С уважением, Уинстон Черчилль Шифрограмма из Ставки Верховного командующего в Петроград вице-адмиралу Щастному от 22 августа 1918 года: Примите все меры к сохранению в полной секретности участия в отражении атаки германских кораблей под Ревелем и Свеаборгом бомбардировщиков-торпедоносцев, в особенности – от союзников. Все ваши наградные листы пойдут под грифом секретно и будут преданы гласности только после окончания войны. Корнилов Из специального сообщения русского военного атташе в Лондоне полковника Калери от 29 августа 1918 года: Согласно последним данным лондонской полиции и пожарных частей, в результате последнего налета на Лондон немецких дирижаблей пострадало 872 человека, из которых убито 178 человек. Полностью разрушены здания Парламента, адмиралтейства и Министерства обороны. Сильно пострадали прилегающие к ним дома, а также Вестминстерский мост. Последний налет вызвал бурю недовольства простых жителей, которые вышли к Букингемскому дворцу, где сейчас находится король Георг, с манифестацией антиправительственного содержания. Полиция не произвела разгон демонстрантов, лишь препятствовала их проникновению во дворец для встречи с больным монархом. Сам Черчилль полностью уверен в своей незаменимости, зная о поддержке его кандидатуры королем. Полковник Калери Шифрограмма из Ставки Верховного Главнокомандования в Париж маршалу Фошу от 25 августа 1918 года: Господин Фош! От всего сердца спешу Вас поздравить с успешным началом наступления армии союзников под Амьеном и присвоением Вам звания генералиссимуса объединенных союзных сил. Надеюсь, что эти победы приблизят час нашей общей победы. Генерал Корнилов Из срочного сообщения в полевой штаб германской армии фельдмаршалу Людендорфу от начальника австрийского генерального штаба барона Штрауссенбурга от 26 августа 1918 года: …Положение австрийских войск очень близко к критическому. Войска Восточного фронта под напором врага отходят на запад в полном беспорядке. Силам полевой жандармерии не удается справиться с потоком дезертиров и беглецов, самовольно покидающих свои части. Введение смертной казни в прифронтовой зоне не оказывает нужного действия. Войска бегут только от одного упоминания о приближении русских конных корпусов и их пулеметов на тачанках. Солдаты чешского, словацкого, хорватского и прочего южнославянского происхождения охотно сдаются в плен. Австрийские и венгерские части сильно деморализованы неудачами на фронте. Единственная надежда на наши сильные позиции на карпатских перевалах. Генерал пехоты Штрауссенбург Из секретного меморандума генералиссимуса Фоша президенту Франции Клемансо от 3 сентября 1918 года: …Исходя из числа наших потерь в результате наступления под Амьеном и того упорства и решимости драться, которую проявили немцы при отражении наших атак, можно со всей уверенностью заявить, что окончательная победа над врагом, возможно, будет одержана в 1919 году, а скорее всего – в 1920-м. Такая дата окончания войны обусловлена нашими большими потерями за последние два года и нерегулярным поступлением подкреплений как из Америки, так и из Африки и Азии. Чтобы полностью избавиться от нашей зависимости от русского парового катка, необходима длительная подготовка и накопление сил перед решающим наступлением на Западном фронте. Я полностью согласен с мнением господина Черчилля, что главную ставку в наших наступлениях 1919 года необходимо сделать на танки, которых почти нет у немцев. Пользуясь своей властью генералиссимуса, я назначил господина Черчилля министром вооружения наших сил и поручил ему создание гигантского завода в Шатору, с тем чтобы к июлю 1919 года союзная армия имела в своем распоряжении три с половиной тысячи танков вместе со 100 тысячами солдат экипажа. Мы очень надеемся, что к этому сроку Соединенные Штаты смогут довести численность своих экспедиционных сил до обещанного президентом Вильсоном миллиона человек. Генералиссимус Фош Глава VIII Взвейтесь, соколы, орлами События на Восточном фронте развивались не столь успешно, как на это рассчитывал Людендорф, отдавая приказ о переброске с Западного фронта элитных частей рейхсвера. Конечно, многое можно было списать на ландвер, который совершенно не держал удар русских войск, в особенности конных корпусов, которых за оснащенность и самостоятельность можно было смело называть армиями. Высокоманевренные и быстрые, они легко проламывали наспех организованную оборону