– Ты попросил Призыв… – прошептала Дарина. – Да, но я не чувствую… Я помнил, может быть, даже слишком хорошо, как сработал второй Призыв. Мучительную боль, наполнявшую тело. Исказившийся мир, когда зрение начинало меняться, и я видел все, от тепла и рентгеновских лучей до ультразвука и движения электронов в проводах. Тянущее ощущение в кистях, когда запястные железы генерировали силовое поле. Ничего не было. – Надо уходить, – сказал я. Подошел к окну, глянул вдоль улицы. Танцор со стаей «тюменских мышей» подходил к дому, где мы укрылись. – Милана! – Дарина выбежала в соседнюю комнату, схватила подругу за руку, потянула за собой. Милана подняла на нее затуманенный взгляд. Встала, подхватив малыша тэни в охапку, пошла за Дариной. – Выберетесь через окно, – сказал я. – Как только они войдут. И убегайте от центра города! Я махнул рукой, указывая направление. Дарина замотала головой. Милана все так же задумчиво смотрела на меня. Ребенок засунул в рот палец и увлеченно его сосал. – Там открывается портал, – кивнул я в направлении центра. – В парке, рядом с памятником Соразмерности, километр триста метров от нас, до открытия тридцать две минуты. Гвардейцы оттесняют Измененных, те уходят. Десантные боты ждут на окраине, у разрушенной эфирной фабрики… Я замолчал. Откуда я это знаю? Все эти памятники, фабрики… минуты и километры… Что-то изменилось. Что-то кипело во мне, менялось, но не так, как я привык. Все иначе. Я чувствовал бушующую энергию, но будто придавленную крышкой. Ядерный реактор, в который опущены замедляющие стержни. Широкая река, перегороженная плотиной. Образы, только образы. Неясные тени того, что со мной происходит. Попытка разума осмыслить то, что не предназначено для человеческого сознания. – Мы не уйдем, – просто сказала Дарина. Встряхнула руками – из пальцев выдвинулись короткие когти. Жница посмотрела на них с удивлением, словно не ожидала, что это получится. – Мы тебя не бросим, – произнесла Милана. Я застонал, осознавая, что мне их не переспорить. А еще ужаснее было понимать, что Форт все-таки дал мне третий Призыв. Но он не сработал. Девушка из Форта не зря спросила: «Стер?» – с таким недоверием. Ничего Высший не стирал. Заблокировал. Наглухо. Оставил какие-то крохи, обрывки. Я не смогу принять третий Призыв. Из соседней комнаты донесся шелестящий звук, шепот маленьких лапок, когда несколько фрагментов чистильщика вбежали внутрь. Вбежали и замерли. Потом послышался писк, радостный и возбужденный. Чистильщик почуял добычу. – Бегите! – выкрикнул я, уже не таясь. Схватил Милану за плечи и потряс. – Бегите! Послышался новый звук, быстрый, словно что-то стремительное ворвалось в помещение. В следующий миг случилось все сразу. Дарина шагнула к дверям, слегка наклоняясь в боевой стойке жниц. Взгляд Миланы прояснился, будто она очнулась от забытья. А маленький тэни вынул палец изо рта, протянул руку и прикоснулся к моему лбу. Плотина во мне хрустнула и раскололась. Мир застыл и утратил цвета. Стал черно-белым, как рисунок в книжке. Утратил объем. Превратился в двумерную схему, где двигался только я. Я потянулся к Дарине, Милане и мальчику тэни. Его звали Карир, ему было три с половиной года, и в нем пылал непроявившийся смысл. Мысленно я склонил голову и пообещал, что все мои действия временны и вынужденны. Потом вобрал Дарину, Милану и Карира в схему своего существования. И вышел в реальный мир. Девчонки исчезли, и мальчик исчез. Я стоял, глотая воздух, скорее по привычке, потому что в дыхании не было никакой необходимости. Второй Призыв – это было очень круто. Почти на грани предсингулярной личности, близко к силам Прежних и Инсеков. Как лихо я сражался с гвардейцами в этом самом городе… Но теперь я не просто я. Нас стало больше. В дверях возникает танцор. Он появляется так быстро, словно материализуется из воздуха. Неподвижное белое лицо с застывшими в полуулыбке тонкими чертами поворачивается ко мне. Я-мы смотрю на танцора и скапливающихся за ним «тюменских мышей». Передние и боковые руки танцора протягиваются к нам. Из кончиков пальцев выхлестываются тонкие, будто стилеты, силовые лезвия. Потом танцор перемещается к нам, вращаясь в стремительном фуэте. Все шесть рук ударяют по нам, лезвия пронзают тело, танцор замедляется и останавливается, выжидая. Я-мы перевожу взгляд на чистильщика. Две женские ДНК, краб и опоссум. Господи, зачем опоссум-то? Чтобы откуда-то взять мех? Краб – понятно, краб отвечает за короткие клешни у рта. Удивительно мерзкая биоформа. Фрагменты чистильщика трясутся и превращаются в белую слизь. – Kuka sinä olet?[8] – спрашивает танцор. У него чуть-чуть шевелятся губы, как у хорошей куклы. Почему-то я-мы раньше не думал, что он умеет говорить – нормально, ртом, как люди. Хотя почему бы и нет? Этот язык снова мне-нам незнаком, но это не мешает. – Melkein ainutlaatuinen persoonallisuus[9], – отвечаю я-мы, потому что любой вопрос заслуживает ответа. Подхожу к танцору и обнимаю его, краем сознания ощущая, как силовые лезвия беспомощно пронзают мое тело. Танцор сминается, как надувная кукла, из которой выпустили воздух. И падает на пол двумя обнаженными телами, покрытыми клочьями слизи и сгустками крови. Девушка и парень. Странно, я-мы думал, их будет трое… Ах, да! Считать надо по общему количеству конечностей! Вот как они управляются. Парень хнычет, прижимая ладони к лицу. Девушка вздрагивает, молчит, молотит воздух руками и ногами. «Не убивай их», – просит Милана. «Скорее всего, их убьет нервный шок», – говорит Дарина. Карир молчит. Но где-то в своем плане существования он тоже просит не убивать. Я-мы перешагиваю через тела и иду к дверям. Остатки чистильщика хлюпают под ногами. В двери вваливается стельщик, мгновенно оценивает происходящее и топчется, неуклюже разворачиваясь.