– О да! – подтвердил Хакл, глядя на огромную груду разных официальных бланков и документов, которые он привез домой из города и которые следовало оформить еще несколько месяцев назад. – Полагаю, да. – А разве ты не можешь вернуться сейчас? Ведь у нас уже есть фургон. На оставшиеся деньги я бы закупила массу припасов. А Джейден говорит, что не понимает, почему я до сих пор не забрала из пекарни травы и специи, учитывая, что там теперь вообще не готовят свежий хлеб… это не будет кражей, их же все равно не используют, они просто так лежат. В общем, ничто не мешает мне начать работу, а тебе – вернуться домой. – Бизнес не начинается так легко, – возразил Хакл. – Ты раньше очень беспокоилась о том, как запустить процесс. Так просто это не бывает. Может сто лет пройти, прежде чем у тебя появятся спокойные дни и выходные, и никто этого даже не заметит. К тому же еще не летний сезон. Тебе понадобятся наличные, чтобы держать все на ходу. И не забывай про муниципальный налог. И на оплату договора на телевидение, хотя я вообще понятия не имею, почему вы, британцы, должны платить за телевидение, это во-первых, а во-вторых – ты же все равно никогда телевизор не смотришь. – Сила привычки, – пробормотала Полли. – И если ты не будешь платить, тебя посадят в тюрьму. – Как я рад, что посвятил свою жизнь этому месту! – проворчал Хакл. Полли услышала, как где-то неподалеку от него хлопнула дверь и раздались чьи-то голоса. – Ладно, мне надо идти. – Ох, ну да, и мне тоже, – озабоченно сказала Полли, хотя ей было совершенно нечем заняться весь вечер, кроме как бродить по пустому маяку, мельком поглядывая в телевизор с изображением ужасного качества, чувствуя себя одинокой и борясь с желанием (и наконец поддавшись ему) съесть весь оставшийся имбирный хлеб. – Пока, милый! – Пока, – откликнулся Хакл. Хакл выключил телефон и вернулся в фермерскую кухню. Клемми сидела там, в старом льняном платье, ее рабочие ботинки стояли у двери. Клемми выглядела уставшей, измотанной. Она посмотрела на Хакла и спросила с мягким южным выговором: – Хакл, пока он был там, у вас… он… ну, у него была другая женщина? Хакл вскинул руки. – Об этом тебе лучше у него спросить, – сказал он. Ему совершенно не хотелось впутываться в подобные дела. Кроткий взгляд Клемми стал еще печальнее. Она передала Хаклу огромную тарелку ребрышек с запеченным картофелем и вздохнула. – Знаешь, ты могла бы и отказаться от фермы, – проговорил Хакл. – Как только я разберусь со всеми делами и она снова, скажем так, встанет на ноги. Почему бы не продать управление фермой как готовый бизнес и не вернуться в город? Клемми покачала головой: – Нет. Она наша. – Затем она взглянула на Хакла и прикоснулась к своему животу. – И это тоже наше. Но пока что ничего не было заметно. – Ох, Клем, – выдохнул Хакл. У него сердце разрывалось при виде Клемми. Ему хотелось отыскать брата и вбить в него немножко здравого смысла. – А он знает? Клемми снова покачала головой: – Я хочу сама ему сказать, лично. Хакл горестно подумал о своем обещании Полли: разобраться во всем, заработать немного денег и сразу вернуться домой. И внезапно его возмутило то, что он застрял во влажной и жаркой Джорджии, в то время как Полли сидит на скале, наслаждаясь солнечным светом и прохладным ветром его любимого Корнуолла. Ему хотелось быть там, с ней. Он убрал со стола за Клемми, уснувшей прямо в кресле. Укрыв ее одеялом, он ушел наверх. Но спать не мог. В крошечной запасной спальне не было кондиционера. И он лежал без сна, слушая пение цикад, тревожась: а что, если Дюбоз вообще не вернется? Что ему тогда делать? Он мысленно перечислял те дела, с которыми нужно было управиться на следующий день. Хакл вырос на ферме, и он не испытывал иллюзий относительно тяжести такой жизни. Именно поэтому его мать отчаянно хотела освободить его от фермерского труда, отправить на работу в какой-нибудь офис. Но Хакл не мог сидеть взаперти. На самом деле ему хотелось… Воображение перенесло его в один из дней прошлого года – то был день рождения Полли, настоящий, а не тот нелепый, фальшивый. И именно тогда он наконец установил ту чертову ванну… Они не могли позволить себе роскошную ванну на когтистых лапах, о которой мечтала Полли, – окно ванной комнаты выходило на море, и она представляла, как будет нежиться в душистой воде, любуясь морской далью. Как раз за несколько дней до ее дня рождения Хакл вывозил несколько ульев с участка огромного дома, проданного под квартиры. Уже явились строители, когда Хакл увидел ее. Она не относилась к тем вещам, которые выдают за отреставрированные раритеты; то была настоящая, древняя, огромная медная бадья из тех, что изначально даже не были соединены с водостоком. Хакл уставился на нее с благоговением. – Да уж, здесь старья немало, – сказал проходивший мимо рабочий, тащивший длинную медную трубу. – Если честно, в наше время почти все можно восстановить, и ты можешь продать всякое старое барахло за кучу денег, а эти идиоты будут думать, что заполучили нечто особенное. Но это… – Э-э-э… – протянул Хакл. – Вообще-то… Бадья оказалась больше