* * * Расставаться трудно. Зато у меня была возможность убедиться, что Оуэн и Ханна уже не нуждаются в старшей сестре так остро, как раньше. Пришло время это признать. У них собственная жизнь, и они перед ней не пасуют; да, мы ужасно друг по другу скучаем, но когда встречаемся, чувствуем себя так, словно и не разлучались. Уехав, я стала думать по-новому; мать с отцом подозревали, что результат будет таким, потому, наверное, и не возражали, когда мы Эйденом посвятили их в свои планы. Дверь мастерской распахивается. Увидев выражение лица Нико, я сразу понимаю, что он явился с недобрыми вестями. – Новости от моего агента. Переговоры о приобретении последней картины прерваны. В последнем письме написано, что владелец не желает ее продавать. Причины отказа не указаны. Я имел глупость убедить себя, что все завершится очень быстро и успешно. Тем труднее смириться с неудачей. Я инстинктивно прикрываю левой ладонью рот. – Ах, Нико, как же я вам сочувствую! Мы уже были в одном шаге от празднования победы… Подойдя к нему, я чувствую, как из него сочится боль. Он получил сокрушительный удар, невозможно принять неспособность что-либо изменить. – Теперь у моего агента связаны руки. У него нет выбора, остается только ждать, что будет дальше. Вдруг со временем к нему опять поступит предложение продолжить переговоры? У меня нет слов, чтобы его утешить. Мы трудимся всю ночь. Знаю, Нико, как и я, переполнен противоречивыми чувствами. Я не могу утешить его так, как ему – я инстинктивно чувствую, как именно, – хотелось бы. Чем ближе я к нему подступаю, тем сильнее меня к нему тянет, но существует черта, которую я просто не могу переступить. Но наша тесная связь не требует воплощения в словах. Находиться в одном помещении – уже утешение. Не означает ли даже молчание измену, если оно так наполнено смыслом? Наступает момент, когда у меня уже нет сил поднять кисть. Уходя, я знаю, что Нико немного успокоился, хотя бы немного принял то, чего не в силах изменить. 21. Удивительный поворот событий – Я должна кое-что вам сказать, Ферн. Пару важных вещей. У вас найдется пять минут? Давайте прогуляемся. Утро прохладное, но мне нужно место, где нас не подслушают. Я хмурюсь. Кажется, дело серьезное, хотя я не представляю, что сейчас услышу от Келли; остается надеяться, что не что-то плохое. Я уверена, что их отношения с Тейлором чисто платонические. Если нет, то, значит, я плохой физиономист. Я киваю, снимаю со спинки стула куртку и иду за Келли к двери гостиной. – Проблемы? – спрашиваю я ее. Надеюсь, это звучит как ни в чем не бывало, без намека на тревогу. – Да. То есть нет. Не то чтобы… Я подбадриваю ее улыбкой: – Ты уже перечислила крайние варианты и все между ними. – Действительно! – смеется она. – Хочу попросить вас об услуге, а еще хочу кое-чем поделиться. Только чур это строго между нами! Мне немного неудобно… Заранее спасибо. Даже не знаю, с чего начать… Мы покидаем двор и заходим в сухую шуршащую траву. Конечно, Прованс красив в любое время года, но сейчас особенно кстати порадоваться тому, как хорошо, как уютно мы примостились у подножия громоздящихся вдали гор. – Делай так, как тебе удобно, Келли, – говорю я, натягивая на уши шапку с помпоном. Она хихикает и поправляет свою шапку. – Что такое? – спрашиваю я. – Ди-Ди молодчина, но в этих вязаных шапочках мы смахиваем на эльфов! Я смотрю на нее, и обе мы разражаемся хохотом. Дело не в фасоне наших головных уборов, а в том, что Ди-Ди пустила в ход все свои «излишки», как у нее это называется. Шапочки у нас радужные, если только в природе бывают радуги с четырьмя десятками цветов. У меня помпон голубой, у Келли фиолетовый. – Подумаешь! – Я пожимаю плечами. Келли тут же подхватывает: – Своевременная мысль! – Она выдерживает короткую паузу и продолжает: – Учтите, услуга немаленькая. Я сказала отцу, что не хочу возвращаться. Не вообще, но в обозримом будущем. Вот я и прошу вас поговорить об этом с Нико, вдруг у него другие планы? Сама я не хочу: он может смутиться, если не одобрит эту идею. Я останавливаюсь, Келли тоже. Но долго стоять неприятно, сырость пробирает до костей. – Пойдем-ка в сарай, – предлагаю я, и мы ускоряем шаг. – Подвинем скамейку, у стенки будет теплее. У сарая всего