– Предлагаю акриловую краску – она быстрее сохнет. Он отступает, любуясь вместе со мной пустым холстом. – С чего мне начать? Что изобразить? – Меня переполняет смесь страха и воодушевления. – Начните с набросков. – Он подходит к высокому, от пола до потолка, шкафу, без труда отодвигает одну его дверь и достает плакат на рейке. – Хотите – пишите, глядя на фотографию, хотите – напишите натюрморт. Я могу собрать для вас столик с натурой. Картина в вашей комнате – это вид на лес из двора. «У тебя получится, Ферн», – убеждает меня тихий внутренний голос. – Спасибо! Но я не сразу схвачусь за кисть. Не хочу портить такой безупречный холст. Нико хохочет, запрокинув голову: – Вокруг вас холсты, которым не нашлось применения. Они предназначены не для украшения стен, а для того, чтобы их подпирать. А есть такие, которые ожили при первом же мазке. Возьмите! – Он наклоняется за большой, многократно сложенной тряпкой. – Если не захотите показывать мне вашу работу, пока она не будет готова, накройте ее парусиной. Я вас не обману, даю слово. А сейчас я покажу вам одну свою работу, не законченную по причине временной разлуки с музой. Я тут же вспоминаю прошлую ночь. Нико что-то бормотал на эту тему – не помню точно, что именно. Он упомянул музу, а еще назвал меня ангелом… Я оборачиваюсь, он сдергивает с одного из холстов накидку, и у меня падает челюсть. Мне очень понравилась незаконченная уличная сценка в его родном городке, но это что-то совершенно другое: изящное, полное любви, которой светится каждый мазок. При этом две трети хоста еще пустуют. Фон уже ожил: на него нанесены очертания женского лица, женской фигуры, но подробностей нет. И все же картина уже завораживает, чистые две трети холста воспринимаются как зияющая дыра. – Здесь озеро, да? Но это не та женщина, которую рисовал ваш отец, не ваша мать. При том что стиль его… Он качает головой: – Да, это не она. Хотя она послужила вдохновением. Она часто убегала, когда отец становился невыносим. Я находил ее сидящей в высокой траве и смотрящей на воду. Она называла это своим кусочком рая. – Это так красиво, Нико! Что вам мешает это завершить? Получилось бы еще лучше. Он долго смотрит на холст и ничего не отвечает. – Эта женщина часто посещает меня в снах, – произносит он наконец. – То, как она сидит, поджав ноги, у меня вот здесь. – Он похлопывает себя по лбу. – Но когда кисть прикасается к холсту, ничего не происходит. Мне нужна натурщица. Однажды я позвал Сеану, но мы оба знали, что из этого ничего не выйдет. Я набросал ее в нескольких позах, но без вдохновения. На эту картину я не жалею времени, через нее я поклоняюсь захватывающей женской красоте – внутренней и наружной. Вот она и терпит, ждет, когда меня посетит муза. У меня перехватывает дыхание от остроты чувств, кроющихся за его словами. Кажется, я его понимаю. У каждого живописца должна быть муза. – Вы с Сеаной очень близки. Вы давно знакомы? Он отвлекается – поднимает завалившийся холст. – Давненько, – откликается он через плечо. – У меня была многолетняя депрессия, она помогла мне ее преодолеть. Кажется, с тех пор минула целая жизнь! – Он поворачивается и смотрит на меня. – Из-за этого мы всегда будем друзьями; так часто бывает между психологом и пациентом. Теперь у нас с ней общая цель, результат жизненного опыта: расширить этот бизнес, создать центр здорового образа жизни. Здесь будут исцеляться. Первоначально эта идея проистекла из опыта Сеаны с ментальными практиками и холистическим врачеванием. Мы мечтаем пригласить еще одного профессионала, чтобы с ним двинуться дальше. – Замечательная идея, Нико! Это чрезвычайно манящее место – гостеприимное, комфортабельное, здесь так легко освоиться! Такой шаг вперед – самое естественное развитие. Взять хотя бы тех, кто проводит здесь эту неделю: у каждого есть в жизни что-то грустное, и они, сами того не сознавая, не могут с этим расстаться. Удивительно, что вы еще не взялись за осуществление вашей мечты. Нико расправляет плечи, чтобы снять напряжение, кладет ладонь себе на затылок. У него мощные руки, и я ловлю себя на том, что заворожена каждым его движением. От него не оторвать взгляда, как от прекрасной картины. Яркий человек, захватывающий мечты! – Все упирается в деньги. Мои работы хорошо продаются, но если не тратить время на живопись, то становится нечего предлагать галереям. Я отстаю от собственного расписания, но летние месяцы здесь всегда такие. На кону не только мои собственные заработки, но и доходы всех тех, кто вложился в мою мечту. Из коридора несколько секунд доносятся голоса. – Меня снова посетит муза, и краска польется рекой, – говорит он, снова поворачивается к своей загадочной даме и закутывает ее в тонкую накидку. – Без этого никак. Пока я не допишу эту картину, не будет мне покоя. Но вы сейчас здесь не для этого, вам нужно думать о начале вашего собственного творческого пути. Это говорится со смелым энтузиазмом. – Назовем это «пурпурным периодом», – отвечаю я хихикая. – Достаточно повернуть голову и посмотреть в окно, чтобы меня посетило вдохновение. – И верно, темно-красные вьющиеся розы на каменной стене – это истинный водопад красок. – Скорее запечатлевайте, освещение все время меняется. Но у вас хороший глаз, я тоже считаю, что самый волнующий цвет у сада – перед наступлением сумерек. Я, как подброшенная пружиной, кидаюсь к окну, доставая по пути телефон, чтобы сделать фотографию. Конечно, мне на ум приходит Эйден, и я молю Бога, чтобы Он позаботился о его безопасности. 