– Не бойтесь. Ступеньки узковаты, крепко держитесь за поручень. Обещаю, вы не пожалеете. Темно было и внизу, но здесь, в темноте, совсем мрак. Огоньки наших свечей отчаянно трепещут. Наверху нас ждет простор, галерея почти пустых комнат. В углу первой сложены коробки, у стены стоит кое-какая мебель. Сама комната смахивает на пещеру, шагая, мы поднимаем пыль, я боюсь расчихаться. Войдя в следующую комнату, Нико вдруг замирает, глядя вверх. Я присоединяюсь к нему, нам в лица светят две наши свечи. Поставив на пол свой подсвечник, он что-то ищет в темноте и приносит два толстых одеяла. На чердаке холодно, сюда почти не доходит тепло старой отопительной системы в главной части здания, а то, что доходит, быстро улетучивается в нежилой пустоте. Он расстилает одеяла на полу, подносит свечу к лицу и задувает. Я следую его примеру. – Утепляйтесь, – командует он мне, садится на одеяло и кутается в него. Мы лежим и смотрим на синее-пресинее небо в широком окне в крыше. В сумраке оно похоже на картину. Мои глаза постепенно привыкают к темноте и уже видят россыпи несчетных звезд. – Какая красота, Нико! Живое полотно! Он поворачивает голову, но я не вижу выражения его лица, только отражение лунного света в его глазах, позволяющее угадать улыбку. – Я прихожу сюда, когда мне бывает неспокойно. Здесь я вспоминаю, что жизнь обширнее того, что мы о ней знаем. Вселенная слишком необъятна, чтобы воображать, будто она ограничивается нашей маленькой планетой и будто жизни нет больше нигде. Какое нелепое допущение! Я не могу оторвать взгляд от небес. Чем дольше это длится, тем больше в них оказывается слоев, тем больше я вижу. Плоскость начинает раскрываться, появляются глубина и перспектива, о которых я раньше даже не догадывалась. Это как свет в конце длинного тоннеля, когда взгляд привыкает и различает все больше там, вдали. – Страшноватая мысль… – Я стараюсь от нее отмахнуться. – Сколько вы видели падающих звезд? – Всего две за долгие годы, – сознается Нико с удрученной улыбкой. – Я подолгу вглядываюсь в небеса и знаю, что падающая звезда – большая редкость. Вы первый человек, которого я сюда привел. Это было тайное место моей матери, мы залезали сюда поздним вечером, лежали, болтали и дивились изобретательности Всевышнего. Он глубоко дышит, как будто выполняет предписанные Пирсом упражнения по релаксации. – В чем причина вашего беспокойства в этот раз? – спрашиваю я, догадываясь, что шато – то место, где Нико может быть самим собой. Может быть, его настигли старые воспоминания? – Пришло новое письмо о последней картине. Я смотрю на него, надеясь, что весть добрая. – Обнадеживающее? – Не сказал бы. Мой агент предпринял меры по возобновлению переговоров. Он получил сведения о смерти владельца картины вскоре после нашего последнего обмена письмами и о нежелании наследников обсуждать продажу картины. Ему ясно дали понять, что все кончено. Я закрываю глаза, искренне ему сочувствуя. – Может быть, для них невыносимо расстаться со столь дорогим предметом? Не торопитесь переживать, Нико. Если бы они собирались ее продать, то существование такого ревностного покупателя заставило бы их задрать цену. Не считайте это плохим известием, это просто не тот результат, которого вам хотелось. Он поворачивается на бок, я тоже, теперь мы смотрим друг на друга. Нас разделяют полметра, и этого достаточно для зрительного контакта, даже в темноте. – Не всегда все получается по нашему хотению… – бормочет он. – Вы полюбили мужа с первой встречи? Это странный вопрос, заданный, полагаю, из чистого любопытства. – Да, всем сердцем. Люди цинично относятся к любви с первого взгляда, принято считать, что безумная любовь в молодости недолговечна. Но это не так, если лелеять ее и не принимать друг друга за само собой разумеющееся. Нико изучает мое лицо. – Тем не менее он отпустил вас на целый год. Это большой риск, зачем так рисковать? Такие вещи трудно объяснять, большинство ни за что не поймет. Надо жить нашей жизнью, чтобы понять, как мы оказались в этой точке нашего жизненного пути. – Бо́льшим риском было бы оглядываться в прошлое с вопросом «что, если?..». Или жалеть о несделанном. Мы оба этого не хотели. Нам нужно было точно знать, достаточно ли мы сильны, чтобы пережить еще одну крупную перемену в нашей жизни, которая