германских армий и, выйдя на оперативный простор, громили их тылы. Русские корпуса совершенно не походили на своих предшественников 1914 года, которых Людендорф успешно бил в болотах Восточной Пруссии. Эти соединения могли достойно ответить пулеметным и орудийным огнем противнику любой численности. Кроме этого, в отличие от кавалеристов генерала Мартоса, они не были незрячими и не шли в надежде на удачу. Продвижение кавалеристов регулярно сопровождали несколько самолетов, которые по возможности обязательно предупреждали их о приближении германских частей. Благодаря очередному прорыву конного корпуса генерала Краснова имперские войска получили новое унижение своей чести. Два полка ландвера, стоявшие в крепости Осовец, позорно бежали перед русскими драгунами, внезапно атаковавшими их. Крепость, осадой которой занимались лучшие части рейхсвера и которую не могли взять в течение восьми месяцев, пока русские части не покинули ее, пала без особого сопротивления. Другим неприятным сюрпризом последних дней для Людендорфа послужило известие о падении стратегической крепости Ковно, взятой русской кавалерией аналогичным образом. На Северном фронте генерала Кутепова, по подобию конных корпусов Краснова и Келлера, было создано несколько конных соединений, во главе одного из которых стоял подполковник Роман Федорович Унгер фон Штернберг. Проводя партизанский рейд по тылам врага, он узнал от пленных о малочисленности гарнизона Ковно и, не теряя времени, совершил смелый рейд, приведший к захвату крепости. За этот подвиг Унгер получил Георгиевский крест 3-й степени и чин полковника, поскольку с падением Ковно положение немецких войск в Прибалтике становилось угрожающим. Узнав о случившемся несчастье, фельдмаршал приказал вернуть столь важные для обороны крепости и решил прибыть лично на этот участок фронта, но по дороге попал под воздушный налет русских бомбардировщиков и чудом остался жив, отделавшись легкой контузией. Действие этого рода русских войск было для рейхсвера ничуть не меньшей головной болью, чем конные корпуса. Противник совершил большой прорыв в искусстве применения самолетов, считавшихся экзотикой в начале войны. Прекрасно усвоив уроки своих прежних поражений, русские сосредоточили действие своей авиации на крупных железнодорожных станциях, куда непрерывно прибывали войска с Западного фронта. Эскадрильи огромных бомбардировщиков «Илья Муромец», состоявшие из 8–12 машин, буквально выбивали вновь прибывшие части под сильным прикрытием истребителей. От 40 до 60 машин всегда сопровождали вылеты бомбардировщиков на цель, чем полностью связывали ответные действия германских самолетов. Если войска успевали покинуть станции разгрузки, бомбардировщики настигали их на дороге и обрушивали на головы идущих людей шквал огня и бомб, стремясь в первую очередь уничтожить артиллерию и штабные машины. Все эти действия хорошо координировались самолетами воздушной разведки, которые по несколько раз в день барражировали над станциями и дорогами, ведущими к фронту. О том, какое внимание уделяли русские авиации, говорил тот факт, что немецкие аэродромы стояли в числе основных целей партизанских частей конников Шкуро, непрерывно терроризировавших немецкие тылы. Знаменитые волчьи сотни, подобно вихрю, обрушивались на голову аэродромной охраны и, прорвавшись на летное поле, гранатами и специальными бутылками с бензином поджигали деревянные самолеты. Столь энергичные меры русской авиации приводили к тому, что перебрасываемые войска вынуждены были двигаться исключительно ночью либо по лесам, что катастрофически удлиняло время выхода на передовые позиции. Благодаря этому противник беспрестанно продвигался вперед, энергично тесня части ландвера, и вместе с ними попутно перемалывал прибывшие подкрепления. Почти каждый день фельдмаршалу докладывали о возникновении новых и новых угроз окружения, возникающих в результате очередных прорывов русскими дивизиями Восточного фронта. Противник не желал давать Людендорфу ни единого шанса на успех, подобно тому, как неоднократно это делал в начале войны. Везде он натыкался на хорошо продуманный расчет, подкрепленный смекалкой и храбростью, вместо ставшего столь привычным для фельдмаршала русского авось. Действия фронтов противника были хорошо отлаженными и скоординированными, не позволяющими произвести быстрый маневр войсками, сняв их со спокойного участка фронта и перебросив на более