три стены, это, скорее, навес, но даже он защищает от ветра. – Поговорю, о чем речь! Но я заранее знаю, что Нико одобрит твое решение остаться. Ты очень полезный сотрудник: ведешь занятия по рукоделию, хорошо общаешься с гостями. Ты откровенна с ними, когда это необходимо. – Это вы насчет того, что я резала себе вены? Я хотела сбросить с плеч этот груз. Вопрос стоял так: либо сюда, либо в лечебное учреждение, под постоянный надзор. Был и вариант похуже: отец собирался запереть меня дома и приставить ко мне сиделку. Стыдно сознаться, я подумывала еще раз полоснуть себя бритвой. Она сжимает челюсти, я, наоборот, изумленно разеваю рот, глаза наполняются слезами. Я не успеваю выразить ей сочувствие, потому что она спешит продолжить: – Мне нужно, чтобы вы знали, что мое прежнее уныние прошло. Оказалось, что я могу делать вещи, которые укрепляют волю к жизни. Здесь я чувствую себя на своем месте. Только здесь я могу такое сказать. Вы же знаете, что это вы с Патрицией вернули мне веру в себя? С тех пор она только крепнет. – О, Келли! Ты – само сопереживание, сострадание и любовь, иногда от этого прямо дух захватывает! Странно, если ты этого не знаешь. Ты всех вдохновляешь, ты не по годам зрелый и терпеливый человек, потому что умеешь выживать при любых обстоятельствах. Надеюсь, ты заметила недавнюю перемену в Тейлоре – опять-таки благодаря тебе. Даже Бастьен стал гораздо общительнее, потому что ты вовлекаешь его во все, во что только можно. – Вообще-то, мы – странная команда, правда? Три мушкетера… – Она откашливается. – А теперь плохая новость. Отец требует, чтобы я вернулась, хочет, чтобы я была у него на виду, как он выражается. Он называет происходящее здесь у нас культом, он уверен, что мне промывают мозги. Я широко раскрываю глаза. – Он говорит ТАКОЕ? – Да, буквально! Если Нико ответит согласием, то, может быть, вы поговорите с моим отцом? Я буду рядом, вы поймете, что говорить, когда он опять заведет свою волынку. Я качаю головой, давая понять, что мне реакция ее отца совершенно непонятна. Что за безумное обвинение! – Конечно! Я все сделаю, чтобы тебе помочь, Келли. Сегодня же вечером я поговорю с Нико. Он только вчера тебя нахваливал. Она довольно улыбается: – Буду ужасно вам признательна, Ферн, спасибо! Ну а теперь – неудобная часть… Она смотрит себе под ноги, смущенно топает по твердому земляному полу. То, что она отводит глаза, – тревожный знак. – Ваша сестра Ханна спрашивала меня, нет ли у вас романа с Нико. У меня пересыхает во рту, я судорожно сглатываю, прежде чем что-то из себя выдавить. – С чего она это взяла? – Я не могу сдержать разочарованный стон. Келли смущенно пожимает плечами: – Вы сильно сблизились, он ваш наставник, у вас особенные отношения. Мы-то знаем, что они сугубо рабочие, но Ханна была шокирована… нет, правильнее сказать, удивлена. Она поделилась со мной своим подозрением под большим секретом, но на вашем месте, Ферн, я бы постаралась разуверить сестру. Судя по тому, как смотрит на меня Келли, я начинаю подозревать, что это не только сообщение и совет, но и вопрос. – Я очень это ценю, Келли. Обязательно постараюсь ее разубедить, и сделаю это так, чтобы тебя не выдать. Ужас, что она так подумала, и очень несправедливо по отношению к Нико. Она кивает: – Я тоже так считаю. Но я перед вами в долгу, Ферн, и мне жалко Ханну, у нее был настоящий стресс. Я силюсь что-то сказать, чтобы поменять тему и ослабить напряжение. – Как Патриция? – Как я могла забыть! Голова пухнет от разных мыслей. Она скоро к нам заглянет по дороге в летний домик, который они с мужем снимают в двадцати километрах к югу отсюда. – Когда? – радостно интересуюсь я. – Здорово будет с ней повидаться. – Двадцать третьего декабря, но она еще должна подтвердить дату. Она хотела сделать вам сюрприз, но я решила заранее сообщить, чтобы вы не составили планов и не разминулись с ней. Все-таки это воскресенье. – Ты и она – очень важные для меня люди. Ты появилась здесь как раз в мой первый волонтерский день. – Да, вас тогда не пожалели! – Полюбуйся, какой путь мы с тех пор проделали! А теперь все, пора идти греться. Кажется, я отморозила ноги. – И я. Отличный повод потребовать у Марго горячего шоколаду. – Прекрасная мысль!