забросит нас неведомо куда. Я пошла на это без особенного желания, зато столько узнала о себе! Теперь я готова согласиться, что трудности стоили того, чтобы их превзойти. Я не знала, что моя спрятанная творческая жилка просится наружу. – Говоря это, я стесняюсь оптимизма, звучащего в моем голосе. Нико ворочается, закладывает руки за голову, чтобы лучше меня видеть. Я делаю то же самое и чувствую на своем лице его дыхание, наслаждаюсь обволакивающим меня запахом его лосьона после бритья. – Подозреваю, что для вас, Ферн, на первом месте всегда были другие, для самой себя у вас не оставалось времени. Вы сильно изменились с того дня, как сюда приехали. Тогда вы были нервной, неуверенной, явно вышедшей из своей зоны комфорта. Вдруг, вернувшись, вы уже не почувствуете себя дома? Возвратитесь тогда к нам? Сердце рвется у меня из груди, мне делается невыносимо грустно. Грустно за Нико и за свою неспособность ответить на его вопрос. Что, если он прав? Разве я сама не задавала себе тот же самый вопрос, причем неоднократно? Я пыталась от него уйти, потому что у меня есть другая жизнь, потому что ожидается, что я к ней вернусь. Я здесь не по наущению свыше. Ничего из этого не должно было произойти, я сильно ошиблась бы, если бы отнеслась к этому как к знаку, если бы придала своей жизни здесь слишком много смысла, не говоря о том, чтобы изменить вследствие этого всю свою жизнь. Я насмотрелась на то, как люди совершают дурацкие ошибки и потом рвут на себе волосы. – Я устала, – сознаюсь я. – Так устала, что даже не могу думать. – Я еще раз прогуляюсь с вами через двор, когда вы будете готовы. Боюсь, жизнь без вас здесь будет… в чем-то неполной. Другой. Пустоватой… Простите, если это не то, что вы хотели услышать, Ферн, но я этот день никогда не забуду. Я про тот день, когда буду провожать взглядом вашу машину. Ни он, ни я не делаем попыток встать; мы оба лежим на спине и смотрим вверх, туда, куда не проникнуть невооруженным взглядом. В конце концов ломота от неудобного лежания гонит нас вниз. Мы спускаемся в дружелюбном молчании. Оба мы пребываем в смятенных чувствах. Правда, меньше чем через двенадцать часов к нам пожалует особенный гость, встречу с которым все предвкушают. Патриция – женщина сдержанная, даже тихая, но за свое короткое пребывание здесь она успела познакомиться буквально со всеми. Надеюсь, через несколько часов сна, и Нико и я станем веселее. Нет смысла горевать из-за того, что мы не в силах изменить. Пора, наверное, признать, что у судьбы есть свой план. 25. Неожиданный рождественский подарок Марго командирскими жестами направляет всех нас куда требуется: в гостиную, готовить ее к праздничному французскому буфету. Ребята собрали зелени, Пирс вызвался помочь Бастьену срубить рождественскую елку. – Кривовата, – заключаю я, когда они показывают мне свою добычу. – Не беда, достаточно будет повернуть ее вот так… – Я показываю, как спрятать лысое место. – Молодцы, отлично! Оба страшно довольны собой, их лица еще красны от усилий и от морозного ветра. Сеана уже распаковывает елочные украшения и раскладывает их на диване. Келли, Тейлор и Ди-Ди вяжут на козлах букетики остролиста, плюща и омелы. Нико, забравшись на лесенку, развешивает их на толстых дубовых стропилах, беря из рук Одиль. Чудесно наблюдать этот совместный труд, слушать их веселую болтовню. Дверь кухни открывается, у меня тут же начинают течь слюнки от запаха жарящегося в духовке мяса. – А музыка? – напоминает Марго, ставя на стол два блюда. Бастьен заталкивает в ведро последний камень для закрепления ствола елки, пока Пирс его поддерживает. – Сейчас решим, Марго! – отвечает Бастьен. – Помощь нужна? – Бастьен очень добросердечен и всегда готов помочь. – Обязательно! Так много еще не сделано! – Сегодня она во всем черном, как обычно, не считая синего платочка на шее. Это говорит о том, что она собирается распустить волосы и танцевать. Часы тикают, но обстановка замечательная. Все отдыхают от работы, чувствуется, что праздник уже начался. Я счастлива, что нас решила навестить Патриция, ради нее и в ее честь все стараются вовсю. Когда она была здесь, я переживала, что она сторонится групповых занятий, зато на индивидуальных уроках она ни для кого не жалела времени. Я предвкушаю знакомство с ее мужем. Потом они отправятся