опасный. Все эти неудачи лучшего тевтонского ума позволили сказать генерал-майору Гофману, страстно завидовавшему карьере Людендорфа, что тот велик только во времена побед и ничуть не лучше остальных генералов империи во времена поражений. Чтобы хоть как-то исправить положение и остановить наступление русских, Людендорф в срочном порядке перебросил один из цеппелинов отряда Берга для уничтожения русского прифронтового аэродрома, на котором базировалась часть бомбардировщиков. Берг, готовивший новый налет на Лондон, с большой неохотой согласился на требование фельдмаршала, отправив на Восточный фронт «Берту» под командованием вернувшегося в строй капитана Лемке. С этой целью под Варшавой в спешном порядке соорудили причальную мачту для дирижабля, который прибыл 20 августа. Менее суток ушло на инструктаж экипажа и заправку цеппелина топливом и бомбами. Прекрасно понимая, что появление огромного аппарата вскоре станет достоянием разведки противника, а также желая поскорее переломить положение на фронте, Людендорф очень спешил и настоял на вылете дирижабля 21 августа. Обстановка на фронте продолжала ухудшаться со стремительным приближением русских к Варшаве и Ивангороду. В этот день русские взяли Холм и Замостье, оставляя великому полководцу все меньше и меньше возможностей совершить «чудо на Висле», как сказал в кругу офицеров неугомонный Гофман. «Берта» направилась к русскому аэродрому в Красной Рудне рано утром, когда солнце еще только-только поднималось. Место базирования ненавистных самолетов было определено с помощью разведки, засекшей его после недели энергичных поисков, стоивших немецким летчикам трех сбитых аэропланов. Как всегда, весь расчет строился на внезапности в утренние часы. Лемке с огромным удовольствием забросал бы своими бомбами этот аэродром ночью, но экипаж не имел хорошей ориентации на местности, а Людендорф требовал оглушительного успеха, а не простой демонстрации действий. Дирижабль сопровождало 15 аэропланов, которые должны были надежно прикрыть бока «Берты» в этом налете от любых действий русских. Привыкший к хорошим ориентирам Европы, экипаж дирижабля с большим трудом ориентировался на огромном пространстве бывшей Российской империи, выйдя к переднему краю фронта с большой задержкой во времени. Поднятые по приказу истребители быстро развернулись по бокам огромного цеппелина, приноравливаясь к его ходу. Первой неожиданностью для немецких летчиков было наличие на аэродроме маскировки, которая серьезно затрудняла действия дирижабля. Рассчитав приблизительное расположение самолетов врага, Лемке вывел свою «Берту» на боевой курс. Лично встав у прицела, он методично сбрасывал бомбы на выбранные участки летного поля, а затем по переговорной трубе приказывал пилотам двигаться далее. Подтверждением правильности выбранного капитаном курса послужило прямое попадание сброшенных бомб в русские самолеты. Поднятые в воздух вместе с клубами взрывов остатки уничтоженных самолетов были самой лучшей картиной для Лемке за все время полета. Он с радостью замечал, как растерянно забегали по летному полю аэродрома жалкие человеческие фигурки. Командир «Берты» громко хохотал над проснувшимися русскими пилотами, напрасно пытавшимися спасти свои машины, он, великий и ужасный Лемке, просто не даст им такой возможности. Капитан уже понял принцип размещения вражеских самолетов и уверенно направлял свой дирижабль к новой цели. Сброс, маленький черный клубок дыма, и вот уже третий бомбардировщик, принесший столько мучений для фельдмаршала, разнесен в щепки. Однако вместе с этой радостью Лемке был вынужден отметить хорошую работу зенитчиков русского аэродрома. Вот уже несколько раз тугие пулеметные очереди хлестко били по бокам цеппелина, разрывая его оболочку. От подобного звука губы Лемке каждый раз складывались в хмурую гримасу, но он уверенно продолжал бой. – Что же, господа, пришла и ваша пора вслед за вашими союзниками удивиться неуязвимости нашего дирижабля! – громко прокричал командир, сбрасывая новую порцию бомб. – А-а! – радостно отреагировал Лемке спустя несколько секунд, отчетливо различая в цейсовской оптике прицела обломки очередного уничтоженного им самолета. – Разворот на 11 часов, – приказал он пилотам, заметив, что летное поле закончилось стеной леса, и дирижаблю предстояло повернуться, чтобы продолжить свою кровавую работу. По данным разведки, на этом аэродроме находилось соединение