русских кораблей не было видно, и это только радовало Бенеке, предвкушавшего, что сможет прихлопнуть всю свору врага в одном месте и разом. Все шло как по писаному, корабли охранения зорко смотрели за горизонтом, но ничего подозрительного не было замечено. Медленно и величественно рассекали балтийские просторы своими бортами линкоры кригсмарине. Закованные в крупповскую броню и ощетинившиеся жерлами огромных пушек, они на деле олицетворяли силу и мощь нового рейха, решившего с помощью железного кулака навести новый порядок в старой Европе. Гордо реяло на мачтах трехцветное знамя, украшенное черным тевтонским крестом, давно забытое прошлое народилось заново в более страшном и грозном обличии, чем было раньше. И сейчас, приближаясь к главной базе русских линкоров, красавцы кайзера шли с одним только заданием: всех уничтожить во славу Вильгельма и рейха. На подходе к Гельсингфорсу Бенеке начал проводить перестроение, посчитав, что на уничтожение бастионов Свеаборга вполне хватит и трех линкоров с их мощными бронебойными калибрами. Корабли еще только начали выполнять приказ капитана, как шедший головным второй колонны «Фридрих Гросс» налетел на мину. Мощный взрыв потряс правый бок линкора, раздался ужасающий треск обшивки, корабль сильно вильнул в сторону, но удержался на плаву, осев до якорных клюзов. Идущий следом «Кениг» ринулся в сторону и сам налетел на новый подводный букет русских мин, неизвестно откуда взявшийся на пути эскадры. Одновременно с ним прогремел взрыв под головным линкором первой колонны «Кайзерином». К огромной радости немецких моряков, ни один боезапас подорвавшихся кораблей не детонировал от взрывов мин. Приняв большое количество воды, германские линкоры, благодаря своей конструкции, остались на плаву, хотя для выправления крена пришлось срочно затапливать противоположные местам взрывов отсеки. Обнаружение минных полей и подрыв трех линкоров сильно спутали все боевые планы адмирала. Теперь предстояло терять драгоценное время и терпеливо ждать, пока тральщики не очистят акваторию от русских сюрпризов. Убедившись, что на пострадавших кораблях нет большой опасности, Бенеке приказал всем трем судам заняться уничтожением Свеаборга, присоединив к ним «Нассау», а остальным линкорам вести бой с русскими кораблями. Было 8:56, когда первые немецкие снаряды со свистом понеслись в сторону морской крепости, и вскоре она покрылась столбами разрывов вражеских снарядов. В ответ раздался рык крепостных двенадцатидюймовых пушек, и их ответный залп лег с небольшим недолетом перед носами германских линкоров. Так началась вторая бомбардировка Свеаборга за всю историю его существования. Расположенный на семи скалистых островах, он в течение двух с половиной веков постоянно строился и укреплялся ради защиты Гельсингфорса. Закованная в камень и бетон морская крепость была серьезным соперником для германских линкоров, которые, справедливо опасаясь русских пушек, находились на самом крае черты зоны ответного огня. Между сушей и морем завязалась смертельная схватка, в которой обе стороны старались нанести противнику максимальный урон. Удачно связав пушки крепости огневой дуэлью с частью своих кораблей, Бенеке уже собирался безнаказанно проскочить к гавани Гельсингфорса, как на месте схватки появился новый персонаж. Корабли охранения вовремя заметили появление восьми русских бомбардировщиков, приближающихся к кораблям со стороны моря. Услышав эту новость, адмирал только недовольно поморщился, но решил не изменять первоначальный план атаки, самолеты не были столь важным фактором, из-за которого следовало волноваться. Хотя на некоторых кораблях не было зенитных орудий, но зато вполне хватало пулеметов для отбития нападения врага с воздуха. Моряки эскадры Бенеке полностью повторили ошибку, сделанную ранее матросами Рейтера, терпеливо дожидаясь момента, когда самолеты врага станут набирать высоту для проведения бомбометания. Русские самолеты упорно не хотели взлетать, создавая впечатление, что они собираются таранить собой немецкие суда. Разгадка разъяснилась слишком поздно, когда, сбросив свой смертоносный груз, аэропланы стали разворачиваться. Мощный ураган пуль, несшийся вслед уходящим самолетам, был запоздалым ответом коварному врагу со стороны линкоров. Некоторые самолеты дымили подбитыми моторами, некоторые кренились корпусом, но все восемь машин благополучно вышли из зоны огневого поражения.