отмечать Рождество в свой коттедж. Для нее, конечно, облегчение, что он опять может вести машину. – Я сбегаю в сад, хочу чем-нибудь расцветить центр стола, – предупреждаю я Сеану. Она улыбается до ушей, чувствуется, что настроение у нее праздничное. – Одна нога здесь, другая там. Потом помогу украшать елку. Там еще остались цветущие розы, их защитила высокая стена. Не сомневаюсь, Нико будет только рад, если я их спасу для всеобщего удовольствия. – Отличная мысль! – одобряет она. – Цветы зимой – настоящее сокровище. Мы киваем друг другу. Я замечаю, что после появления Пирса она буквально расцвела. Странно, что я не видела этого раньше. Он тоже расправил плечи, но я все больше пониманию, что этот человек строго следует своему кредо. «Порядок – это все» – вот его любимая мантра, он не успокоится, пока порядок не восторжествует на каждом квадратном сантиметре. Я гадаю, чем вызван душевный подъем Сеаны: благодарностью Пирсу, взявшему на себя немалую часть обязанностей Нико, или личными причинами. Было бы замечательно, если бы между ними пробежала искра приязни. Одиночество – ужасная вещь, и двум этим трудоголикам было бы полезно проявить внимание друг к другу. На ходу я пишу сообщения – быстрые ответы Оуэну и Ханне на их отклики в одну строчку. Вчера утром Эйден в Скайпе снова был совсем невесел. Думаю, чем дальше, тем сильнее ему не хочется ставить точку в нынешнем проекте. Он привязался там к нескольким людям, особенно к одной семье. Он помогал им восстановить дом после пожара и теперь чувствует себя виноватым, отправляясь в путешествие ради чистого удовольствия. Но его статус в Мексике по закону страны не может превысить двадцати четырех недель; визы волонтерам подразумевают безвозмездный труд, и, оставшись дольше, он нарушит закон. Но больше всего я опасаюсь изменений в его отношениях с Джосс. Он никогда о ней не заговаривает, но она всегда присутствует на заднем плане. Мне всегда больно думать об Эйдене. Нико спрашивал, что будет, если, вернувшись домой, я столкнусь с тем, что там все изменилось. Что, если изменится мужчина, за которого я вышла замуж, – настолько, что я перестану его узнавать? Мне нужно помогать людям; я выстроила для себя эту роль как дочь, сестра, жена, домашняя хозяйка. Но сейчас они обходятся без меня; когда я вернусь, оба мы начнем с того места, где прервались. Не почувствуем ли мы себя чужими друг другу, пока не научимся снова быть парой, любовниками, как раньше? Джосс производит на меня впечатление свободной души, старающейся сполна проживать каждый новый день. Если судить по тому немногому, что я слышала от Эйдена, она свободна и одинока, то есть обходится без мужа и без домашних обязанностей. Жизнь легка, когда приходится ублажать одну себя. Но, может быть, Эйдена это вдохновляет, а то и возбуждает? Всю свою взрослую жизнь он провел в твердых отношениях; не изменился ли он с момента нашей разлуки? Я нахожу наконец в саду то, что искала, – островок ярких красок в дальнем углу, где сходятся две высоких каменных стены. Отодвигая побеги зимнего жасмина, я составляю букетик из алых цветов. Их аромат пробивается сквозь сладкий запах цветущего жасмина. Я застываю, вдыхая его вместе с холодным воздухом. У меня сводит зубы, но как пьянит этот аромат! Не исключено, что в моей жизни предстоят кардинальные перемены. Осталось ли до сих пор что-то от той, прежней моей жизни? Я уже не могу представить ни дня без занятий живописью. Поймет ли Эйден, как это теперь для меня важно? И сумеет ли он вернуться к нашей прежней уютной жизни после своих захватывающих приключений? От бедности и отчаяния к чудесам света – и оттуда опять в домашний рай? Если задуматься, то это было бы сумасшествием. Пока наш год врозь не закончится, точных ответов не будет. Я скучаю по нему. Я привыкаю к разлуке, но естественной ее не назову. Такое ощущение, что недостает частицы меня самой, что целостность вернется, только когда мы воссоединимся. Или я обманываю себя, что все так просто? * * * На стоянку заезжает замечательный черный дом на колесах. Мы с Нико торопимся через двор навстречу гостям. К нашему удивлению, за рулем сидит Стефан. Он идет открывать пассажирскую дверцу, и я радостно машу рукой улыбающейся Патриции. Стефан подает ей руку, она вылезает и спешит заключить меня в объятия.