численностью 8–9 машин, четыре из которых Лемке уже уничтожил. Снова застучали пули зенитных пулеметов, но командира «Берты» это не сильно беспокоило, его кабина была защищена от пуль специальной броней, а гелия дирижаблю вполне хватает. Главное – выполнение задания, а через линию фронта он наверняка сумеет перелететь. Цеппелин уже неотвратимо выходил на недобитые им русские бомбардировщики, когда сквозь строй немецких бипланов, охранявших «Берту», прорвался одиночный русский самолет. Проходя вдоль дирижабля, он выпустил длинную очередь из своего пулемета, что вызвало на губах Лемке саркастическую улыбку. – Давай, давай, – снисходительно хмыкнул он, – многие до тебя это пробовали, а мы пока уничтожим ваше осиное гнездо. Лемке уже с помощью пилотов выводил дирижабль на свою новую цель, когда этот неугомонный русский вновь возник у него на горизонте. К огромному разочарованию, его не сбили немецкие пулеметчики, расположенные наверху дирижабля, не уничтожили самолеты прикрытия. Подобно мелкой, но больно кусающейся блохе, неизвестный русский пилот выходил для новой атаки творения доктора Тотенкомпфа. Капитан даже оторвал взгляд от прицела, глядя, как стремительно бросался в бой этот русский идиот. Лемке отчетливо видел, как выпущенная сверху пулеметная очередь пробила сначала крыло самолета, а затем и его хвост. Аэроплан сильно качнуло, и капитан еще успел злорадно подумать: «Ну все, отлетался», как сильное чувство страха пробило все его тело от осознания того, что задумал противник. Убедившись, что пули не причиняют особого вреда новейшему германскому дирижаблю, ради спасения своих товарищей на земле русский пилот шел на таран огромной махины. Время моментально растянулось на огромное количество миллисекунд, за которые Лемке отчетливо успел разглядеть голову в черном летном шлеме с огромными очками на глазах и широко открытый рот человека, осознанно идущего на смерть. Руки командира «Берты» еще успели сдвинуть отметку «полный назад» на штурвале управления, когда вражеский самолет врезался в дирижабль чуть выше его кабины и раздался оглушительный взрыв. От полученного удара «Берта» как бы наклонилась вбок, на несколько секунд зависла в задумчивости, а затем начала медленно падать, увеличивая скорость своего падения с каждым пройденным метром. Огромная махина рухнула невдалеке от кромки леса, над которым несколько минут назад проводила разворот. Из всего экипажа корабля в живых остались только два пулеметчика, находившиеся в верхних пулеметных гнездах и при крушении отброшенные в сторону от дирижабля. Оба они получили сотрясение и переломы, но дотошные военные корреспонденты упросили генерала Маркова разрешить сфотографировать их на фоне поверженного небесного монстра. Поручику Коновницыну, совершившему воздушный таран и ценою собственной жизни спасшему своих товарищей от смерти, генерал Корнилов посмертно присвоил орден Св. Георгия 3-й степени. Русские летчики незамедлительно отметили уничтожение неуязвимого дирижабля кайзера, на следующий день, 22 августа, под огонь бомбардировщиков попала элитная 3-я Баварская дивизия, чей эшелон направлялся из Варшавы под Белосток. Внезапно появившиеся среди бела дня 12 самолетов противника, благополучно пересекшие линию фронта, сначала подбили паровоз, после чего стали неторопливо уничтожать вагоны состава. В результате чего пострадал личный состав дивизии, лишившись 124 человек ранеными и 81 убитыми. Вечером 23 августа был взят и сам Белосток неожиданным ударом русских бронепоездов. Уничтожив заслон на железнодорожном полотне и погрузив на свои платформы максимальное количество пехоты, бронепоезда беспрепятственно приблизились к Белостоку и, высадив десант, штурмовали город под прикрытием своих пушек. На этот раз части ландвера, усиленные прибывшим с запада пополнением, держались очень мужественно и ответным огнем даже смогли повредить один из русских бронепоездов, однако прибытие еще двух бронированных монстров переломило исход сражения в их пользу. Прибывшие на них новые части Суздальского полка, пока обороняющиеся, были связаны лобовой атакой. Нападающие предприняли смелый обходной маневр и, сбив боковые заслоны, ворвались в город. Едва только эта весть разнеслась по Белостоку, как моментально начался самовольный отход немецких войск в сторону Ломжи. И, что характерно, от русских снарядов одинаково резво бежали как ландвер, так и прибывшие свежие части.