12. Моя зона комфорта Вечер затянулся. Мы с Нико трудились молча. Оказалось, что деревенская сцена у него на родине – его излюбленная тема. Я часами ходила кругами, Нико то и дело появлялся у меня за плечом и давал дельные советы. На пол слетали один за другим испорченные листы, и с каждой новой неудачей я испытывала все больше разочарования. В конце концов Нико предложил отправить ему фотографию, которую я сделала, прежде чем встать к мольберту, и принес мне ее большую цветную распечатку. – Повесьте это перед собой и возьмите кисть. Слишком много думать вредно: это мешает потоку чувств. Первая попытка может огорчить, а может и обнадежить, когда вам удастся выразить то, что вы видите здесь. Действуйте, а то я никак не вернусь к своей работе. – По его твердому взгляду я поняла, что он прав. Волей-неволей я начала. Уже во втором часу ночи у меня завибрировал телефон, нарушив компанейское молчание, в котором мы трудились. «Пит-стоп. Мы уже отъехали на сотню км от неприятностей. Все хорошо, только сильная усталость. Жди нас, Аделаида! Завтра, когда мы туда доберемся, я тебе позвоню. Люблю тебя, детка, напрасно я тебя напугал». Ладно бы одну меня, но еще он нагнал страху на Ханну. Я со вздохом звоню ей, сердясь на него. – Эйден в порядке. Завтра он доберется до Аделаиды. Я еще не прикинула разницу во времени и не знаю, в котором часу это будет. – Представляю, каково тебе! Это ужасно – не знать, где он и что с ним происходит. Эйден отправился разглядывать достопримечательности, а не искать неприятности. Очень тебе сочувствую, Ферн. Я слышу в ее голосе облегчение, но не только. Я тоже рассержена. – Что ж, теперь можно перевести дух и поспать. – Что ты делаешь? Читаешь? – Нет, пишу картину! Трудно будет отложить кисть… – Ух ты! Рада это слышать. Не поздновато? Спокойной ночи! Будем надеяться, что завтрашний день выдастся более спокойным. * * * Я опаздываю к завтраку. Но есть и хорошая новость: добравшись глубокой ночью до постели, я тут же уснула, поэтому отлично выспалась. – Привет, Ферн! – раздается у меня за спиной голос Сеаны. Я уже нагрузила тарелку круассанами и джемом. – Нико сказал, что вы поможете в мое отсутствие. Спасибо вам! Я уеду с легким сердцем. Вижу, она искренне рада. – Всегда пожалуйста. Для меня удовольствие принести пользу. В двери появляется Бастьен и зовет Сеану. – Похоже, у нас не все гладко. Пойду разберусь. – Она слабо улыбается и оставляет на столике свою тарелку. Бастьен – единственный инструктор, с которым я еще не успела поговорить, но только потому, что он редко показывается. Слышать я его слышу – то есть не его самого, а стук его молота по металлу в небольшой лощине, где стоят сараи. Я подхожу к увлеченно беседующим Келли и Патриции. – Доброе утро! Надеюсь, вы обе хорошо выспались. – Лучше не бывает! – весело отвечает Келли. – Так и есть, благодарю, – подтверждает Патриция. – Сегодня утром я не пойду в огород, – предупреждает Келли. – Патриция зовет меня в гончарную мастерскую. Заманчивое предложение! А еще я договорилась с Тейлором об уроке у него в столярке сегодня после обеда. Мы осваиваем токарный станок, учимся делать грибочки. Звучит как занятия кулинарией! – Она так воодушевлена, что Патриция не удерживается от легкой игривой улыбки. – Правильно, тебе будет интересно утром тоже попробовать что-то новенькое, – поддерживаю я Келли. Уверена, Одиль с радостью примет новую ученицу, а у Келли появится возможность расширить свой круг общения. Игра на гитаре здорово укрепила ее уверенность в себе. От колючести, которой она отличалась по прибытии, почти ничего не осталось. – В нашей прополочной бригаде пополнение, – сообщает Патриция, робко глядя на меня, кусает свою бриошь и, помолчав, объясняет: – Нам вызвался помочь Стефан. Я стараюсь сохранить серьезное выражение лица. Это отличная новость: он станет для Патриции хорошим напарником. Моя компания новичков уже встала на ноги, с одним из них даже придется вскоре проститься. Трудно поверить, что уже четверг. У меня ощущение, что я здесь давным-давно, чувствую себя здешней, местной. Ирония в том, что я лучше провожу время, чем Эйден, все это затеявший. Для меня это терапия, я чувствую, как заряжаются мои батарейки.