коляски мотоцикла, так что ему пришлось ехать с чрезвычайной осторожностью, и огромная ванна покачивалась, словно некий гигант, опутанный веревками. Это было небезопасно. Даже весьма небезопасно. Каждый встречный водитель сигналил Хаклу и кричал, что он чертов идиот. И она таки грохнулась, когда Хакл повернул налево, за угол. Ему понадобились целые сутки, чтобы приладить к этой долбаной штуковине трубы так, чтобы нигде ничего не протекало. Нил был в восторге от этого шоу, он не скрывал радостного удивления, когда возникал очередной ручеек или настоящий поток на месте неудачного соединения труб или сквозь дыру в старой трубе, и тупик весело плескался в лужах, пока Хакл ругался и проклинал все на свете, хватая другой отрезок трубы. Но наконец дело было сделано. Начищенная медь изумительно сияла в розоватом свете раннего вечера; была осень, солнце садилось рано, но тот день выдался на удивление ясным. Полли зевала после долгого дня в пекарне. Казалось, в это время года народ буквально подсаживался на углеводы, к тому же ее всякий раз просили что-нибудь подогреть, и она с удовольствием выполняла просьбу, но все это требовало времени. Джейден говорил, что Полли могла бы заработать целое состояние, если бы продавала просто поджаренный сыр и большие кружки чая, и она в какой-то момент вполне серьезно об этом задумалась. Хакл встретил ее у двери, взял за руку и повел в ванную комнату (из которой Полли была изгнана в последние три дня, так что ей пришлось пользоваться душем внизу, – но она еще не привыкла к такой роскоши, как дом с двумя ванными комнатами, поэтому ничего не имела против). – Хочешь сказать, от меня пахнет? – спросила Полли. Но она, само собой, пахла изумительно – теплым хлебом, вишневым джемом, сахарной глазурью… Хакл распахнул дверь. Он наконец нашел применение множеству чайных свечей, которые они прихватили в прошлом году в «Икее», когда покупали самую необходимую мебель. Вокруг них, за неимением в Маунт-Полберне цветочного магазина, он расставил букеты душистого вереска с песчаных дюн. Он использовал полфлакона дорогого масла для ванн – его прислала сестра Полли на Рождество, но та сочла масло слишком хорошим, чтобы им пользоваться, – и купил бутылку второго по дешевизне просекко в лавке Мюриэл. На ведерко для льда денег не хватило, но Хакл насыпал ледяные кубики в раковину и наполнил ее холодной водой, что вполне годилось. Медная ванна слегка напоминала нечто из лаборатории доктора Франкенштейна, тем не менее она мягко сияла при свечах, и душистый пар оседал на окнах – на них отсутствовали занавески, и можно было смотреть в темнеющее небо. В самой ванне, несмотря на то что вода явно была слишком горячей, весело плескался Нил, время от времени поклевывая резиновую уточку, в которую был влюблен, но которая, судя по всему, была равнодушна к его заигрываниям. Полли повернулась к Хаклу и стремительно обняла его. – Это абсолютный хит, лучший из всех подарков на день рождения, и пусть он совсем не похож на ванну с когтистыми лапами! – Правда? – Хакл всмотрелся в ее сияющее лицо. – Или ты предпочла бы отложить деньги на покупку чего-то нового? Полли покачала головой и спросила: – Она герметичная? – Ну, более или менее. – И Хакл с опаской посмотрел на трубы. – И ты это нашел и установил для меня? Хакл кивнул: – Ага. Довольно сложно было. Полли уже стягивала с себя футболку. – Я ее обожаю! Обожаю! Обожаю! Хакл взял бутылку просекко и огляделся. – Черт, – пробормотал он. – Забыл бокалы. – А они двумя этажами ниже, и туда идти по ледяной лестнице! – сообщила Полли. Хакл кивнул. – Возьмем стаканчики для чистки зубов, – решила Полли. – Только смой с них сначала зубную пасту. – Ох, не знаю, – усомнился Хакл. – Наверное, это слегка испортит аромат вина… или улучшит. Это ведь не самое дорогое просекко. Полли усмехнулась: – Меня устраивает. Обнаженная, она прелестно выглядела в свете свечей, и, подумалось Хаклу, ее совершенно не волновало, какое она производит впечатление. Она не была безупречной, не была такой, как красавицы на журнальных фото… или как его прежняя подруга, Кэндис, которая только и занималась что своей внешностью. Но Кэндис терпеть не могла обнажаться, она никогда бы не глянула на себя в зеркало, не найдя тут же воображаемых недостатков в своем подтянутом, безжалостно тренируемом теле. Для Полли же нагота была естественным состоянием человека, снявшего одежду. И крутой изгиб ее бедер был прекрасен. – Нил, убирайся! – приказала она. Нил вспрыгнул на край ванны и сердито запищал. – Что? Ох… – В чем дело? – спросил Хакл. – Он хочет, чтобы я уточку достала из воды. Жутко ревнив! Полли выбросила из ванны резиновую уточку, и Нил тут же подковылял к ней и клювом потащил прочь из ванной комнаты. Хакл понаблюдал за ним. – Твоя птичка очень странная, – заметил он. Полли ничего не ответила на это. – Ты помыл стаканчики? – Да! Открыть… Полли скользнула в воду. – О боже, это изумительно! – воскликнула она. – Ой! – Что такое? – Заклепки. Не беспокойся, мне нравится. Я буду просто стараться их избегать. Она со счастливым видом закрыла глаза.